Наталия Миронина - Куколка для Немезиды Страница 12

– Так, на сегодня хватит. Все устали. Давайте-ка в гостиницу. – Вера улыбнулась Киму, и тот смутился и даже покраснел.

Стук в дверь был тихим-тихим. Вера открыла дверь и увидела Початых. Он стоял в легкой темно-синей куртке, под которой виднелась белая рубашка. Свои черные вельветовые брюки Ким сменил на светло-голубые джинсы.

– Привет, не хочешь пройтись? С родителями я уже договорился – они последят за оглоедами. А еще предлагаю зайти куда-нибудь кофейку выпить.

Вера ждала подобного предложения.

– С удовольствием, сейчас соберусь. – Она взяла было платье, а потом передумала. В джинсах и белой футболке ей удобно, платье – это уже заявка на что-то серьезное. А Вере не хотелось делать ошибок, и еще она очень боялась обмануться в ожиданиях.

Летний Суздаль – это рай на земле. Они шли по чистым улочкам, из окон доносились разговоры, звон посуды, пахло укропом. Мальчишки на велосипедах разъезжались по домам. Туристы рассаживались в автобусы, чтобы покинуть этот город и рассказать где-то там, за морями-океанами, что, кроме матрешек, водки и красивых девиц, они видели места, волшебные в своей безмятежности и непотревоженности. Слышали звон колоколов на монастырских колокольнях, крики галок, тихое журчание речки – то есть они слышали и видели Россию.

Вера шла рядом с Кимом и рассказывала ему про маму. Вернее, про то, как приехала сюда в те самые тяжелые дни. Ким слушал молча, сосредоточенно, не задавая вопросов. Вера, сама того не ожидая, описала их с мамой последний вечер в Суздале, когда мать, собирая сумку, вдруг согнулась пополам, некрасиво и неловко села на кровать и заплакала в голос. Вера несколько секунд смотрела, как мать превращается в скрюченную фигуру, а затем заплакала сама. Дойдя до этого места в своем повествовании, девушка спохватилась:

– Черт! Такие рассказы, сколь правдивы бы они ни были, всегда выглядят как попытка разжалобить.

– А что в этом плохого? Вызвать жалость – значит, пробудить в человеке только хорошее. Я бы сказал, самое человеческое.

Ким решительно обнял ее за плечи.

– Я не представляю, как ты живешь одна. Сколько же надо иметь сил.

– Я привыкла и стараюсь об этом не задумываться. Иначе можно глупостей понаделать.

– Понимаю.

Вера и Ким уже сидели в ресторане. Посетителей было не очень много. Музыка играла приглушенно. После воспоминаний Вера как будто бы устала. Она теперь слушала Кима, который рассказывал о родителях, о том, что отношения с ними сложные – он все всегда делал наперекор. Даже теперь, когда его мать в преклонном возрасте, те старые размолвки дают о себе знать. Но это все ерунда, главное – родители живы.

– Я сейчас даже не могу себе представить чувство сиротства. – Ким посмотрел на Веру и пожалел о сказанном. – Ты не слушай меня. Я иногда такую чушь несу. И это все больше от смущения.

– Чего смущаемся? – Вера уже улыбалась.

– Тебя. Ты такая красивая. Эти рыжие волосы… – Початых осекся.

– Да, удачный оттенок, – самодовольно сказала Вера.

Вареники с вишнями были вкусными, квас холодный, а кофе крепкий. Это меню «фьюжн», как назвали бы его сейчас, их вполне удовлетворило, и теперь они сидели, курили, рассматривали расписные стены, и каждый ждал от другого потаенного знака, указывающего на их будущее.

А на обратном пути вдруг что-то неуловимо поменялось. Вера рассердилась: ей показалось, что она вымаливает у судьбы и у Кима отношения, любовь, тепло и ласку. Девушка начала себя казнить за осторожность, за то, что прислушивается к его настроению, что свои ощущения и эмоции подстраивает под ситуацию. Стало стыдно, что она, такая независимая, уже который день живет с одной только мыслью о зыбком будущем. У своей двери Вера сухо попрощалась:

– Слушай, спать пойду. Дорога все-таки утомительная. – Не дожидаясь ответа, девушка скрылась в своем номере.

Ким постоял немного, он видел, что чем-то разозлил Веру, но ему в голову не могло прийти, что злится она сама на себя, на свою влюбленность в него. Если бы Початых это понял, то давно бы уже был там, в ее номере.

Комната в длину равнялась шести шагам, в ширину – пяти. Почти пяти, точные размеры мешала определить кровать. Ким вышагивал по номеру, словно журавль, только слегка пополневший. «Ну вот что делать? Пойти к ней? Выгонит, а после этого уже все, дорога будет закрыта, и надежд никаких. Не пойти – завтра может оказаться уже поздно. И опять никаких надежд. Господи, да что ж я такой идиот! Нет чтобы еще в ресторане заговорить… А я о семье, конфликтах – да кому это интересно!» Початых бегал по комнате и уже внутренне был готов к тому, чтобы улизнуть тайком из гостиницы, найти забегаловку и напиться там, пока его ученики отдыхают.

Но тут раздался слабый крик. Через несколько секунд он повторился. Ким остановился. Звуки доносились из номера Веры. Он выскочил в коридор и постучал в соседнюю комнату. После паузы дверь приоткрылась, Вера выглянула и тут же отбежала в глубь номера.

– Ким, посмотри, кто там?

Початых развернул плечи, втянул живот и ринулся навстречу опасности. Опасность имела длинный хвостик, маленькие круглые ушки и очень смышленый взгляд. Мышонок сидел посреди комнаты и пытался сообразить, куда надо бежать, чтобы а) уцелеть, б) не упустить вон тот замечательный кусочек печенья под кроватью. Грузный топот заставил сделать выбор в пользу безопасности. Вера сидела с ногами на постели. Ее одежда состояла из белой футболки и маленьких трусиков.

– Ты стриптиз мышам показывала? А они начали приставать?! – Ким не мог удержаться от шутки. Ситуация была «слизана» из дешевых романов.

– Тебе смешно, а я мышей и крыс боюсь больше всего на свете.

Вера наконец залезла под одеяло.

– Ну, спокойной ночи, – нерешительно произнес Ким.

– Слушай, не уходи. Посиди немного. – Вера опять вскочила. – Только пошуми, чтобы они все испугались.

– Кто все? Здесь один несчастный мышь. Голодный и маленький, – рассмеялся Ким, но тем не менее заглянул в каждый угол.

– Думаешь, он голодный? – женская сердобольность взяла верх над страхом. – Тогда положи ему кусочек колбаски, у меня от бутерброда осталась… Только не здесь, а там… – она махнула рукой в сторону двери и снова забралась на кровать.

Ким посмотрел на Верин нос, торчавший из-под одеяла, и рыжие всклокоченные пряди.

«Будь моя воля, я бы этому мышонку памятник поставил!» – подумал учитель истории и склонился над кроватью. «Он, наверное, решил, что я специально все подстроила! Ну и пусть!» – Вера закрыла глаза и вдохнула знакомый запах настоящего французского одеколона.

Мышонок сидел под тумбочкой и не мог дождаться, пока эти странные существа оторвутся друг от друга. Очень хотелось есть, а они возились на постели, потом долго разговаривали и курили, затем опять стали целоваться и никак не засыпали…