Темное наследие (ЛП) - Лоррейн Трейси Страница 14

Он знал, что я здесь.

Мои глаза следят за их движениями, удерживая его крепко в надежде, что он найдет что-то, что придаст ему немного силы в моих глазах. Черт знает, что ему это чертовски нужно прямо сейчас.

Они швыряют его в угол комнаты, и он приземляется со стоном боли, прежде чем свернуться в клубок.

К моему удивлению, они позволяют ему это сделать, но не раньше, чем хватаются за цепи, прикрепленные к стене, и надевают наручники на его запястья и лодыжки, чтобы он никуда не ходил.

Мое сердце учащенно бьется, когда я наблюдаю за каждым их движением, потому что я знаю, что произойдет дальше.

Они идут за мной.

Они сломали одну из своих маленьких игрушек. Теперь пришло время взяться за другую.

Как будто они могут слышать мои мысли, все трое обмениваются взглядами, прежде чем повернуться ко мне.

Я даже не вздрагиваю, когда они смотрят на меня с чистой ненавистью.

Я прищуриваюсь, глядя на них.

Давайте, ублюдки.

Потребуется намного больше, чтобы сломить меня. И я безумно взволнован, понаблюдать за их попытками.

— Деймон Деймос, — насмехается один из них, когда они приближаются ко мне. — Собственное страшилище Семьи Чирилло. Разве нам не повезло?

Я насмехаюсь над ним, отчего трещина на моей губе открывается.

Мои кандалы сняты, и я поднят на ноги. Если они ожидают, что я буду сражаться, то они будут разочарованы. Я более расчетлив, чем это.

Когда я наброшусь на них и выебу их, они, блядь, не поймут, как это произошло.

Конечно, прямо сейчас я понятия не имею, как это произойдет.

Но это произойдет. По крайней мере, я так сильно верю в себя.

Даже если я никогда больше не увижу дневной свет после этого испытания, я чертовски уверен, что заберу этих ублюдков с собой в ад.

— Послушный маленький засранец, не так ли? — указывает старший из мужчин, на его губах играет ухмылка.

— И вот мы были здесь, думая, что завели себе идеального маленького питомца.

Мои руки заломлены над головой, связаны веревкой, и я подвешен, как кусок гребаного мяса, готовый отправиться на убой.

Они окружают меня, словно львы, готовые расправиться со своей добычей. Но никто из них не делает ни единого движения.

Отказываясь показывать какой-либо страх, я смотрю каждому из них в глаза по очереди.

Очевидно, что они знакомы с моей репутацией, и мне бы не хотелось разочаровывать их, показывая им что-либо иное, кроме холодного, отстраненного ублюдка, которым они все меня считают.

— У тебя там несколько симпатичных маленьких шрамов, парень, — снова издевается тот, что постарше.

Он достает нож из носка и приставляет острие к самой верхней части моего самого длинного шрама.

— Может быть, нам следует снова открыть тебя. Посмотри, чем они заменили твое сердце, когда ты был всего лишь малышом, а? Ходят слухи, что твой дедушка продал твою душу дьяволу задолго до твоего рождения, и вместо нее у тебя остался лишь холодный, гниющий кусок мяса. — Упоминание о моем дерьмовом дедушке почти заставляет меня отреагировать, но я запихиваю его прямо в сейф, который храню внутри для всего этого дерьма.

Он сильнее прижимает нож к моему шраму, его острота легко рассекает мою кожу.

Бросив взгляд вниз, я вижу, как кровь немедленно собирается вокруг лезвия.

— Я действительно думал, что у тебя пойдет черная кровь, — бормочет парень, у которого уродливый шрам поперек щеки, похожий на медаль.

Я понятия не имею, кто эти ублюдки — во всяком случае, не в лицо. Но с другой стороны, итальянцы умеют хорошо прятать свое секретное оружие. Однако, если бы кто-то из них назвал свое имя, я не сомневаюсь, что знал бы о них все до мельчайших подробностей из информации, которую слышал за эти годы.

— Разочарован, — соглашается третий, тряся жидкой бородкой, в то время как тот, что с ножом, продолжает кромсать мою грудь.

На самом деле это не так глубоко, но, черт возьми, это чертовски больно. Не то чтобы я собирался позволить им увидеть это.

