Бруно + Глория и пять золотых колец (ЛП) - Холл Элли Страница 12

Я слишком хорошо знаю этот взгляд. Потому что знакома с этим особым видом боли еще с тех времен, когда была балериной.

Я сломала ногу Брайану.

На самом деле, я не была спокойна с тех пор, как мир свиданий вслепую столкнулся с моей новой работой, однако, я смогла продолжать двигаться дальше. Сейчас же я не спокойна и не продолжаю.

Мою руку словно примагничивает к его бугристой руке.

— Мне очень, очень жаль. Вчера ты страстно говорил о том, что играешь в футбол, о том, как тебе не терпится покататься на лыжах этой зимой, и теперь очевидно, что подняться в офис на втором этаже со сломанной ногой будет не маленьким подвигом. Нога. — Я прижимаю руку ко рту. — Я сейчас остановлюсь и пойду принесу тебе льда.

Я просто попридержу это все у себя в голове.

Брайан держится за край деревянного стола, его бицепсы напряжены.

Я стараюсь не пялиться, потому что сейчас не время любоваться его накачанными мышцами. Но они чертовски хороши. Мясистые. Сочные. Достаточно хороши, чтобы…

Он отходит от боли.

— Все в порядке. Я в порядке. Все хорошо. Просто принеси лед, пожалуйста. — Его голос напряжен.

— Почему бы тебе не присесть и не приподнять ногу, пока я не вернусь, — говорю я, пятясь к двери на этих дурацких каблуках, которые я планирую выбросить в мусорное ведро вместе с остальным мусором. Плохой выбор обуви. Больше никогда.

Спустившись вниз, я быстро объясняю Томми, что произошло, и прошу лед.

Он закатывает глаза.

— Большой ребенок. — Затем поднимается по лестнице и, повысив голос, кричит: — Прими боль как мужчина, Бруно. — Томми ухмыляется. — Просто заменяю нашего отца. Он бы так сказал. Или, мой личный фаворит: «Просто вотри в него немного грязи».

Не уверена, шутит ли тот, поскольку моего отца не было рядом при моих детских травмах.

— К твоему сведению, Бруно из тех, кто испытывает то, что мы называем «болевым гневом». Когда его обижают, он очень злится, что помогает отвлечься и приуменьшить физическую боль, которую он испытывает в своем теле. Это своего рода механизм преодоления боли. Не волнуйся, с ним все будет в порядке.

— Лед? — спрашиваю я.

— Ах, да. Я принесу его.

Не уверена, говорит ли Томми это потому, что знает, что я источник проблемы и, следовательно, гнева Бруно, поэтому он хочет избавить меня от ярости своего брата, или же он намеревается подколоть его по поводу травмы.

Однако я принимаю его предложение, потому что принимаю решение переобуться в свои рождественские эльфийские тапочки — так я не рискую поранить кого-нибудь еще своим высоким каблуком.

Я держу в грузовике пару образцов на случай, если кто-нибудь проявит интерес, и спешу на улицу, чтобы совершить обмен.

Холодный воздух наполняет мои легкие, как чувствительная пощечина. Вчера вечером, во время свидания вслепую, я не хотела говорить о своей новой работе и лишь упомянула, что это мой первый день, потому что боялась, что разговор об этом вызовет нервозность. Каковы были шансы, что Бруно станет моим боссом?

А сегодня утром он сказал, что наше свидание вслепую было ошибкой. Не буду врать, но мне было больно это слышать.

Это был своего рода обидный комментарий, который Коул сделал бы вскользь. Например, о том, какие глупые мои тапочки Санты, о том, что мои ноги похожи на копыта, и его обычные подколки о том, что я бездельничаю на работе, когда очевидно, что я добиваюсь желаемых результатов. Мы даже не работали в одной компании, но у него всегда было свое мнение о том, как я справляюсь со своей работой, он давал мне конкретные предложения, которые выходили далеко за рамки его компетенции — ведь он занимался автокредитованием.

Но Бруно — это не Коул. Он, вероятно, так же ошеломлен и растерян, как и я, таким неожиданным поворотом событий. Мало того, трудно понять, куда девать чувства, оставшиеся со вчерашнего вечера. Это же не пакет с остатками ужина, который можно просто выбросить.

Мы целовались.

Целовались.

Это не был простой и формальный поцелуй на ночь. Хотя и не был наполнен вожделением.

Поцелуй был вежливым, но не нерешительным.

Осторожным, но заботливым.

Мы соединились.

