Мы - ошибка - Ольга Тимофеева Страница 13

— Давай уже, угонщица, смотри быстрей. Даже мне интересно стало.

Поднимаю крышку и смотрю в глазок. Зажмуриваюсь и дергаюсь.

— Ну что? Кто там? — Слышу в трубку телефона голос подруги. Выдыхаю и подпрыгиваю от повторяющегося нетерпеливого звонка. — Алис, ну что там?

— Это пицца. — говорю полушепотом, чтобы тот, кто за дверью не услышал. — Я забыла, что заказала.

Еще один звонок.

— Так почему не открываешь? Он мне звонок сломает.

— Все, открываю, пока, целую.

Пытаюсь быть естественной, но это очень плохо получается и я быстро сбрасываю подругу, давая себе обещание потом ей написать. Потому что, если она узнает, что это Никифоров, то сама вызовет полицию.

Он в своей манере нажимает очередной раз на звонок так, что тот без умолку монотонно долбит мне в уши. И, если я не открою, то кто-то из соседей вызовет наряд.

Его напористость берет верх нам моим игнорированием и я щелкаю ключом, открывая дверь. Наверное, поднял архивы с моим прошлым. Узнал, что я не была беременна, зато потеряла отца.

Выглядываю в дверной проем, показывая, что пропускать его дальше я не намерена. В руках он держит какую-то сумку, похожую на ту, в которой обычно носят ноутбуки. Еще, что ли, один принес. Прям хочет мне серверную сделать, что ли?

— Можно зайти? — Легкий кивок головой за мою дверь.

— Это обязательно?

— Гостеприимство так и не стало твоей сильной стороной.

Усмехается, окуная нас обоих в прошлое. Больнее от того, что, если он помнит это, то остальное и подавно.

— Ты в черном списке, так что радуйся тому, что тебе открыли дверь вообще.

Глубокий вздох в ответ. Он чувствует мои слова. И делает вид, что понимает меня, как никто, но ничего не вернуть. Да, Оскар зря ему не дали два года назад.

— Ты быстро ушла, я не успел отдать тебе зарядное от ноутбука и мышку. Они были у меня в машине. Без них ты долго не протянешь. — Протягивает мне темно-серую сумку, и мне приходится открыть дверь шире, чтобы выйти из укрытия и забрать ее.

— Спасибо, мог прислать с водителем.

Пожимаю плечами, забирая вещь. Он не сделал ничего сверхвыдающегося.

Марк делает шаг в сторону двери и раньше, чем я успеваю сообразить, уже закрывает за нами дверь, замыкая в четырех стенах коридора.

— Кофе, я так понимаю, меня не угостят тут?

— Ты правильно понимаешь, поэтому зря заходил. Можешь идти.

— Я уйду, просто хочу, чтоб ты знала — я тебя не уволю. Ты меня устраиваешь, как сотрудник и то, как ты выполняешь свою часть работы, мне нравится. На некоторые моменты я смогу закрыть глаза.

— А на какие моменты не сможешь?

— Если перестанешь делать свою часть работы. Это не устроит, — он смотрит на часы и поднимает на меня глаза. — Алис, я ничего не знал, честно. И тогда в кафе, когда передавал привет твоему отцу, я не хотел тебя задеть и сделать больно.

Я отворачиваюсь и ставлю сумку на полку. И я могла бы сейчас пустить слезу и уткнуться ему в грудь. И почему-то мне кажется, что он бы не оттолкнул меня.

— Мне не нужны твоя жалость и поддержка сейчас. — Разворачиваюсь и смотрю на него. — Год назад помощь нужна была. Сейчас нет. Так что можешь не тратить энергию.

— Почему ты сказала, что это из-за меня?

Глупая дурочка… Поддержка… Я прикусываю кожу, чтобы не сказать того, что он не должен слышать. Он снова пришел только ради себя. Чтобы ему закрыть дыры в своем прошлом. И мои губы сначала растягиваются в улыбке, а потом и вовсе я начинаю хохотать в голос, прикрывая рот ладонью. Даже сейчас его интересует только он сам. Никифоров, когда же ты начнешь делать что-то для других?!

— Я отправил его в тот санаторий, в который ты хотела. И, если заметила, то оплатил даже больше процедур, чем требовалось. Что не так? — Он смотрит на меня как на чокнутую, какой я со стороны могу показаться. — Он умер через год после того, как видел меня в последний раз, в чем моя вина, не понимаю? Или ты думаешь, что он так переживал за наше с тобой расставание?

Наше с тобой расставание… Твое расставание. Твое. И мою депрессию и самокопание потом.

— Он переживал за меня после этого, а не за тебя.

Марк ухмыляется и даже грамма раскаяния нет в его глазах. От этого мне хочется врезать ему со всей силы.

— Вероятно, он не все тебе рассказал, раз ты до сих пор меня в чем-то обвиняешь?

— Что он должен был мне рассказать?

— Он хорошо устроился, делая меня виноватым во всем. — Чтобы понять Марка нужен толковый словарь. — Если он хотел закопать это вместе с собой, то пусть так и будет, но он сам себя убил. Не ты и не я.

Как можно даже сейчас так говорить. Это же человек, которого больше нет. Про него нельзя плохо…

— Папа бы никогда не сделал для меня ничего плохого.

— Поэтому пускай и остается идеальным в твоих воспоминаниях.

— Думаешь, я поверю сейчас твоим словам? Перекинуть свои проблемы на других, а потом спрятаться — это так в твоем стиле!

Марк кидает мне кость с небольшим куском мяса, чтобы я прожила с этой информацией еще несколько лет, гадая, что тогда произошло.

Его глаза — это сейчас два часовых механизма, которые могут сдетонировать в любой момент. Еще одно мое слово или фраза. Кожа покрывается дрожью, приподнимая каждый волосок на теле. Кажется, что в нем так много того, что он хотел бы сейчас сказать, но его словно сдерживает что-то. Он потирает большим пальцем левой руки остальные на правой, проходясь по золотому ободку кольца.

— Мне пора, у меня самолет скоро. В понедельник жду на работе. Без опозданий. Твой папа тоже был трусом, когда нашел такой простой способ решить свои проблемы.

Он разворачивается и берется за ручку двери. Я могла бы стерпеть эти слова в свой адрес, но не в адрес тех людей, кто был всем для меня, и всем и останется. Пальцы начинают трястись, а слезы обиды катятся, затыкая горло острой болью. Сводя дыхание и взрывая внутри сердце. Я ничего не могу сделать, потому что он всегда был сильнее и у него была власть. Мозг отключается, запуская животные механизмы. Или убегай,