Нарушая заповеди (СИ) - Перова Алиса Страница 15

Люди очень любят спекулировать страшными историями за чужой счёт и обносить мою жизнь тайнами и загадками. А учитывая, что я предпочитаю работать по ночам, у соседей достаточно оснований считать меня как минимум подозрительной личностью. Здесь почти никому не известен род моей деятельности, а это, как выяснилось, тоже сильный повод для сплетен. Не скажу, что меня такие слухи радуют, но проблем не добавляют — и то неплохо. Во всяком случае, пока…

Впрочем, я уже давно мог позволить себе снимать приличное жильё в любом районе Москвы и даже приобрести собственное, правда, неприличное и далеко за МКАД. Но, как ни странно, я не готов расстаться со своей обшарпанной общагой. При всей моей тяге к одиночеству, я боюсь оставаться один. А находясь в этом «сумасшедшем доме», где никогда не бывает тихо и вечно чем-нибудь воняет, я притворяюсь членом нашей, не сказать чтобы дружной, общины. Здесь я чувствую себя живым.

Выйдя из комнаты, как обычно, забываю глянуть под ноги и тут же наказан за это. Мы с несчастным котом, решившим отдохнуть у моей двери, разлетаемся в разные стороны. Я — теряя шлёпанцы и матерясь про себя, кот — матерясь на весь этаж. Ну, прости, дружище.

Несмотря на субботний день, в душевой никого — это радует. Но недолго. Не успеваю прикрыть дверь, как Наташка врывается за мной следом. До чего же настырная баба! Хорошо хоть я одет. Наташка задвигает щеколду, распахивает короткий халатик и порывисто прижимается ко мне своими тяжёлыми дойками.

— Не волнуйся, мой сегодня на дежурстве, — считает она своим долгом сообщить, будто меня это хоть сколько беспокоит.

Наташка — красивая женщина под тридцатник с целым набором неоспоримых достоинств, которые не могут оставить равнодушным ни одного мужика с рабочим прибором. И, конечно, я тоже очень рабочий и неравнодушный, НО… Есть у моей неугомонной соседки один существенный недостаток — она замужем. И совершенно не имеет значения, что козёл муж её недооценивает и недолюбливает. Чужая жена — это табу.

— Наташ, прекращай, — взяв её за плечи, пытаюсь отстранить от себя. — Мы ведь уже договорились.

— Ром, так давай снова передоговоримся. Какие проблемы? — она тяжело дышит и пытается запустить свою руку под резинку моих шорт. — Ну я же вижу, как ты меня хочешь.

— Это не я хочу, а он, — киваю на предательский стояк и выдёргиваю уже добравшуюся до него чужую загребущую ладонь. — Наташ, ты прекрасна, спору нет, но лучше давай на выход.

— Да что ты о себе возомнил, козлина! — взревела эта чокнутая нимфоманка и толкнула меня с такой силой, что я от неожиданности вмазался в стену.

Голова просто чудом не раскололась, а новый болевой спазм заставил меня зажмуриться. Наверное, меня сейчас можно просто брать и пользовать — совершенно идиотская ситуация. Сквозь гул в ушах до меня доносится злое шипение:

— Что, маньячина, любишь, когда жертва слабая и не сопротивляется? Думаешь, я ничего о тебе не знаю, извращенец? Считаешь, что все твои делишки — это большой секрет? Зря ты расслабился, щенок. Подумай, что будет, если я скажу своему Витальке, что ты хотел меня изнасиловать?

Я вот сейчас не очень понял — мне надо её изнасиловать, чтобы она не заявила о насилии? Грёбаный стыд!

— Блудницы, Наташка, не наследуют Царствия Божия, — отвечаю ей устало, держась за затылок, чтобы голова не развалилась.

— Чего-о?

— Совершенно удалите себя от лжесвидетельства и прелюбодейства, потому как ввергнут они виновных в ров погибели.

— Ну точно… маньяк чокнутый, — Наташка начинает пятиться назад, пытаясь, наконец, спрятать свои телеса под халатом.

— Ах, ты, шалава толстомясая! А ну, пошла отсюда, пока я твои сиськи на спине морским узлом не завязала! — это, сорвав с двери хлипкую задвижку, мне на выручку примчалась моя верная Янка.

— Ты на кого пасть раззявила, мартышка убогая? — быстро перестроилась Наташка.

