Поймать лаптем удачу (СИ) - Смирновская Маргарита Страница 15

— Вика, найди другую работу. Послушай, ты слишком молодая, чтобы там пахать. Здоровье надо беречь смолоду. Детей как потом рожать будешь?

— Да, тетя Рина, я уже об этом думаю.

Конечно, я думала не о детях. Но только сегодня я поняла, что впервые проснулась не от страха, что проспала.

— Вика, будь добра, как узнаешь что-нибудь о Маше, позвони мне, пожалуйста.

Неужели она поняла, что я соврала? Или предчувствие матери так тяжело обмануть? Меня снова замучили угрызения совести.

— Конечно, тетя Рина. Я постараюсь не забыть. Но лучше вы сами мне позванивайте. А то я опять забуду.

Конечно, я собиралась Машу убедить позвонить матери, как только она придет в себя. Это был самый лучший вариант. Поговорив с тетей Риной, я пошла в ванную, потом заварила себе кофе. Еще было время подумать. Так. И чего же я на похоронах хочу понять? Как себя будет вести Высоковский-младший? И так понятно. Будет со всеми рыдать, всем своим видом выражать глубокую, невыносимую боль от потери такого молодого старшего брата. Тогда зачем я туда еду? Ведь меня там могут убить. Стоит ли рисковать ради прощания с человеком, который меня дико раздражал, но очень вкусно накормил всего один раз перед своей смертью? Нет. Но есть предчувствие, что ехать надо. Может, я пойму, зачем они хотят убить меня и Машу? Может, пойму, почему ищут бриллианты, предназначенные для Маши? И как я это там пойму? Вот для этого надо съездить и на всех Высоковских посмотреть, увидеть весь их круг общения.

Я взглянула на часы — полдесятого. Пора одеваться. Я решила надеть свою одежду, но позаимствовать Машину черную кожанку и черный шарф, а еще темные очки. Проскочив в ее комнату, я стала рыться в Машиных вещах. Точно помню ее жатый черный шарф, он такой широкий, — то, что надо.

— Вик, без нижнего белья лучше.

Уже одетый, на диване лежал с книгой Гущин.

Черт! Черт! Черт! Как я про него могла забыть?! Стою тут в трусах… Я быстро схватила шарф и очки и бросилась в свою комнату.

— Ты куда? Я думал, ты ко мне. — Я услышала Сережины шаги. — Неужели ты забыла про меня? — прошептал он в щель двери.

— Я спешу. Поешь там… — Я не могла вспомнить, что же у меня есть в холодильнике, — чего-нибудь. И ложись спать. Тебе ведь сегодня в ночь?

— А ты куда? — спросил он за дверью.

— На похороны любовника моей подруги.

— А-а… — Немного помолчав, он сказал. — Я еду с тобой. Там меня хотя бы накормят.

— Я не останусь на поминки. Меня никто не приглашал.

— А я останусь. На похороны не приглашают, Вик. Пойду туда как журналист.

— Как… Кто? — переспросила я недоуменно.

Я вышла из комнаты уже одетой и начала перед зеркалом краситься. Он смотрел на меня изучающе.

— Как журналист, который составляет статистику смертности. Так что я еду с тобой. У тебя в холодильнике из готовых блюд только картошка с мясом. Я ее ел вчера, можно доесть на ужин, а обедать я буду чем?

— Приготовь себе. Мне некогда.

Я докрасилась и убрала косметичку.

— А тебе в ночь на смену. Куда ты собрался? Вдруг вернуться на работу вовремя не успеешь? Похороны же в Москве будут.

— Я возьму больничный. Не оставлять же тебя ночью одну.

Сережа подошел ко мне близко и так хищно посмотрел, что по мне пробежалось стадо мурашек. Я не могла понять мотивы его поведения.

— Брать больничный только для того, чтобы поесть на поминках — это безумие! — ответила я.

Я отчаянно пыталась хоть немного отойти от него, чувствуя, как покраснела до корней волос.

— Ты же понимаешь, что это не из-за поминок, Вика?

Он это прошептал мне в ухо. Я не выдержала и со всей силы оттолкнула его.

— Гущин, ты задолбал уже своими приколами!

— А я не прикалываюсь. У тебя неадекватное поведение. Как тебя можно оставить одну? Ты собралась на похороны любовника своей подруги, которые будут проходить у черта на куличках! Красишься, наряжаешься на них, как на свидание. Ко мне в комнату врываешься раздетой и тут же прячешься от меня. Это ты так играешь со мной? А вчера? Я вообще молчу! Что с тобой? Вик, ты будешь признаваться или нет?

