Тяжелая корона (ЛП) - Ларк Софи Страница 14

— Кто это? — я спрашиваю Маргарет.

— Это Сесили Коул, — говорит она, как будто я должна знать, что это значит. — Ее отец владеет Western Energy. Я бы подумала, что одна встреча с ним стоила бы пятнадцати тысяч. Не говоря уже о шансе на ее трастовый фонд, если случайно она поладит с тем, кто ее купит.

Маргарет опирается на мое плечо, подвыпившая и дружелюбная.

— Я слышала, твой отец тоже влиятельный человек… — говорит она. — Но он немного устрашающий, не так ли? Может быть, дело в акценте…

— Дело не в акценте, — говорю я. — Это его личность и мораль.

Маргарет смотрит на меня широко раскрытыми глазами, не уверенная, шучу ли я.

Сесилия уходит со сцены, и я понимаю, что наконец-то моя очередь.

— Я думаю, мы могли оставить лучшее напоследок, — напевает Кросс в свой микрофон. — Наша последняя холостячка — это новое лицо на общественной сцене Чикаго. Она недавно переехала сюда из Москвы! Таким образом, вы можете быть уверены, что есть множество мест, куда вы сможете повести ее на свидание, которые она еще не посещала. Пожалуйста, поприветствуйте Елену Енину!

Я иду по сцене, мои ноги подо мной затекли, как будто мои колени внезапно забыли, как сгибаться. С этого ракурса свет гораздо более ослепительный, и мне приходится сопротивляться желанию прикрыть глаза рукой. Маленькая метка X, которую мы должны были найти, полностью исчезла на блестящем деревянном полу. Я должна угадать, где я должна остановиться.

Я смотрю в лицо толпе. Я бы не сказала, что у меня есть страх сцены, но я не люблю, когда на меня пялятся незнакомцы. Я чувствую, что толпа стала тише, чем была с другими девушками, меньше свиста, может быть, потому, что у меня нет друзей, или, может быть, просто потому, что я выгляжу свирепой при резком освещении.

Сначала я вижу своего отца. Он сидит рядом с Адрианом, его глаза сверлят мои. Он оглядывает меня, как архитектор, осматривающий незавершенное строительство, с расчетом и суждением. Не с любовью.

Затем я медленно поворачиваюсь, чтобы мои глаза встретились с Себастьяном. Он больше не смотрит на телефон. Он смотрит на меня, губы слегка приоткрыты. Он выглядит удивленным. И… я надеюсь… заинтересованным. Интересно, бьется ли его сердце так же быстро, как мое?

— Елена говорит на трех языках: английском, русском и французском. Она опытная пианистка и отличная лыжница, — декламирует Кросс. — И нет, ваши глаза вас не обманывают, мне сказали, что в ней 5 футов 11 дюймов, — смеется Кросс.

Я не знаю, правда ли это на самом деле. Я не измеряла себя целую вечность, я могла бы быть выше шести футов. Но это не подобает леди, поэтому мой отец сказал самый высокий допустимый рост. Он всегда разрывается между условностями и желанием похвастаться.

— Должны ли мы начать торги со стандартных двух тысяч? — Кросс говорит.

Я почти боюсь смотреть на толпу, чтобы увидеть, поднимет ли кто-нибудь свою табличку для ставок. К моему огромному облегчению, пять или шесть табличек немедленно взлетают в воздух. Однако не Себастьяна.

— Три тысячи? — Кросс говорит. — Четыре тысячи?

Количество участников торгов не уменьшается. На самом деле, очевидное рвение нескольких мужчин, похоже, побуждает других к действию. Теперь семь или восемь человек делают ставки, когда Кросс говорит:

— Как насчет ровных пяти тысяч? Шесть?

На самом деле я не обращаю внимания на других мужчин. Мои глаза перебегают на Себастьяна, чтобы посмотреть, поднимет ли он табличку. Она лежит плашмя на столе перед ним. Сомневаюсь, что он прикасался к ней всю ночь.

Темноволосая девушка, сидящая рядом с Себастьяном, наклоняется и что-то шепчет ему. Он быстро качает головой. Я не знаю, говорят ли они обо мне, но это заставляет мое сердце биться еще быстрее.

— Семь тысяч? Восемь? Как насчет девяти? — Кросс говорит.

