Столетовы. Часть 2. Алёна - Лена Гурова Страница 13

Девушка-продавщица понимающе улыбалась ему. И это его разозлило. Он подскочил и понял, что не знает, где искать теперь Алёнку. Куда идти? В дамскую комнату? Телефон она оставила вместе с портфелем в университете. Что же делать?

– Дамская комната за углом налево, – опять улыбалась продавщица.

– Спасибо. До свидания. – Выжал он из себя.

Но прошло полчаса, а Алёна не выходила. Вот дурацкое положение. Ну что, самому туда лезть, что ли? Вадим подождал ещё полчасика и понял, что девушка просто ушла. Но куда? Он побрёл вдоль витрин на выход. Полазил вокруг и около. Алёнки не было. Звонить ей домой, но что о нём подумают? Другого выхода нет. Он уже стал набирать номер, как услышал:

– Товарищ капитан. Можно к вам обратиться? – Она улыбалась так, что у Вадима вмиг образовался радужный шар внутри. – Я подумала и решила, что негоже оставлять вас в чужом городе одного. Тем более, что познания в области нижнего белья наводят на мысль о большом опыте в женском вопросе. А у нас очень много красивых и смелых дам. Уведут, не спросят. И где вас потом искать?

– Алёна, ну прости меня, старого идиота. Я уже поверил, что ты моя и больше ничья. Моя единственная, любимая, родная девочка. Ты же понимаешь, что о других женщинах в моей жизни не только речь не идёт, а даже ни одного слова и ни одной буквы не предвидится до конца моих дней. Прости меня, ради бога.

– И ты меня. Что-то я переборщила сегодня. Наверное, потому что голодная.

Они сидели в маленьком ресторанчике, кормили друг друга из тарелок, взятых по вкусу для каждого отдельно. Им было смешно, душевно, очень хорошо…

Ближе к вечеру Вадим предложил набрать продуктов и приготовить ужин дома, в квартире друга, в которой он жил. Он хотел удивить Алёнку своими кулинарными способностями. А она очень хотела кофе с корицей, который научилась варить у мамы, и который совершенно не умеют делать в общепите. Так и порешили.

Находились они за целый день до одури. Сняв обувь, Алёнка сообразила, что переодеться ей здесь не во что. Откуда? А так хотелось снять уже свитер, джинсы. Тем более, что в квартире очень тепло. Ну ладно, что ж теперь. Она пошла в ванную мыть руки и услышала:

– Солнце моё! Там на крючочке висит костюмчик сиреневого цвета, он твой. Можешь переодеться. И полотенце сиреневое тоже твоё. И сиреневая зубная щётка.

– А где же сиреневые трусы и…

Вадим влетел и зажал ей рот поцелуем. Выволок из не очень удобного для этого места и, подхватив на руки, донёс до диванчика.

– Не могу тебя уже слушать. Я целовать тебя хочу. Весь день мечтал об этом.

– Вадик, подожди, ты задушишь меня. И поломаешь мне грудную клетку вместе с руками и ногами. Зачем я буду тебе такая нужна?

– Ой, извини. Ты всегда меня останавливай, медведя стоеросового. Сила есть – ума не надо. Кстати, ты знаешь, кто первый нам на это указал? Твоя мама. Мы с Владиком очень с ней дружили в детстве. И даже дрались, кто первый её поцелует, когда она придёт. А потом кидались к ней на шею и сильно-сильно обнимали. Тогда она и говорила. И объясняла, что с девочками так нельзя. А надо нежно и ласково.

– Вот прям как ты сейчас, – засмеялась Алёнка.

И вывернулась из его лапищ.

А потом, переодевшись, варила кофе. Добавляла в отдельные турочки всякие ингредиенты, давала Вадиму пробовать, чтобы понять какой ему больше всего нравится. А он готовил рыбу. Запахи стояли умопомрачительные.

Часам к девяти стало понятно, что Алёна уже никуда не поедет. Она и так жила в городе, но домой отзвониться нужно. И пока Вадим хозяйничал, наводил гигиену и устраивал их на ночлег, Алёнка разговаривала с мамой. Та сообщила дочери, про между прочим, что у них в гостях маленький Егорка с папой и тётей, с которой Артём познакомился на дне рождения у Сергея. И что, они, наконец, начали бракоразводный процесс, в чём им помогает сама мама Лена.

Ну вот и всё. Эту страницу жизни она перечеркнула. Ей стало и легче, и как-то досаднее одновременно. Но увидев в проёме Вадима в джинсах и майке, Алёна подлетела и повисла у него на шее. Обнять его у неё не хватало рук. Мощная мужская грудь, широченная спина, крепкая шея, накаченные руки и ноги… Ну точно медведь, но какой красивый: тёмные, коротко стриженные волосы, карие блестящие глаза, чувственные пухлые губы. Уж поцелует, так поцелует.

– Как же я люблю тебя, Алёнушка. В моём положении, когда мы в море по полгода и даже больше, наверное, неуместно говорить о том, что каждый день без тебя – это мука. Но это правда. И ждать нас тяжело, и верность хранить тоже. Но я люблю тебя. И никому не отдам. Слышишь ты меня, радость моя? Никому не отдам.

– Вадик, ты мне тоже стал очень дорог. Да и не хочу я ни к кому. Я к тебе хочу, прямо сейчас.

Он вытаращил на неё глаза. Неужели… Неужели она сама предлагает ему себя? Вадим аккуратно, он очень боялся сделать ей больно, положил Алёнку. Она не отпускала, крепко вцепившись в шею. Он развёл её руки, взял в свои, стал целовать пальчики, ладошки, вверх по руке… Девушка закрыла глаза, застонала, ощутив на своей груди губы Вадима.

– Алёнушка, любимая моя девочка. Ты не пожалеешь об этом? Может, ещё рано?

– Я люблю тебя, медведь мой бурый. О чём же жалеть? О любви? Мне повезло, у меня есть ты. И никто мне не нужен.

Она сказала это… Он поймал своими губами её губы, ощутил, как Алёна вытянулась, словно струночка, обнимая его плечи, вонзаясь ноготками в его тело… Она стащила с него майку, он с неё кофточку. Упругая девичья грудь с набухшими розовыми бугорками воткнулась в его… В голове всё перевернулось, завертелось, пружина распустилась, потеряв опору… Мир перестал существовать для них… Только он, только она…

Вадим очень старался «не задавить» свою такую нежную и тоненькую Алёнушку. Он, конечно, знал, что в первый раз ему надо быть особенно осторожным и чутким. Поэтому её боль почувствовал, как свою, на физическом уровне. Она вцепилась в него, закусив нижнюю губу. А потом зарылась на его груди и затихла.

– Милая моя, родная, солнышко моё. Прости меня, прости. Но по-другому не бывает. Зато мы уже это пережили. И теперь нас ждёт только любовь и наслаждение друг другом. Алёнушка моя, как же я тебя люблю.

– И я тебя очень-очень люблю. И счастлива, что ты