Я не стала отвечать. Просто не могла. У меня был жар. Стыдно признаться, но от его голоса и близости, моя кровь закипала. Да, мне нравился Гущин, я даже немного была в него влюблена, но не как в мужчину. Хотя мой организм, видно, этого не хотел признавать. Я понимала, что Сережа, скорее всего, догадывается, почему я краснею. Может, поэтому он все смелеет и смелеет. Вообще, мне надо держаться от него подальше. А то я его пристрелю. Я вспомнила о пистолете и побежала за ним в свою комнату. У меня был травматический пистолет, я его еще в Борисоглебске купила. Но там им пользовалась всего один раз, когда меня подростки окружили, чтобы ограбить. Одному из них я выстрелила в коленную чашечку, он заорал, и все отвлеклись, а я, убегая, крикнула, что убью любого, кто за мной рванет.

— Не будешь, значит, — продолжал Гущин. — Вик, тогда я буду допытываться. Ты все равно у меня признаешься.

Мы вышли из подъезда. На поясе у меня был пристегнут пистолет «Иж». За черным пуловером его не было видно, а мне с пистолетом стало спокойнее.

— Едем на такси, — сказала ему я.

Глава 4.2

Кристина мне подробно объяснила, куда ехать и как дойти. Гущин всю дорогу сидел в телефоне и с кем-то переписывался. Я же, от нечего делать, уснула. На кладбище было полно народа, будто на рынке перед Новым годом. Я была шокирована. У нас в деревне, наверное, меньше родни и знакомых! Они случайно не армяне? Я точно знаю, что у армян на свадьбу и похороны приходят деревнями и даже городами. И если бы я очень захотела, то Кристину все равно не нашла бы. Вскоре я поняла, что собрались близкие друзья, одноклассники, однокурсники, друзья по увлечению конным спортом и по футболу и все, кто работает в трех организациях.

— Так он миллионер? — окинул людей взглядом Сергей. Я молчала. — От чего он умер?

— Разбился на машине, — ответила я. Сережа достал телефон и стал фотографировать людей. Я быстро от него отошла: стало страшно, что из-за него нас прогонят. Пройдя поближе к гробу, я разглядела красивую женщину неопределенного возраста. Ей можно было дать как тридцать лет, так и сорок. Она была спокойна, как прекрасная богиня. Ни слез, ни эмоций. Но бледная, ни кровинки на лице. Ей нужно было поплакать, а она держалась. Рядом с ней стояли двое мужчин: маленький черный бородатый дядечка и Михаил. Я всмотрелась в их лица. Дядечка нервозный, хмурый, всех погонял, отговаривался. Михаил — тоже хмурый и бледный, даже задумчивый. Он был очень похож на эту женщину, и ни капли — на этого дядечку, который, вероятно, и был его отцом. Павел тоже не был похож на этого круглого мужичка. Я бы в жизни не догадалась, что это его дети. Скорее всего, она не от него их рожала. С ним у сыновей Высоковских нет ни внешних, ни мимических сходств. Может, он женился на матери Михаила, когда у нее уже были дети? А потом их усыновил, например, потому что сам бездетный.

— А кто эта красивая женщина рядом с Михаилом Владимировичем? — прошептала девушка рядом. Ей ответила солидная женщина.

— Это его мать Марина Рубинова, поэт-песенник.

— Ба… А я думала, он себе новую старушку завел. Хотя теперь я уверена, что он женится на Пашиной жене. Ведь ребенок от него. Кстати, где она? Неужели не пришла хоронить мужа?

— Она в роддоме. Почему ты решила, что ребенок от Миши? Миша порядочный мальчик.

— Тетя, все видели, как он ходил с ней. Она сама признавалась, что не за того брата вышла замуж, и надо это исправлять. Я вообще думаю, что это они подстроили аварию и избавились от Павла.

— Тише, Катя! Грех такое говорить.

— Они вывели деньги из организаций, чтобы безбедно жить. Просто, если бы был развод из-за Лены, то она бы и свое потеряла. Все это знали. И бедный Павел Владимирович знал, что она ему с братом рога наставляет.

Катя заплакала навзрыд. Где-то я видела эту болтушку… Так это же та, из бухгалтерии пиар-агентства! Я сняла очки, чтобы она по ним меня не узнала.