В берлоге у Медведя (СИ) - Кошкина Татьяна Страница 15

Слишком хлопотные мы с Веником гости.

— Смотри, сколько разбил? — подбежала и присела над остатками стеклянных шаров. Жалко. Я расплакалась. Такая замечательная коллекция, очень обидно.

— Эй, Ась, ты чего? — Медведь рывком поднял меня на ноги.

— Шарики жалко и елку. Веник подгадил, так подгадил. Ром, наверное, нам нужно уехать. Мы же все здесь разнесем, — слезы продолжали течь по щекам.

— Чокнулась? Это всего лишь ёлка и всего лишь шары. За поруганную честь Дедули, конечно, обидно. Но я это переживу, — улыбнулся, вытирая слезы с моих щек. — Аська, я тебя люблю, даже вместе с Веником. Понятно? И никуда ты отсюда не переедешь.

— Даже в Москву? — глупо всхлипнула.

— На счет Москвы поговорим отдельно.

Короткий поцелуй и меня приподняли над полом.

— Эй, ты чего? — обняла его за шею, боясь упасть.

— Там могут быть осколки, а ты без тапок, маленькая.

В итоге вместо ночи любви у нас в берлоге случилась ночь уборки и повторной установки елки, в результате которой мы благополучно уснули прямо на узком диване в гостиной. И знаете что? Спать рядом с этим мужчиной на неудобном диване лучше, чем одной на двуспальной кровати.

Веник выполз к нам утром на полусогнутых с самым виноватым видом. Улегся на спину, раскинув лапы. Мол, сдаюсь. Бейте собачку, если рука поднимется. Рука, разумеется, не поднялась, а тапкой он от Медведя вечером нормально получил.

Глава 9. Новогодние подарки

Асия

В мою жизнь медленно вошли утренние поцелуи на прощанье, неожиданные объятия и совместные вечера на неудобном кожаном диване. Мы говорили обо всем на свете, смеялись шутили и, кажется, были счастливы. Неделю до Нового года никто не пытался перейти черту снова.

Обида на маму начала утихать, место заняла тихая тоска. Какой бы она ни была, я любила её. Не хочу, чтобы все закончилось скандалом и оскорблениями. Почему она не может быть счастлива вместе со мной?

Тридцатого декабря. Утром перед последним в этом году спектаклем набрала мамин номер. Трубку она взяла после второго гудка, но то, что я услышала стало отрезвляющим ударом по лицу:

— Ну что, нагулялась? Бросил тебя твой Медведь? А я тебе говорила!

— Мама! — рявкнула в трубку. — У меня все прекрасно. Хотела пригласить тебя на ужин, с новым годом поздравить. А ты…

— Ты сделала свой выбор. У тебя больше нет матери.

Короткие гудки в трубке. Слезы на щеках. Вытерла их одним коротким движением, но они не перестали литься. Все, что я держала в себе. Всё, о чем тайно переживала, выходило наружу. Хорошо, что еще не нанесли яркий сценический макияж, пришлось бы переделывать.

Звонок телефона отвлек от слез. Медведь. Он как почувствовал.

— Да?

— Привет, маленькая. Готова к последнему спектаклю? — от его голоса внутри потеплело.

— Угу, кажется, — не удержалась и шмыгнула носом.

— Эй, что случилось? Ты плачешь? — настороженный бас из трубки.

— Маме звонила. Она говорит, что у меня больше нет матери. Винни, Пятачку очень плохо…

— Ася, ей нужно время. Уверен, твоя мама еще не остыла. Пусть придет в себя, соскучится как следует по талантливой и безумно красивой дочери.

Только он может говорить о моей матери, которая ему очень и очень неприятна, и заваливать меня комплиментами. Захотелось его обнять. Очень-очень, вот прямо сейчас. И снова Медведь читает мысли:

— Я подъезжаю к театру. Зайти к тебе?

— Тебя не пустят, — улыбаюсь своему заплаканному отражению в зеркале.

— Пусть только попробуют. Десять минут, маленькая, и я у тебя.