Торги нисколько не замедлились. Когда счет доходит до десяти тысяч, пара игроков выбывают, но те, кто остается, поднимают свои таблички все быстрее и быстрее, чтобы обеспечить свои ставки.

— Двенадцать, — говорит Кросс. — А как насчет тринадцати? Это вам, мистер Энглвуд. Сейчас четырнадцать? И пятнадцать.

Торги в основном сосредоточены между мужчиной по фамилии Энглвуд, которому на вид около сорока лет, у него густые черные волосы и борода, и красивым молодым человеком в ярком костюме, похожим на финансиста. Он сидит за целым столом мужчин, которые выглядят точно также, как он, и они подстрекают его. Третий претендент — мужчина гораздо старше, который может быть персом или арабом.

— Шестнадцать? — Кросс говорит. — Семнадцать?

Внезапно, импульсивно, Себастьян хватает свою табличку. Он кричит:

— Двадцать тысяч!

Даже женщина и мужчина, сидящие за его собственным столом, выглядят пораженными. Темноволосая девушка одними губами произносит что-то похожее на «Что за хрень?», а затем она смотрит на меня, ухмыляясь.

На одно короткое мгновение мои глаза встречаются с Себастьяном. Я должна снова посмотреть вниз, потому что мое лицо горит.

Мне не нужно смотреть на моего отца. Я чувствую исходящий от него триумф.

Перс выбывает из конкурса, но двое других все еще участвуют.

— Двадцать один! — зовет Энглвуд, поднимая весло.

— Как насчет двадцати двух? — Кросс говорит.

После минутного колебания, друзья подталкивают его, финансист снова делает ставку.

Я смотрю на Себастьяна. Мое лицо неподвижно, без улыбки. Определенно никаких воздушных поцелуев. Просто мои глаза смотрят в его, спрашивая его… что именно? Я должна заманить его сделать ставку на меня. Но хочу ли я этого на самом деле?

Мне нравится Себастьян. Теперь я могу признаться в этом самой себе. Я была разочарована, когда он мне не позвонил. Крошечная, тайная часть меня хотела увидеть его снова.

Но это еще одна причина сказать ему, чтобы он не участвовал в торгах. Я могла бы нахмуриться или покачать головой, глядя на него. Я могла бы предостеречь его. Может быть, мой отец увидел бы это, но, скорее всего, нет.

Это то, что я должна сделать. Я должна предупредить его.

Вместо этого я просто смотрю на него. Боюсь, мои глаза выдают беспокойство и тоску в моей груди.

— Двадцать пять тысяч, — выкрикивает Себастьян.

В комнате воцаряется тишина. На данный момент это самая высокая ставка за вечер.

— У нас жесткая конкуренция за новую девушку в городе, нашу прекрасную русскую блондинку, — говорит Кросс, едва сдерживая ликование. — Как насчет этого, джентльмены? Может ли кто-нибудь победить младшего брата Галло? Кто-нибудь хочет поставить двадцать шесть?

Он бросает взгляд на стол финансистов. Молодой парень в кричащем костюме выглядит так, будто хочет поднять свою табличку. Вместо этого он раздраженно бросает ее на стол. Я думаю, мы подошли к концу.

Энглвуд не сдался. Он снова поднимает табличку.

— Тридцать, — хладнокровно говорит он.

Он смотрит на Себастьяна, его темные глаза сердито сверкают из-под густых бровей. Я не знаю, знают ли эти двое друг друга, или я просто наблюдаю за территориальным противостоянием двух могущественных мужчин. В любом случае, напряжение ощутимо.

Себастьян игнорирует Энглвуда и вместо этого смотрит на меня. Я освещена горящими огнями сцены, мое красное платье пылает вокруг меня.

Глядя прямо на меня, Себастьян говорит: — Пятьдесят тысяч.

Кросс пытается утихомирить рев, который раздается за каждым столом.

— У нас ставка в пятьдесят тысяч! — говорит он. — Это новый рекорд, леди и джентльмены, и помните, что все это ради великого дела! Мистер Энглвуд… не хотите ли повысить?

Губы Энглвуда под темными усами поджимаются. Он резко мотает головой, и Кросс говорит:

— Продано! Госпожа Енина отправится на свидание с Себастьяном Галло.

Я не знаю, страх это или облегчение, которое захлестывает меня. Все, что я знаю, это то, что мне внезапно стало холодно, даже под жарким светом. Кросс должен взять меня за руку и указать на лестницу, ведущую вниз со сцены.