Кэтрин Лэниган - Пожар любви Страница 14

Первые месяцы после ареста Бобби Джо Арлетта все еще мечтала убежать, но месяцы превращались в годы, Бобби Джо не возвращался, и Арлетта обнаружила, что гораздо выгоднее зарабатывать деньги в общине и тратить их на себя.

В магазине Дж. К. Пенни в Нью-Иберии она купила себе платье, чтобы ходить в воскресную школу. После этого она заметила, что люди стали охотнее заговаривать с ней, чаще улыбаться, а когда она добавила к нему новые черные кожаные туфельки, ее пригласили на день рождения. За деньги можно было купить себе друзей.

Арлетта стала работать больше и покупать другие вещи. Скопив деньги, заработанные в течение третьего года учебы за сидение с детьми, она купила новое зимнее пальто, несколько свитеров и шерстяных юбок. И выяснила, что эти вещи защищают от зимних дождей, которые прежде пронизывали ее до самых костей. За деньги можно было купить тепло.

Но главное — имея деньги, можно было отомстить. Когда ей исполнилось одиннадцать, она попросила у матери адрес Анжелики. После некоторых колебаний Мари дала адрес. Арлетта написала старшей сестре, прося приехать ее домой в гости. Анжелика ответила, что опасается, вдруг Бобби Джо вернется, как раз когда она приедет. Она знала, что отец до самой смерти не простит ее. Вместо этого она прислала Арлетте билет на автобус до Нового Орлеана. Арлетту так потрясло великодушие сестры, что она, почувствовав себя виноватой за ненависть, которую испытывала к Анжелике, чуть было не отказалась от своих планов. Однако когда она прочла, что билет купили приемные родители сестры, то успокоилась и перестала чувствовать угрызения совести.

Когда Мари, наблюдавшая, как Арлетта вскрывает письмо, увидела автобусный билет, у нее на глазах выступили слезы. Все годы после побега Анжелики Мари очень редко вспоминала о ней, и Арлетте даже в голову не приходило, что мать скучает без нее. Долгое время она считала, что мать винит Анжелику за арест Бобби Джо, хотя теперь уже никто не сомневался в его виновности. Но узнать это наверняка ей так и не удалось.

Арлетте очень хотелось встретиться с сестрой, и она вовсе не собиралась отдавать драгоценный билет матери. Но когда мать отвернулась от старого кухонного стола, за которым сидела Арлетта, и подошла к раковине, стараясь заглушить всхлипывания шумом воды, Арлетта не выдержала и спросила:

— Хочешь ее увидать, ма?

— Да… Может быть… Не знаю.

— Почему бы и нет?

— Лучше не думать о том, чего не можешь себе позволить.

— Ты так и поступаешь, ма? Не думаешь?

— Нет. Не часто.

Мари не смотрела на Арлетту. Таков был обычай в семье Гербертов. Они прятали свои чувства, свои мысли. Иногда они вели себя так, будто едва знакомы друг с другом.

— Я тоже хочу повидать ее, ма. Мне не хочется отдавать тебе свой билет.

— И не надо. Поезжай. Но когда вернешься, не рассказывай мне о ней, ладно?

— Хорошо, — тихо сказала Арлетта.

Мари наполнила раковину холодной водой и принялась скрести щербатые тарелки. Больше она не упоминала о поездке. Однако когда настало время ехать на автобус, Мари сама отвезла Арлетту в Нью-Иберию.

Ей хотелось побыть с Арлеттой наедине, поэтому она оставила остальных детей дома. Но когда они оказались одни на проселочной дороге, она ничего не смогла сказать дочери, кроме того, чтобы та не забывала мыть руки и не открывала рот, прежде чем с ней не заговорят. Арлетта никогда особенно не задумывалась над тем, что мать была недалекой женщиной, но, сидя рядом с ней в старом грузовичке, она вдруг ясно это осознала. И ей это не понравилось.

Собственно говоря, Арлетта ничего не знала о своей матери: что она любит, чего не любит, ее печали, мечты. Мари относилась к той породе людей, которые бредут по жизни как лунатики. Арлетта ни в чем не хотела бы походить на мать.

Уже сидя в автобусе, Арлетта взглянула сквозь грязное стекло и помахала матери. Когда автобус тронулся, она все продолжала смотреть, пока озабоченное лицо Мари не скрылось из виду. В эту минуту Арлетте захотелось больше никогда не возвращаться домой.

Новый Орлеан встретил ее жарой, духотой и зловонием. Арлетте, привыкшей к чистой природе, казалось, что его открытые каналы пахнут гнилью. Анжелика со своими приемными родителями должна была встретить ее на автобусной станции.

Сойдя с автобуса, Арлетта стала искать взглядом ту десятилетнюю Анжелику, по-прежнему одетую в выцветшее платье, но вместо нее обнаружила красивую светловолосую девушку-подростка в летнем платье в цветочек и красных кожаных туфельках. Арлетта направилась прямо к девушке, хотя та лишь отдаленно напоминала ее сестру, и сказала:

— Анжелика, ты что, покрасила волосы? — Потрясенная переменой, произошедшей с сестрой, Арлетта почти забыла о своей ненависти. — А платье! Я в жизни не видела такого платья! — Она дотронулась до мягкого хлопка юбки. — И чулки… и красивый браслетик! — От неожиданности и изумления глаза ее стали огромными. Она даже предположить не могла, что сестра может позволить себе такую роскошь.

Анжелика обняла ее.

— Я так рада тебя видеть! — искренне сказала она. — Ты очень изменилась. Я хочу сказать — выросла. — На глазах у нее блестели слезы. — Тебе было всего пять с половиной, когда я ушла…

В эту секунду Арлетта вспомнила, зачем приехала в Новый Орлеан. Она вспомнила ту боль, которую ей причинила Анжелика своим уходом. Вспомнила острый нож предательства. Арлетта посмотрела на сестру сузившимися от недоверия глазами.

— Это было давно, Анжелика. Мы обе изменились с тех пор.

Радость от встречи с сестрой притупила бдительность Анжелики, и она не заметила странных интонаций в голосе Арлетты.

— Пойдем, — сказала она, обхватив Арлетту рукой, — я познакомлю тебя со своими новыми родителями.

Они подошли к ослепительно новому красному «кадиллаку», возле которого стояли высокий красивый темноволосый мужчина и миловидная блондинка, его жена. Арлетта прикинула, что им, должно быть, за сорок. Подойдя поближе, она обратила внимание на их безукоризненную одежду. Оба были в летних белых льняных костюмах: он в брючном, она в дамском с юбкой в карандашную полоску. Он держал свою летнюю шляпу в руке, а ее голову украшала маленькая шляпка с вуалеткой, аккуратно облегавшей короткие светлые волосы. Ее кружевные перчатки, сумочка из тонкой мягкой кожи и подходящие к ней по цвету туфли — все казалось абсолютно новым. От женщины пахло дорогими духами, ее речь была правильной и изысканной, голос звучал мягко.

Арлетта видела, как одеваются в Нью-Иберии, но она никогда не встречала таких богатых людей. Неудивительно, что Анжелика не хотела возвращаться домой. Кто мог винить ее?