С внешностью Янке не очень повезло, и тем обиднее казались Наташкины слова. Я бы мог задвинуть сейчас о красоте духовной, но… только кому? Правда жизни такова, что даже самой симпатичной, но тупой овце полагается кнут. Поэтому я выдворил Натаху из душевой принудительно, наверняка оставив на её шее отпечатки своих пальцев. Как-то неправильно началась суббота.

— Ром, неужели я такая противная? — неожиданно всхлипнула Янка, запирая дверь на швабру.

— Что за бред, Ян? Знаешь ведь, что ты всегда будешь моим милым воробышком.

Девчонка обхватила меня за обнажённый торс и уткнулась лицом мне в грудь.

— Глупенькая моя Янка, — выдыхаю ей в макушку.

Подруга дней моих суровых и моя одноклассница. Она же моя первая женщина. Хотя женщина — это громко сказано. Тогда нам обоим было по четырнадцать, и Янка решила, что это будет лучший подарок к 8-му марта. Я тогда тоже подумал, что это отличный подарок, ну и… подарил. И потом поздравлял её регулярно с женским днём, невзирая на время года.

Неоспоримым и удивительным плюсом стало то, что романтики между нами так и не случилось. И хотя мы сразу договорились, чтобы не было взаимных претензий, я со страхом ждал, что Янка влюбится… Ну, не бывает иначе… Хотя, я ведь не влип…

И Янка влюблялась постоянно, но не в меня. С одной стороны, хорошо, а с другой — выбирала она самых отмороженных, а потом я её утешал. С годами это случалось всё реже. Мордашка моей подружки краше не стала, зато фигурка с лихвой это компенсировала. И Янкина личная жизнь начала понемногу налаживаться.

Я чувствую, как её пальчики потянули вниз мои шорты.

— Ян, прости, я не могу, башка сейчас взорвётся.

— Я всё вылечу, Ром, ты даже не шевелись. Пойдём, я тебя искупаю и всё сама сделаю.

Голова словно и не болела — надо взять на заметку. Я чмокнул подругу в лоб за чудодейственное лекарство и последующий сытный завтрак и покинул общагу. Надо бы холодильник немного загрузить, а то в нём, кроме столетнего сиропа от кашля и мумии одинокой морковки, больше ничего не водится.

При виде «Франкенштейна» в душе поднимается восторг. На его восстановление я потратил полтора года, собирая своего монстра из полдюжины менее удачливых собратьев. Теперь он — предмет моей гордости и лютой зависти слишком многих. Плевать!

Я не спеша покидаю двор и еду ставить очередную точку на моём жизненном пути. Не уверен, что удастся с первого раза, но я уже принял решение. Принял вчера, когда меня настиг взгляд маленькой чертовки.

15. Евлалия

До рассвета я так и не сомкнула глаз. Таращилась в тёмное окно, прислушиваясь к звукам ночного леса, и вспоминала Ромкин взгляд — пустой, равнодушный… Сквозь меня. Может, он меня не узнал? Я ведь повзрослела, изменилась… наверное.

Котя тоже мне сказала… Ох, она так много всего наговорила, что вариант «не узнал» стремительно потонул в потоке Котиной брани и множества альтернативных вариантов. Самым неожиданным стало — «Да он просто педик!» Был вчера момент, когда я готова была принять даже такое дикое предположение, чем стоять и молча наблюдать, как Ромка усаживает в свою машину эту прилипчивую девицу и увозит. Куда? Ведь у неё своя машина была!..

Ромка… Какой же ты стал! Как я могла подумать, что смогу без тебя? Что увижу и пойму — отпустило, свободна. Наивная глупая Лялька. Никуда не сбежать… Эти оковы — моя боль и мое наказание. Только ведь Ромке тоже никуда от меня не деться, потому что я уже взяла след. Вгрызусь так, что меня легче будет пристрелить, чем оторвать. А гордость… К черту её!

Котя заворочалась во сне и закинула на меня свою ногу. Сытенький такой окорочок. Надо было оставить ей спальню, а самой разместиться на диванчике в гостиной. Но Котя взбунтовалась — а как же поговорить, всё обсудить!.. Она протрещала с Васей весь вечер, а к ночи ей припёрло подсесть мне на уши. Вот только, раздавленная Ромкиным равнодушием, я совершенно не была настроена на «поговорить» и притворилась спящей. Благо, притворяться я неплохо научилась.