Собственность Шерхана - Ирина Шайлина Страница 12

А Имран нашел мой рот и впился жестким поцелуем, губы терзал. Его язык проник в мой рот, а у меня слезы текли без остановки, и вкус у нашего поцелуя был соленый — соленый.

Плакала оттого, что сопротивляться не могу. Оттого, что целуя врага семьи и отца своего ребенка. Оттого, что нравится и на поцелуй этот тело мое реагирует, и сопротивляться совсем не хочется.

Только сдаться Шерхану в добровольный плен.

Он руки мои опустил, накрыл ладонью грудь, сжимая до боли. Я вскрикнула глухо.

Слишком чувствительно и горячо. Его рука дернулась, точно он испугался, что сделал мне больно, а потом двинулась дальше. Коленями он раздвинул мне бедра, коснулся пальцами чувствительной точки.

Там уже было мокро. Я горела от мысли, что такое происходит со мной, а Имран зарычал, ощущая на пальцах влагу.

— Сучка, хочешь меня, — рыкнул в ухо, а я из последних сил соврала:

— Не хочу.

А потом его пальцы оказались везде: внутри меня, в самых сокровенных местах, они ласкали, давили и заставляли задыхаться.

Он подхватил меня за бедра, переворачивая: я встала на колени, упираясь вниз, живот, такой большой, но кровати не касался. Ребенку не понравился такой резкий поворот: он толкнулся болезненно, но я не смогла даже отреагировать. Я напряглась, ожидая, что Имран сделает мне больно, сжалась вся. Но он вошёл плавно, но мне казалось, что теперь я не смогу принять его в себя целиком. Дернулась вперед, пытаясь отодвинуться, но он не дал, позволяя привыкнуть к своим размерам. Зафиксировал за бедра, пальца давили, наверняка останутся следы.

Его движения были сильными, но не болезненными, от влажных звуков, что издавали наши тела, соединяясь, горели уши. Это казалось совершенно неприлично, но при этом — приятно. Больно не было.

Он задавал ритм, убыстряясь, а с моих губ слетали стоны, хоть я и старалась молчать.

— Я убью тебя, маленькая предательница! — рыкнул он в очередной раз, а потом дернулся, отодвигаясь. Я почувствовала, как по бёдрам потекла обжигающая-горячая влага, липкая, густая. Ноги дрожали, мне тяжело было стоять в такой позе, дыхание сбилось.

Скрипнула кровать, Имран поднялся, оставляя меня. Я перевернулась на бок, укрываясь, грудь сдавило спазмом. Я не хотела, чтобы меня считали предателем. Это была неправда.

— Ты убил моих родителей, — сказала ему, когда он выходил из комнаты. Имран замер на месте, спина напряглась, очерчивая мускулы. — А я тебя не предавала. Я ни с кем не спала…

— Я должен проверить, что это не Чабаш прятал тебя от меня целых полгода?

Я замотала головой, короткие волосы липли к губам:

— Я сбежала от дяди, а потом пряталась в центре "Зайнаб", пока туда не пришли твои люди…

— Складная сказка, — хмыкнул Шерхан, нисколько мне не поверив. — Больше ничего сказать не хочешь?

Я задохнулась от обиды. Я не ждала понимания от того, кто лишил меня семьи, но мог поверить мне, беременной, хотя бы в малом. Потом вспомнила, что у меня хотя бы голос есть, чтобы говорить, а есть существа куда беспомощнее меня, и решила откинуть гордость в сторону — не время.

— Хочу, — вскинула я подбородок. — Если уж пользуешься моим телом, то будь добр плати, и не деньгами, а поступками. У Чабаша в квартире кошка осталась, с котенком… квартира пустая запертая, я боюсь, они погибнут. Пожалуйста…

Глава 11

Шерхан

Всё её запах виноват. От меня пахло порохом, сигаретным дымом, кровью из пораненной о стекло бокала ладони. От неё — невинностью, черт побери, несмотря на тело, которое приобрело и беременный живот и роскошные женственные изгибы. Шагнул к ней ближе, знал же, не нужно… Вдохнул её запах полной грудью. Яблоком пахнет от волос. Зелёным. Кислым таким, как те, что мы в детстве пиздили с дачных участков. Женщиной пахло. Взрослой, знающей цену своей привлекательности. Только вот Белоснежка не знала…

Уходи, заорал я мысленно себе. Поздно. Словно все мои силы, все мои мысли сосредоточены на кончиках пальцев, которыми я по животу Белоснежки вожу. Никогда раньше на беременных баб не смотрел даже — ну, пузатая баба и подумаешь. А тут… Тёплый живот. Такой тугой. Трогательно выступающий пупок. Вены, что стало видно отчетливее под белой кожей, и по каждой из них хочется языком провести. И головка члена буквально болит, пульсирует огненной болью, и унять её может только Белоснежка. Нужно внутрь неё, просто жизненно необходимо в её влажное тепло, иначе крышка, иначе с ума сойду.

Мне хватило сил не сделать ей больно. Кончил и сам испугался, все ли в порядке, цела ли? И смелость сразу покинула, но мужик я или нет? Трусливо бежать не буду, сделал значит сделал, за свои дела я всегда ответ держу.

Протянул руку коснуться бархатной девичьей щеки, но Белоснежка просто оттолкнула мою руку. И тогда я увидел. Её живот просто вздыбился, словно там внутри что-то живое. Я опешил, дыхание перехватило, когда дошло, какой я идиот. И её беременность не нечто абстрактное теперь, не тест положительный, который до сих пор в ящике стола в моем кабинете лежит. Это, блядь, правда. И вот то, что так яростно толкает Белоснежку изнутри, это не просто нечто живое. Это и правда мой сын.

— Можно потрогать? — спросил я охрипшим от волнения голосом. — Он…шевелится.

Белоснежка тяжело приподнялась и натянула на себя одеяло по самый подбородок. Моя робкая девочка…от мысли, что такой дерзкой её сделал Чабаш или какие-то другие мужчины скриплю зубами.

— Давай, заставь меня, — упрямо говорит она. — Ты же можешь, тебе же плевать, что я думаю, что я чувствую.

Обида и ненависть на самого себя захлестывает с головой. Ухожу. В кабинете моем кровь, бокал разбитый, рано, но надо прислугу поднимать, пусть убирают. Снова пью, зарекался не пить, но сколько херовых мыслей в голове, и не отключить их никак, и алкоголь тоже не справляется. Звоню Анвару, он приходит уже через минуту, заспанный, вихор волос торчит дыбом, словно в шестнадцать, когда я первый раз его увидел.

— Врача