Кровь стекает по моему прессу, прежде чем впитаться в пояс моих боксеров.

Борода наблюдает, и его глаза вспыхивают от возбуждения, подсказывая мне, что будет дальше.

Его покрытые шрамами пальцы впиваются в резинку, и он дергает достаточно сильно, чтобы разорвать ткань, из-за чего я раскачиваюсь, мои пальцы едва касаются грубого пола подо мной.

— Я, блядь, не закончил, — жалуется старый, глядя на мой наполовину разрезанный шрам.

С ухмылками, играющими на их губах, и волнением в глазах, они наблюдают за мной, пока я снова не замираю, прежде чем они продолжают, делая каждое прикосновение, удар и порез на моей коже более болезненным, чем предыдущее.

Мой гнев и жажда возмездия раскаляются докрасна во мне, когда я наблюдаю за ними, изучаю их слабости и пытаюсь каким-то образом одержать верх, все это время свисая избитым, окровавленным и голым с гребаного потолка.

К тому времени, когда они решают сдаться, темнота этой жалкой ситуации начинает брать верх надо мной.

— Выруби его, — инструктирует Шрам, и всего секунду спустя знакомое ощущение наркотиков, проникающих в мой организм, поражает меня, прежде чем все потемнеет, и я буду вынужден войти в совершенно другой вид ада.

8

КАЛЛИ

Ребята уходят вскоре после того, как Эмми и Стелла устраиваются поудобнее на диване Алекса.

Каждая из нас получает по поцелую перед тем, как исчезнуть, хотя тот, который я получаю от Алекса, гораздо более трогательный, чем тот, который они обе получают от своих парней.

Эмми и Стелла обе цепляются за них так, как будто никогда не хотят выпускать из виду. Но мы все знаем, что им нужно уйти. И они ни за что не остановили бы ни одного из них от того, что им нужно было сделать.

В ту секунду, когда закрывается входная дверь, они обе обращают на меня свои сочувствующие, но заинтригованные глаза.

— Не надо, — выдыхаю я, точно зная, что они собираются сказать. Я крепче прижимаю свою теплую кружку и делаю глоток.

— Зона, свободная от осуждения, малышка Си. Ты делаешь все, что тебе нужно, прямо сейчас, чтобы помочь себе. Но просто знай—

— Нам нужны подробности, — заканчивает Эмми, как будто они один долбаный человек.

— Я люблю вас двоих, вы знаете это, верно? — Спрашиваю я, чувствуя их поддержку, даже если она проявляется в их собственном стиле поддразнивания и ебанутости.

— Мы тоже тебя любим, Калли, — говорят они оба в унисон.

— Итак… насколько удобна кровать Алекса? — Эмми добавляет с ухмылкой.

Грустный смех срывается с моих губ. — Это то, что мне было нужно. Он… черт, — вздыхаю я, опуская кружку. — Он просто самый милый, самый поддерживающий человек, которого, я думаю, я когда-либо встречала.

— Грубо, — слегка ворчит Стелла.

— Я знаю, что он делает это из-за всей этой истории со мной и Деймоном, и, если бы этого не произошло, я уверена, что сейчас все было бы совсем по-другому. Находясь с ним, я чувствую себя ближе к Деймону, и я вроде как думаю, что он чувствует то же самое.

— Ты действительно милая маленькая девочка, не так ли? — Спрашивает Эмми с улыбкой.

— А потом… что?

— Не обращай на нее внимания. Она просто дразнится. — Я свирепо смотрю на них двоих. — Она предполагает, что ты спишь с ними обоими.

— Э-э… — Выражения моего лица, очевидно, достаточно, чтобы дать им ответ, который они уже знали, потому что они обе смеются надо мной. — С Алексом ничего подобного не было.

— Мы знаем. Мы просто дразним.

— Я так рада, что он тот, кто тебе нужен.

— Я просто надеюсь, что возвращаю должок, потому что я даже представить не могу, через что он сейчас проходит.

— Он что-нибудь сказал? — Спрашивает Эмми, внезапно становясь серьезной.

— Например, что?

Она пожимает плечами. — Я не знаю, но ты все время слышишь эти истории о близнецах. О том, что они чувствуют боль за другого, знают, когда тот болен, и все такое странное дерьмо. Я просто подумала, не…