Нас больше нет (СИ) - Вильде Арина Страница 13

Держит крепко, впившись пальцами в мою кожу. Он выглядит свирепо. Дико. Хищно. На щеке алеет отпечаток моей ладони. У меня внутри все дрожит от испуга, только сейчас понимаю, что наделала.

Я ожидаю от него, что он встряхнет меня хорошенько, наорет, сделает больно.

Но он не двигается. Замер. Рассматривает меня.

Смотрит на меня так, словно пытается узнать.

Или же просто размышляет, какое наказание применить. Я ежусь, ладонь жжет оттого, с какой силой я приложила Давида. Кисть саднит от его крепких пальцев.

— Ты, — сквозь зубы шипит он угрожающе, склоняясь ко мне.

Я жмурюсь. Отчего-то сейчас чувствую себя маленькой совсем рядом с ним и слабой. Я никогда не знала Давида хорошо и не имею понятия о пределе его жестокости и сдержанности.

Дыхание у моего лица. Щекочет кожу. Он совсем близко.

Нервы накалены до предела.

— Ну же, давай, ударь меня в ответ, — ору отчаянно я.

И это последнее, что могу произнести, потому что в следующую минуту меня резко разворачивают, прижимают к стене и затыкают рот жесткими губами.

Я застываю, пораженная действиями Давида. Широко распахиваю глаза и задерживаю дыхание, пытаясь осознать происходящее.

Леонов же обхватывает пальцами мой подбородок, фиксируя голову в удобном для него положении, и жадно въедается в мои губы, сминая и подчиняя себе мою волю.

Грубо проталкивается языком мне в рот. Целует с напором, жестко, отчаянно, словно от этого поцелуя зависит чья-то жизнь. И все это в полной тишине. Под ритмичные биения наших сердец.

Он не замечает, что я не отвечаю. Лишь потрясенно хлопаю ресницами, забыв о том, что стоит проявить сопротивление.

Шок — единственное, что ощущаю в это мгновение. Когда-то я мечтала о том, чтобы губы Давида ласкали меня, сейчас же это все так неправильно.

Я чувствую на языке горький привкус сигарет. Давид явно курил перед тем, как войти в дом. Его щетина царапает мою нежную кожу. Наши дыхания смешиваются. Это все так знакомо. Словно и не было между нами тех трех лет.

Оказывается, я все еще слишком хорошо помню, как может быть с ним. Слюнявые поцелуи и поспешные ласки Леши ничто в сравнении с тем, каким может быть Леонов.

Я дрожу в его руках, но медленно прихожу в себя.

Я раскрываю рот, чтобы произнести хоть что-то, но он расшифровывает это по-своему. Отпускает мой подбородок и углубляет поцелуй, превращая его в ласку. Тягучую, сладкую, давно забытую.

По щеке скатывает слеза. Это я оплакиваю свою любовь к нему. Она прошла, но отголоски не выкорчевать из сердца никак. Вот и сейчас глупое и наивное сердце трепещет в груди, стучит, словно бешеное, радостно встречает бывшего хозяина.

Голова начинает кружиться еще больше. Коленки подкашиваются. Знакомое чувство заполняет меня, подхватывает, унося в водоворот.

Я делаю вдох и совершаю ошибку. Слишком знакомый, привычный и родной запах проникает в ноздри. Кажется, достаточно закрыть глаза, чтобы перенестись в другое место. В его квартиру, в нашу постель, где нас почти каждую ночь сжигала страсть. И я все еще была полна иллюзий о нашем счастливом будущем.

Так легко обмануться и оставить прошлое за спиной в такие моменты.

Мысленно даю себе еще десять секунд. А потом отстранюсь.

Давид вжимает меня в стену, я перестаю сопротивляться. Сил больше нет ни на что. Если он таким образом пытался меня дезориентировать — то ему это удалось.

В какой-то момент несмело отвечаю ему, поддаюсь, хоть и знаю, что нельзя.

Давид замедляется. Чувствует во мне перемену. Ощущение, словно он растягивает удовольствие. Проводит языком сначала по моей нижней губе, потом по верхней.

Поцелуй заканчивается точно так же внезапно, как и начался. Давид упирается лбом о стену рядом с моей головой. Дышит часто, прерывисто. Мне не составляет труда почувствовать, как в живот упирается твердость, что свидетельствует о его возбуждении.

Он хочет меня?

