Ирландский трон - М. Джеймс Страница 14

— Это звучит нелепо из твоих уст, — откровенно говорю я ему, когда мы садимся в самолет, но внутри я чувствую, как будто начинаю слегка светиться. Он стал добрее и внимательнее, чем за последние недели, и я не могу не задаться вопросом, означает ли это, что он тоже пытается. Может быть, он пытается наладить отношения между нами? Тоже испытывает возможности настоящих отношений? Он перешел от категорического неприятия идеи поездки к согласию отправиться в нее за долю секунды, что показалось мне странным, но я не собиралась смотреть дареному коню в зубы. Сейчас я боюсь, слишком боюсь поверить, что он действительно может прилагать усилия, и то, что он был на грани смерти, заставило его пересмотреть свое отношение к женитьбе на мне и к тому, каким он хотел видеть свой брак.

Есть только один способ узнать это.

— Впервые в жизни я летал на частном самолете, — рассеянно говорит Коннор, когда мы находим свои места и садимся друг напротив друга после того, как наш багаж уложен, — когда я был подростком. Мой отец отправил меня на лето на Сицилию познакомиться с какой-то итальянской семьей, с которой он хотел заключить союз. Он был недоволен частным самолетом. Он всегда говорил мне, что итальянцы и братва потратили свои деньги на все эти шикарные костюмы, самолеты и множество домов. Что ирландцы не такие… мы помним нашу историю, и каково это голодать. Каково это, быть подавленным теми, у кого больше власти, чем у нас. И что мы никогда не были бы такими расточительными. — Он фыркает. — Он был гребаным лицемером.

Я с любопытством смотрю на него, откидываясь на мягкую кожу сиденья.

— Большинство королей определенно так не поступают. Все они богаче Бога и их не волнует, кто знает. Мой отец, конечно, не беспокоится о бережливости. А у твоего есть поместье, как это…

Коннор ухмыляется.

— Это о наследии и передаче вещей по наследству в семье, разве ты не знаешь? И, кроме того, это доказывает тем английским ублюдкам прошлого, что ирландец может владеть поместьем и землей и хорошо их содержать. — Он смеется. — Как я уже сказал, лицемер.

— Похоже, у вас с отцом всегда были сложные отношения, — говорю я тихо, почти нерешительно. Коннор на самом деле никогда не открывался мне, и даже это больше, чем я получила от него за долгое время… почти за все время, что мы вместе. — Это, должно быть, было нелегко, учитывая ожидания, которые он не всегда оправдывал сам.

— Ничто из того, что я делал, никогда не было для него достаточно хорошим, как бы я ни старался, — прямо отвечает Коннор. — И я действительно старался, как только мог, в течение ряда лет. Вплоть до тех пор, пока он не решил, что было бы неплохо попытаться обмануть и Витто Росси, и Виктора Андреева.

— Иногда я тоже испытывала подобные чувства по отношению к своему отцу, — признаюсь я. — Он всегда возлагал на меня очень большие надежды. И они не всегда были тем, что я бы выбрала, или даже полностью тем, что я хотела для себя.

— Но ты оправдала эти ожидания. — Коннор пристально смотрит на меня. — Ты заставила меня вернуться в Бостон и жениться на тебе. Ты выполняешь все, что твой дорогой папочка хотел для тебя. С точностью до буквы.

Я хмурюсь.

— Так вот почему ты такой обиженный? Потому что я сделала то, чего от меня ожидали, а ты чуть не сбежал, только чтобы тебя затащили обратно? Вот и все, не так ли? Я много думала об этом. Я боялась, что ты так и подумаешь.

— И все же ты все равно это сделала, — бормочет Коннор, а затем выпрямляется на своем стуле, его взгляд холодно останавливается на мне. — Я ни на что не обижен, Сирша. Я просто хочу, чтобы мы придерживались заключенной сделки, вот и все. Бизнес, а не удовольствие.

Что-то горит у меня в груди при этом. В глубине души я чувствую усталость… устала хотеть, желать, надеяться. У меня была искра надежды на эту поездку, и он, казалось, был полон решимости погасить ее. Я хочу попытаться бороться за это, за то, что, я знаю есть между нами, но это так тяжело, когда он отталкивает меня на каждом шагу и когда на кону моя собственная гордость, мое чувство собственного достоинства. Не будет ли намного хуже, если мы дойдем до конца, а я ничего не попробую изменить? Если я забеременею и наш брак станет всего лишь словами на бумаге, а я проведу свою жизнь, задаваясь вопросом, могла ли я это изменить?

Требуется особая смелость, чтобы открыто заявить о себе в отношениях. Я попробовала совсем немного с Лиамом и обожглась так сильно, что не была уверена, захочу ли когда-нибудь попробовать снова. После этого Коннор казался особенно хорошим, можно не сомневаться, мужчиной, к которому, как я уже знала, у меня не было чувств. Но потом я снова встретила его в Лондоне… и все изменилось.

Тогда я думаю о Найле, частично против своей воли, но это имеет отношение к происходящему, потому что Найл выложился ради меня. Он преследовал меня, насколько мог, был открытым и откровенным в своих чувствах, даже зная, что есть шанс, что я не смогу или не захочу ответить на них взаимностью. Даже зная, что я не могу дать ему всего, чего он желает. Он все равно рисковал своим сердцем.

Я должна быть достаточно смелой, чтобы сделать то же самое с Коннором. И тогда, если Коннор все еще отвергает меня, я смогу дать Найлу все, кроме традиционных отношений, потому что я буду знать наверняка. Я больше не буду тосковать по мужу, который меня не хочет, что было бы самой неловкой и болезненной вещью из всех.

— Что, если мы попробуем? — Спрашиваю я, так же спокойно выдерживая взгляд Коннора. — Только на эти выходные?

Выражение его лица становится настороженным.

— Что ты имеешь в виду? Что именно? Ради ребенка? Мы уже делали это, и, уверяю тебя, будем делать все время, пока мы здесь. — Его глаза наполняются расчетливой похотью, когда он говорит это, но я не позволяю ему так легко отвлечь меня.

— Нет. Что, если мы попытаемся вести себя как настоящая пара в их медовый месяц. Настоящие муж и жена.

— Уверяю тебя, мы ареальные…

— Прекрати это! — Я свирепо смотрю на него, мои руки сжимаются в кулаки на сиденье рядом с моими бедрами, мое сердцебиение ускоряется от разочарования. — Ты знаешь, что я имею в виду, Коннор. И ты, возможно, не помнишь ту ночь