Действительно, пустили. Не знаю, как удалось Русскому Гризли обаять нашу богему, но в театре его знала уже каждая собака. Думаю, не обошлось без Нюты, на которую Медведев произвел неизгладимое впечатление еще в безмолвные цветочные времена.

Через десять минут я уже сидела на коленях, прижимаясь щекой к широкой груди. Он нашептывал мне на ухо успокаивающие слова. Они действовали, как волшебное заклинание, успокаивали мгновенно. Боль и обида на маму отошли даже не на второй план, а как минимум, на двадцать пятый. Он прав, надо просто дать ей время.

— Есть планы на Новый год, уважаемая балерина?

— Ты, — потянулась к губам и оставила на них легкий поцелуй.

— Какое совпадение, у меня такие же. Будь готова ко второму свиданию, моя маленькая, — ответил тем же и помог мне слезть с колен.

— Сюрприз?

— Тебе понравится, гарантирую. Даже из дома выходить не придется.

— Тогда мне нужно приготовить ответный.

Идея была настолько безумной, что сразу захотелось её воплотить.

Когда Медведев вышел, я обхватила щеки ладонями. О чем я думаю? Боже мой, Ася, совместная жизнь на одной территории с мужчиной слишком большое искушение для твоего темперамента.

Из хороших новостей, кажется, я начинаю понимать, чего именно хочу. План простой: Роман Медведев, Большой театр и много любви. Хочу всего и сразу. Надеюсь, жизнь не решит выдать мне губозакатывающую машинку.

Медведев

Несколько минут назад она выглядела потерянной и расстроенной, сейчас же он оставил её в радостном предвкушении. В том, как быстро менялась Ася, как остро на все реагировала Медведь находил особую привлекательность. Девушка часто напоминала ему оголенный провод, стоит замкнуть контакт, как искры сыпятся во все стороны. Это временами сводит с ума.

Но от своих слов мужчина не отказался. До тех, пор пока Ася не будет готова к большему, все будет идти так, как идет. На первом свидании их буквально накрыло волной, но Веник, будь неладна эта хрюкающая задница, все испортил. Больше такого безумного огня в глазах девушки он не видел. Она словно опять испугалась и спряталась в раковину. Ничего, у них еще есть время.

Улыбаясь сам себе, мужчина нашел дверь в холл театра и вышел. За эти дни он успел неплохо изучить местные катакомбы. Вот только ему и в страшном сне не могло присниться, что выйдя из служебной двери столкнется нос к носу с…

— Ромашка?

— Мама?

Они смотрели друг на друга во все глаза.

— Ты что здесь делаешь? Опять мерзла в электричке? — нахмурился Медведев.

— Меня Валерка подвез прямо до театра. Говорят у Асии Гирлан сегодня последнее выступление в нашем театре. Я не могу его пропустить, очень талантливая девочка, — зашебетала мама. Стала похожа на салонную даму девятнадцатого века, не хватало только веера. — В Большой театр не наездишься. А что ты делал за кулисами?

— Эээ…

Врать или нет? Маме о том, что происходит между ним и Асей он так ничего и не сказал. Она бы точно примчалась в гости и смутила девушку. Их отношения все еще казались ему хрупкими, почти хрустальными. Одно неловкое движение и все разобьется на мелкие осколки. А мама временами была просто всепробивающим молотком.

— И кто она? — проницательно прищурилась Олимпия Васильевна.

Раскалывать своего сына она умела мастерски. Роман никогда не мог от нее ничего скрыть.

— Увидишь, — загадочно улыбнулся в ответ Роман. — Я тебе на сцене покажу. Куда у тебя билеты? Предлагаю сменить место.

На утреннем спектакле в особой ложе никого не было, не их это время. Билеты стоят недорого, да и кто утром тридцатого декабря пойдет на балет? Вопреки всему партер кишел народом. Родители привели подросших детей, бабушки- завсегдатаи, несколько темнокожих туристов каким-то чудом тоже забрели в театр.

Медведь без труда договорился с загадочно улыбающимся билетером о контрамарке для мамы в ложу. В последнее время все в театре, глядя на него, так загадочно щурились. Слухи, это были слухи, а он их активно подпитывал.