Маргарет Макхейзер - Почти что сломанная жизнь Страница 13

Глубокий смех другого мужчины, стоящего на расстоянии в несколько футах, смотрящего на других и радостно подбадривающего их.

Помню, как всем своим существом знала, что мне не выжить.

То, как мой мозг отключился и сдался.

То, как мой рассудок отключился, потому что знал, что меня несут умирать.

- Я была недостаточно умна, чтобы распознать, что это была уловка. Они хотели меня, и они знали, что делали.

Глядя на грозные облака, я вижу их сквозь кричащие на меня голоса. Они не желают, чтобы я рассказывала Доминику свою историю. Они свирепо ревут, и вспышки молний, словно предупреждают меня закрыть рот и держать правду спрятанной внутри.

- Очнулась я с привязанными над моей головой руками и широко расставленными ногами, которые тоже были к чему-то привязаны. Мои глаза были такими опухшими, почти полностью закрывшимися, поэтому я не могла их видеть, но могла слышать их. Могла чувствовать все, что они со мной делали.

Вспышки молний яростно рассекают небо.

- Они трахали меня, разрывая.

Яростный раскат грома проносится по всему дому.

- Мое тело отключалось.

Хлопок - еще одно громовое предупреждение.

- Они по очереди менялись, трахая меня и испражняясь на меня.

Треск - яркая, чистая молния.

- Они резали меня.

Мои слезы не кончаются.

- Использовали всю.

Все мое тело непроизвольно дрожит.

- Они смеялись.

«Заткни уже эту суку, Мик».

- Они сломали меня.

Сердце колотится.

- Им следовало убить меня.

Я чувствую, как мой кофе просится наружу.

- Жаль, что я не умерла.

Хлопок.

Треск.

Бум.

Треск.

Теперь дождь льет как из ведра, тучи кричат на меня. Раскаты грома грохочут теперь чаще, и небо освещается электричеством. Жестокость снаружи напоминает мне об их насилии надо мной.

- К черту все! - ору я бушующему дню.

- К черту!

Спрыгнув со столешницы, я бегу к черному ходу.

Отключаю сигнализацию и уверенно отпираю дверь.

Я, черт возьми, не мешкаю. Не могу остановиться. Этот шторм хочет моей смерти.

Я выбегаю на задний двор и стою с широко раскинутыми руками.

- Идите к черту! - Ору я тучам. Им нужна я? Они меня получат. - Я здесь! Берите меня. Забирайте. Убейте меня, как в тот день вы и хотели.

Я чувствую приближающегося Доминика.

- Я вас ненавижу, - кричу я. - Возьмите меня, к чертовой матери. - Мои слезы смешались с холодным, злым дождем, колотящим мое тело.

- Я больше не могу выносить это. Меня уже достаточно наказали. - Я падаю на колени и, вцепившись в свои волосы, тяну их, пытаясь почувствовать хоть что-то помимо горя.

- Мне следовало умереть! - Кричу я монстрам на небе.

- Заберите меня, пожалуйста. Я больше не могу дышать. Просто заберите меня. - Моя голова опускается вниз, и подбородок упирается мне в грудь.

Позволь мне умереть.

Мне уже все равно.

- Помогите мне жить, дав мне умереть. - Мои плечи опускаются, и я делаю вдох, надеясь, что он будет последним.

Я в темноте, постоянной, вечной темноте. Глубокая рана, бездонное горе, и вечная безнадежность. Я больше не выдержу. Дыра в моем сердце настолько велика, что засасывает меня все глубже и глубже в темноту, в подавляющий, бушующий океан.

Подняв вверх руки, я открываю глаза посмотреть сквозь слезы и дождь, полностью уничтоженная и совсем разрушенная.

- Меня не спасти. Заверните меня в саван смерти. Просто убейте меня.

И потом я начинаю рыдать. Неподвластные слезы текут по моим щекам.

Я борюсь за вздох, сама того не желая.

Я не хочу делать следующий вдох.

Доминик обнимает меня, и мы вместе падаем в мокрую траву.

- Вот-вот выглянет солнце, Эйлин.

Глава 9

Доминик

Я укачиваю Эйлин в своих руках и просто даю ей выплакаться. Она дрожит, но не думаю, что это из-за холодного, неустанно льющего дождя.

Она рыдает в мою грудь. Ее руки вцепились в меня, и я делаю то единственное, что можно сделать для человека, взывающего к Богу унять его боль.

Я просто держу ее в своих объятиях, позволяя ей выплеснуть это наружу.

Последние десять дней я посвятил тому, чтобы добиться доверия Эйлин. Не посягая на ее личное пространство и позволив ей самой выбрать время рассказать мне то, что она захочет, чтобы я знал. Я давил на нее, в то время как она даже не замечала этого.

День за днем и ее стены начали рушиться, пуленепробиваемые барьеры, которые она возвела вокруг себя, наконец-то исчезли.

- Смогу ли я когда-нибудь свободно дышать? - Спрашивает она, глядя на меня своими серыми, полными слез, глазами.

- Да, сможешь и, в конце концов, начнешь жить. - Я глажу ее спутанные волосы, пока она прячет свое лицо на моей полностью намокшей груди.

Мы сидим на мокрой земле, не двигаясь. Ни на чертову йоту.

И мне все равно, что мы промокли до нитки.

Тучи все продолжают обрушивать на нас потоки такого сильного дождя, что я инстинктивно пытаюсь закрыть трепещущее тело Эйлин своим, чтобы ей не было больно.

В моих руках она в полной безопасности, и ее тело все еще крепко прижато ко мне.

У Эйлин может быть разрушенная душа, темный разум, наполненный ужасными воспоминаниями, преследующими ее каждую минуту с момента пробуждения. Но нельзя отрицать тепло, исходящее от ее тела.

У нее самые красивые, потрясающе выразительные глаза, которые я когда-либо видел. В них столько тоски о будущем, которое находится вне ее досягаемости.

Улыбаясь, она вся излучает свет, как маленькая гирлянда; свет, льющийся откуда-то из глубины нее. Может ее тело и держится за прошлое, но душа жаждет солнечного и теплого будущего.

С Эйлин в моих руках, я смотрю в небо, чье нападение на нас начинает ослабевать. Медленно, дождь отступает, успокаиваясь до мелкой мороси.

- Доминик, мне жаль, - говорит Эйлин, не поднимая головы с моей груди.

- У тебя нет никакой причины извиняться.

Она крепче обнимает меня.

Я крепче обнимаю ее.

- Ты насквозь промок и сидишь здесь под дождем из-за меня, - бормочет она.

- Я вижу это по-другому.

Ее милое лицо глядит на меня.

- А как ты это видишь?

- Я не под дождем сижу, я поддерживаю тебя.

- Мне бы хотелось зайти внутрь и обсохнуть, - говоря это, она выскальзывает из моих рук, защищающих ее.

Я позволяю ей уйти, но…

Мне тут же не хватает ее тепла.

Полностью промокшая, Эйлин встает и направляется к дому. Она останавливается и через плечо смотрит на меня.

Я поднимаюсь, и впервые вижу ее - по-настоящему вижу ее как женщину.

Ее мягкое, ангельское лицо лучится красотой, зажигающей ее серые глаза.

Пережитые испытания и каждодневная борьба делают ее исключительной. Я вижу это за ее шрамами на лице и шее, за опущенным краешком левого глаза, или даже за тем, как она старается спрятать свое правое ухо, кончик которого был откушен.