Привет из прошлого - Яна Лари Страница 12

– Возможно, – согласно киваю и складываю ножик, удивляясь точному сравнению. У меня почему-то возникают такие же ассоциации, рождённые трепетным волнением и какой-то неуловимой опасностью. Наверное, виною всему игра света, вот и всё. Делаю ещё несколько шагов, чтоб разглядеть, что там его так заинтересовало, но ничего сверхъестественного не вижу, обычный городской пейзаж, с серыми зданиями и редкой растительностью. Зато нежданно улавливаю скрытый за табачным дымом горьковато-травянистый запах, который вконец расслабляет аллюзией к дикому очарованию дремучих лесов. – Точно, как в сказке.

Спохватываюсь, что последние слова сказаны вслух и прячу смущение, деланно копошась в сумочке, а заодно возвращаю на место нож.

– Сказки ведь бывают разными, Майя, – плавно оборачивается Антон. – Далеко не все из них добрые. Взять, к примеру, эту же. Её оригинальный сюжет совсем не так безобиден, как в знакомой нам детской адаптации. Тебе известна её изначальная суть?

Усмехаясь моему отрицательному жесту, он с мягкой настойчивостью отбирает у меня сумочку и, не глядя, бросает её под стоящий у окна стол.

Я дёргаюсь.

Тщётно.

Обе моих руки уже зажаты в его сильных пальцах, как в тисках, а лицо упирается в твёрдую грудь. Вскидываю голову, в надежде прочитать по глазам его дальнейшие намеренья, но уличный свет бьёт ему в спину и таких мелких деталей мне не разобрать. Стильная стрижка да сжатые в недоброй улыбке губы, вот и всё, что я могу разглядеть. Мне остаётся лишь ежиться от пугающих предположений и любым способом тянуть время.

– Что ты задумал?! – я безвольно опускаю голову, вслушиваясь в тишину прихожей. Только бы Стас с Димой нигде не задержались. Не дождавшись ответа, повторяю чуть громче: – Что ты со мной сделаешь?

– Всё зависит от того, кто ты в этой сказке – злой волк или невинная жертва, – шепчет Антон, обдавая сильным запахом абсента. Он не в себе. Не пьян, а именно невменяем. От этого открытия жгутом крутит внутренности, и ужас въедается под кожу чистым концентратом. – Кто же ты, Майя? Скажи мне! – срывается он на рык, свободной рукой сметая со стола початую бутылку, пепельницу и почему-то целых две рюмки.

Он больше не сдерживается. Силой заводит мне руки за спину, выворачивая до натяжения в мышцах, туго перевязывает их поясом от халата, и рывком швыряет лицом вниз на этот самый стол. Голова от удара о деревянную поверхность звенит так что губы дрожат. Щека горит, и к ней в придачу ещё пол лица объято болью вплоть до самого уха. А Антон что-то берёт с подоконника, ногой придвигает к себе стул и садится на него задом наперёд, аккурат напротив моих глаз.

– Я не волк, Антон. Не волк... – умоляюще шепчу, заметив миниатюрный паяльничек, который он в задумчивости крутит между пальцев.

– Скоро узнаем, Майя, – теперь мне ясно виден его стеклянный взгляд, колющий чем-то неуловимо знакомым, до чего мне на фоне дикой паники совершенно уже нет дела. – У тебя удивительные глаза, девочка. С такими легко водить за нос, не так ли? – он любовно проводит кончиками ледяных пальцев по чувствительной коже моих век и продолжает почти с сожалением: – Ничего, когда я с тобой закончу, они, вряд ли останутся такими же ясными. Может мне их лучше просто выжечь, а?

– Какого ляда тут происходит?! – потрясённый голос Стаса прошибает волной облегчения, которая впрочем, почти мгновенно спадает. Помимо братьев Майоровых из-за единственной закрытой двери в комнату входит... Егор, вернее его более молодая копия. И он одним точным ударом выбивает у Димки нож. Теперь нам точно крышка. Тяжеленная такая, в виде гранитной плиты над могилкой...

– А вот и дровосеки пожаловали, – срывается со стула Антон и, не раздумывая, сбивает им с ног Стаса. Стены показавшейся мне просторной комнаты будто сужаются, став слишком тесными для начавшегося побоища. Теоретически силы вроде как равны, но судя по звериной жестокости Антона и его товарища, ими движет далеко не боевой азарт, а злоба, ненависть и жажда мести. Они глушат в них милосердие и блокируют боль, отключают инстинкт самосохранения. У Майоровых если и были шансы, то они исчезли едва ребята вошли в квартиру.

Это только в фильмах драка выглядит мужественно и красиво, на деле же подобное зрелище вбивается в мозг неодолимой гадливостью и тяжёлым запахом ржавого железа. Хрипы, стоны, всхлипы, бередят душу чудовищной безнадёгой и не видно им ни конца, ни края. Жуткое, затянувшееся побоище, в котором люди перестают быть людьми, и побеждает тот, кто не побоится спустить с цепи внутреннего зверя. Мне остаётся только тихо подвывать при виде того, как двойник Егора превращает в жуткое, сюрреалистическое месиво добродушное лицо потерявшего сознание Димы, а Стас, содрогаясь под ударами ботинок Антона, ползёт к брату, пытаясь накрыть того своим телом.

– Не трогайте его, уроды, – сипло молит Стас, и у меня нутро немеет от вида его тягучей, пенистой крови стекающей изо рта на бежевый ковролин. – Дима не хотел. Он не виноват. Не-е-ет!

Его крики только подстёгивают парней, и они уже вдвоём наседают на старшего Майорова, бросив Диму валяться в стороне безвольной грудой.

– Егор тоже хотел, – срывается на рык Антон, между чередой коротких ударов по его животу и пояснице. – Он детей хотел растить, от нормальной, – удар, – чистой, – удар, – женщины! Понимаешь, мразь?! Вы его пощадили?!

Стас не отвечает. От его обмякшего тела не исходит ни звука, но грудь еще вздымается, когда Антон силой оттаскивает от него, а затем по-братски прижимает к себе зарыдавшего товарища. Я ни на миг не сомневаюсь, что это младший брат Егора. Мне жалко его и в то же время зло берёт, за то, что он сотворил с Димой, и стыдно невыносимо, и тошно...

Я лежу тихо как мышь, трусливо радуясь, что обо мне пока забыли. В свете увиденного, о том, что сделают со мною эти два крепких парня, я стараюсь даже не думать.

– Ты была права, деточка, – вдруг обращается ко мне Антон, прижимаясь горячими губами к самому уху. – Ты в этой сказке не волк, а распутная, легкомысленная девица, которую он в конце хорошенько проучит.

– Антон, не тормози, давай этих вынесем. Как раз стемнело, если что, за бухих сойдут, – кряхтит его друг, подпирая плечом безвольное тело Димы. – С рыжей сам разбирайся. После меня она точно живой не выкарабкается.

Нас,