— Трахнуть меня в доме отца не лучшая идея, Давид, — Я делаю вид, что этот поцелуй ничего не значит. Что он не пробудил во мне абсолютно ничего. Голос равнодушный, с нотками презрения.

Он несколько раз бьется лбом о стену, словно попал в ловушку, из которой нет выхода. Его дыхание все еще не выровнялось.

— Не это было моей целью, — севшим голосом отвечает он почти шепотом. — Ты успокоилась, и это хорошо.

Нет, я не успокоилась. Я опустошена. Но это ему знать не обязательно.

— Не смей так больше делать, — зло цежу я.

Губы все еще жгут от его прикосновений. Но должна отдать должное, у него вполне действенные методы. Я уже не бегу из дома отца сломя голову.

— Не могу обещать, — со смешком отвечает он, отстраняясь от меня и смотря прямо в глаза.

Он протягивает руку, и я дергаюсь. Но Давид всего лишь поправляет мои волосы. Потом медленно и почти невесомо ведет пальцем вниз по щеке.

Я отворачиваюсь.

Это лишнее.

И я все еще его ненавижу.

— Может, все же объяснишь, какого черта ты здесь делаешь? — Отхожу от него на безопасную дистанцию, оглядываясь по сторонам.

Он привел меня в мою бывшую комнату. Надо же, помнит, какая из дверей в нее ведет.

— А здесь даже ничего не изменилось, — сама не замечаю, что произнесла это вслух.

Давид стоит, прислонившись к стене. Следит пристально за каждым моим движением. Я провожу пальцами по письменному столу. Здесь до сих пор стопкой сложены мои старые тетради. Странно видеть, что все сохранилось так, словно я просто вышла из дома за покупками в магазин.

— Нас ждут, Лера, — напоминает мне Леонов, и я резко к нему оборачиваюсь.

— Все на самом деле настолько серьезно, что без меня не обойтись?

Мне хочется услышать «нет», но Давид кивает, подтверждая мои слова. Вот почему быть дочерью простого рабочего среднего класса намного лучше вот этой роскоши и богатства. Ты не боишься, что в любой момент из-за работы твоего отца могут прийти к тебе домой и обидеть семью.

— Если бы не было серьезно, я не просил бы привезти тебя, — серьезным тоном говорит Давид, но фраза звучит так, словно это еще не все.

— Так это по твоему приказу меня затолкали в машину? — прищурившись, смотрю на него. Наружу проступает негодование.

— Я просил их быть с тобой максимально нежными.

— Ну спасибо! — фыркаю я. — Ты и нежность, Леонов, несопоставимые вещи. Я, кстати, еще не сполоснула рот после твоего мерзкого поцелуя. — ,Подношу ладонь к губам и тру их.

Давид напрягается, вытягивается по струнке, сжимает руки в кулаки. В глазах неодобрение.

— Где ванная комната, ты знаешь, — цедит он.

Я перевожу взгляд на белую дверь, но идти туда не спешу.

— И все же, как ты оказался в подчинении моего отца? — Сскрещиваю руки на груди, смотрю на него с вызовом.

— Обстоятельства, — склоняет голову набок он и щурится.

Тянется в карман джинсов за пачкой сигарет, но сразу же возвращает ее на место, поняв, что курить в доме не стоит. На лице ни одной эмоции, сплошное равнодушие. Но это его желание затянуться дымом выдает его без слов. Он нервничает. Неужели ему важно то, как я восприму новость о его новом назначении?

— Обстоятельства? Серьезно? Тебя снова шантажировали? Если так, то пожалуйся на папочку, кто-то точно сможет помочь, — с насмешкой говорю я.

— Тебе не идет роль стервы, — качает он головой.

— А тебе — шавки отца. Хотя погоди, ты перед этим уже упражнялся действовать по его команде, — не могу удержаться и язвлю я.

— Лера, — угрожающе рычит он.

— А что такого я сказала? — кошу под дурочку, пожимая плечами.

Когда я рядом с ним, то не могу контролировать себя. Сдержанная и вежливая Лера превращается в настоящую избалованную девочку с острым языком.

Повисает пауза. Мы с Давидом все еще находимся на максимальном расстоянии друг от друга.

— Я ушел со службы и открыл свою охранную компанию. Твой отец предложил мне хорошую работу. Дело касалось и твоей безопасности тоже, поэтому я не отказал ему, — поясняет Давид.