Жанна Ласко - Первое свидание Страница 12

– Ты думаешь, что говоришь?

– Я тебя шокирую? Но посмотри на Анн.

Брижитт: Как всегда, я, конечно, брошусь защищать дочь, это сильнее меня, но не могу не признать, сейчас она утомляет меня: один день рыдает, на следующий – молчит.

– Кароль намерена выкроить время, чтобы провести недельку с ней в Монреале. Это облегчит мне жизнь. Она умеет с ней разговаривать, деликатно встряхнуть ее. Я уже не знаю, что и делать. Каждый новый приступ отчаяния Анн просто убивает меня.

– Фратрия воссоединяется, иными словами, семья приходит в равновесие. Мы сможем посвятить себя друг другу.

– Ты знаешь, я никогда не перестану быть матерью своих дочерей. Для меня было бы потрясением – перестать быть полезной им.

– А мне ты более чем полезна: ты мне необходима. Я уже не знаю, как смогу вставать по утрам, не будучи уверенным, что в этот день увижу тебя.

– Меня твои слова пугают.

– Анн должна научиться летать на собственных крыльях. Впрочем, как и Летисия.

– Многие годы я жила с чувством, что одна держу на своих плечах семью. Я должна был смягчать: взрывы Кароль, неудачи Нану, страх Пьера перед грядущей старостью. Казалось, их равновесие в жизни зависело от меня, главным образом от меня.

– Моя любовь тебе в тягость.

– Разумеется, нет, Альбер! Ну, может, только чуть-чуть. Хотя нет! Не беспокойся.

Альбер: Какая же путаница у нее в голове! Она все время в напряжении. Если это не дочери, то что-нибудь другое. Все время быть ответственной за всех. Это говорит о том, что она прекрасная женщина! Даниэль не церемонилась с нами, когда на первый план в жизни поставила свои благотворительные дела. И еще плакалась какая тяжесть чужого горя лежит на ее «хрупких» плечах.

– Не слишком ли ты мягка с Летисией?

– Прошу тебя, Альбер, не вмешивайся в воспитание мое дочери. Это не так-то просто, поскольку ее отец во всем мне перечит: ты думаешь, разумно позволить четырнадцатилетней девочке с грудью старлетки и разумом ребенка поехать на вечеринку за сорок километров от дома, не зная, кто поведет машину, когда они лягут спать, кто из взрослых хоть минимально проследит за порядком, и так далее… А запретить должна всегда я!

– Но почему ты так мало доверяешь своей дочери?

– Я чувствую, что она сейчас на грани бунта. Против меня, против Кароль. И против самой себя: слишком большая грудь, слишком много прыщиков на лице. Она ненавидит себя. Она ненавидит меня. И только к отцу относится милостиво.

– Потому, что он со всем соглашается?

– Потому, что по уму они ничем не отличаются друг от друга.

– Летисия повзрослеет, все образуется.

Брижитт: С дочерью, вероятно, да, а вот с Пьером – черта с два. К тому же у него какие-то неприятности со здоровьем, уже несколько недель. Выглядит он ужасно, и Летисия сказала мне, что видела его плачущим. Вот я и думаю: что с ним? Ясно, Альберу об этом говорить не следует, но наше путешествие в Таиланд очень некстати. Это пахнет кучей неприятностей. Но не страх, а интуиция мне подсказывает: я не должна уезжать. Не знаю, как заставить его понять это. Представляю, как он отреагирует, если я скажу ему, что это из-за Пьера!

– Послушай, забудь на минутку о своих чадах. У меня для тебя сюрприз. Взгляни, это билеты в Бангкок. Сегодня днем я купил их в агентстве. Прижмись ко мне и расслабься. Ты согрелась немного?

ПО ТЕЛЕФОНУ С АНН

– Мама, мне кажется, ты какая-то рассеянная. У тебя все в порядке?

– Я чувствую себя превосходно.

– Ты меня заинтриговала. По крайней мере, это не новая любовь?

– Ты словно упрекаешь меня. Считаешь, что я уже слишком стара для этого?

– Я так смущена, что оставила тебя в Париже одну. Я говорила с Оливье о возможности твоего приезда в Монреаль, чтобы ты побыла с детьми. Он едет на конгресс куда-то на озера. Мне хотелось бы поехать с ним. Твоя Лилиана вполне сможет заменить тебя на несколько дней в бутике.

Брижитт: Вот так-то, когда жила в Париже, заставляла меня каждую среду стеречь своих детей, и теперь те же привычки, несмотря на километры.

– И когда состоится этот конгресс?

– Вторая неделя января.

– Я не думаю, что смогу, дорогая. Я тебе еще не сказала этого, но я подумываю после рождественских праздников съездить в Таиланд.

Брижитт: Почему я говорю ей это, ведь Альберу я все время твержу «нет»? Или эта мысль понемногу овладевает мной?

– Мама! Это неразумно! Ты устанешь!

Брижитт: Я не вижу, чем отправиться с Альбером в Таиланд было бы утомительней, чем мерзнуть в Канаде и одной заниматься моими маленькими внуками. Она неискренна, моя дорогая дочь!

– Перестань делать вид, будто ты заботишься обо мне. Я еще не старая, и я вполне взрослая. Вот так. Золотой возраст, так называют его в Канаде?

ПО УТРАМ

Брижитт: Никак не привыкну к этому. Как мне нравится вот так дремать бок о бок с Альбером, вот так лежать недвижно, когда он спит, но это меня расслабляет. А в бутике меня ждет столько работы. Боюсь, если встану, разбужу его, но я уже теряю терпение. К тому же я чертовски хочу пипи. Да, совместная жизнь имеет свои трудности. С Пьером было так же. Помнится даже, когда его болезнь развела нас по разным спальням, это оказалось даже приятно. Как я могла тогда винить себя в этом!

Пять лет я сплю одна, располагаюсь в своей широкой постели, зажигаю свет, когда просыпаюсь ночью по потребности, встаю, когда мне кажется, что пора вставать. Теперь, когда Алъбер решается провести ночь у меня, я всегда рада, но каждое утро испытываю то же смущение. А если он настаивает на том, чтобы я провела ночь у него, то получается еще хуже. Я не осмеливаюсь сказать ему об этом, боюсь огорчить.

Альбер: Хм, как хорошо ощущать тепло ее тела рядом с собой. Я чувствую себя ребенком, мои ягодицы прильнули к ее животу, ее большие груди – к моей спине. Господи, какая она мягкая, бархатистая, нежная! Я не двигаюсь, хочу продлить это утро, оно чудесно. Сейчас пойду, приготовлю для нее завтрак и подам ей в постель. Не слишком это мне нравится – завтраки в постели, но ей это так приятно… Как отказать?

А все-таки я мерзавец: не могу заставить себя не сравнивать мою жизнь с ней и теми годами, что провел с Даниель. Я только сейчас осознал, насколько она была суха, резка, властна. Брижитт со всем соглашается, лишь бы, думаю, сделать мне приятное. Вот она легонько гладит пальцами мои волосы: в ней столько заботливости, великодушия, ласки. Истинное счастье! Мне кажется, что она уже знает обо мне все, но я не чувствую себя закабаленным, я абсолютно свободен. Она все принимает, все объясняет, все понимает. Подумать только, что я мог бы никогда не познать такого счастья!