Да, это было относительно скромно с точки зрения поцелуев. Но в этом-то все и дело. Если не ошибаюсь, мы словно заботились о том, чтобы наш первый поцелуй был действительно хорошим, потому что оба не только хотели большего, мы хотели, чтобы он был запоминающимся. Чтобы когда-нибудь, вспоминая наш первый поцелуй, мы обменялись бы понимающими улыбками, и я бы сказала что-то вроде: «Вау, мы начали сильно». На что Бруно ответил бы: «Мы действительно отличились с самого начала». Хотя, скорее всего, он использовал бы эквивалентную ссылку на футбольный термин. Вчера вечером я сделала мысленную пометку узнать больше об этой игре. Теперь, это неважно.

Внушительная фигура Бруно затеняет окна второго этажа, видимые отсюда, с улицы. Интересно, видел ли кто-нибудь нас во время наших недолгих объятий, пока Лука и Нико не прервали их?

Мы вдвоем в обрамлении больших окон — романтическое представление, навеянное рождественскими украшениями на Мэйн-стрит: гирлянды и огни, венки и банты, огромные светящиеся коробки с подарками, припорошенные снегом, молочай и остролист, чулки и звезды.

Снег непрерывно падает с лавандово-серого неба, хотя сейчас едва ли полдень. Я привыкла к ненастной погоде, но Хоук-Ридж-Холлоу как-то приветствует ее, словно это праздничное событие, а не неудобство, связанное с закрытием дорог.

Несмотря на тяжелое начало с Бруно и травму, меня наполняет надежда, что, возможно, все получится.

Или нет. Я не должна на это надеяться.

Но мне нужно сохранить эту работу, потому что не думаю, что мистер Крампус благосклонно относится к неплательщикам.

Я поднимаюсь по лестнице в тапочках Санты — у них зеленый низ и носок с красными и белыми полосками сверху. Они длиной по щиколотку, с зелеными нитями, а завершают их трио красных, белых и зеленых помпонов. Я стратегически расположила и пришила координирующие блестки, чтобы сделать полоски более яркими. Подумывала добавить к этой паре звенящие колокольчики, но рада, что отказалась от этого, потому что представляю, как они начнут раздражать всех, кто окажется поблизости.

К моему удивлению, лестница не скрипит, и пользоваться ею гораздо легче, чем когда я ходила на высоких каблуках. Хорошее избавление.

Когда добираюсь до верха, до меня доносятся слова, от которых я замираю.

— Я собираюсь уволить ее. — Это ворчание безошибочно принадлежит Бруно. Или лучше сказать, Брайану? Учитывая, что он настаивает, чтобы его братья называли его именно так. Я чувствую, что Брайан — это его офисная личность. Это высокомерный, конкурентный, резкий парень, которого он хочет представить миру. Между тем, Бруно — это милый, внимательный и целовабельный парень, с которым я встречалась прошлым вечером.

Эти резкие слова жгут, как обветренные губы.

— Ты не можешь ее уволить, — отвечает Томми.

— Тогда ты сделаешь это.

— Почему?

— Она красивая. — Это глубокий голос Бруно.

Я отшатываюсь назад, практически врезаясь в стену. Мне определенно не следует подслушивать, но похоже, что у братьев серьезный разговор, и мое вмешательство стало бы нежелательным. Мало того, я — тема разговора, поэтому, естественно, хочу услышать, что они скажут.

В частности, что Бруно считает меня красивой. Мне холодно от пребывания на улице, но щеки мои теплые.

— Ты считаешь ее красивой, и это проблема… потому, что?.. — спрашивает Томми.

— Правила рабочего места.

Один из них сдвигает свой вес, и пол скрипит.

— Мерри что-то говорила об отношениях между персоналом, или типа того. Ну, я никогда не был тем, кто следует правилам, — говорит Томми.

— Ты просто придумываешь их на ходу. — Тон Бруно низкий, неодобрительный. — Должно быть, забавно.

Дверь на лестничную площадку открывается, значит, кто-то поднимается. Пора бежать. Я прочищаю горло, чтобы заявить о своем присутствии, когда вхожу в комнату. Бруно и Томми, должно быть, не замечают меня. Однако Лука, стоящий прислонившись к столу, кивает в мою сторону. У Нико весь день с лица не сходит глупая ухмылка, по крайней мере, когда я нахожусь рядом. Его щеки, должно быть, уже болят. Должна признаться, я слегка польщена, но мое сердце настроено на старшего брата. Или было. В прошедшем времени.