Снимай меня полностью - Дарья Владиславовна Сойфер Страница 15

И все же возражать было поздно: по заблестевшим девичьим глазам Рома понял, что наживка проглочена, а идея пришлась по нраву.

– Допустим… – Юна подошла к календарю, просмотрела несколько разворотов: милые снимки пар на природе. Это был один из первых проектов «Кукушкиного гнезда». Люди разных возрастов, символизирующие времена года. Весенняя юность, зимняя старость. Вся гамма отношений. От первой влюбленности и страсти, до осенней грусти расставания и семейного умиротворения. Рома гордился этими работами и по реакции Юны видел, что не зря.

– Очень круто! – вздохнула она наконец. – А как же все это сделаю я? В смысле… Это, наверное, сложно. Или просто поставите меня перед пустым фоном, а потом наложите картинку с нужным пейзажем?..

– Ну что вы! Какая банальность. – Вадик уже вжился в роль гея настолько, что даже в его речи появились незнакомые Роме жеманные интонации. – Мы просто покажем, насколько разной вы можете быть. Плевать, осень, зима… Ну, разве что, намекнем по цветовой гамме. Главное, ваш Игорь должен челюсть уронить от неожиданности. Ром, что скажешь?

– Эм… Чисто теоретически… – Боже, ну почему он все время превращается в такого осла в присутствии Юны?!

– Вот, например, – Вадик почувствовал, что от друга ничего толкового не добьется, и снова принял огонь на себя. – Нежная, воздушная. Как античная богиня. Эдакий образ из Ренессанса. Можно вообще взять какую-нибудь известную картину и стилизовать фотографию под нее. На вас смотришь – и эта мысль сама напрашивается. Опять же, ничего сложного. Простыня, фрукты, нужный свет… Роме это раз плюнуть.

– А еще? – Юна намотала локон на палец, явно польщенная сравнением с шедеврами живописи.

– И тут же что-то совершенно противоположное, – продолжал лить елей Вадик. – Суровая русская женщина. Пролетарий. Завод. Родина-мать. Ну, я не знаю…

– Сварщица, – неожиданно для самого себя произнес Рома. – Рукавицы и специальная маска. Тут у нас в здании есть цех, можно одолжить у ребят.

– А мне нравится! – Вадик даже хлопнул в ладоши. – Отлично! Контраст мягкости женского тела и грубой работы. Можно уж заодно и такой сельский образ. Знаете, васильки, сено, рябиновые бусы – и больше ничего.

– Это ты уже разошелся, – одернул коллегу Рома. – Где мы возьмем сеновал?

– Фигня вопрос, – отмахнулся Вадик. В пылу мозгового штурма он уже забыл про реверансы делового общения. – Сбегаю и найду. Потом надо обязательно что-то этническое. Бодиарт. В стиле племен… Как там было? Ром, помнишь, на той выставке?.. Во-о-от… – он выдохнул, будто устал от тяжелой физической работы. – Еще просто офисное что-то… Ну, женщина-вамп, разумеется…

– Еще черно-белый снимок, – встрял Рома. – Современное искусство. Как-нибудь в позе эмбриона…

– Да-да, – Вадик энергично закивал. – Бомбически! Считайте, это тест. Посмотрите, что понравится жениху больше всего, и будете знать, как его порадовать…

Рома напрягся. Представляя Юну в разных образах, он ненадолго забыл, ради чего, а точнее – ради кого она все это затеяла. И все вдохновение моментально улетучилось.

– Вы тогда сообщите, когда все подготовите, – улыбнулась Юна. – Чтобы я рассчитала время. Но пока мне все очень нравится…

– В смысле – когда?! – опешил Вадик. – Конечно, прямо сейчас и начнем.

– Но я… Я еще не…

– У вас сегодня другие планы?

– Нет, – мотнула головой Юна. – Но надо же как-то созреть морально…

– Даже слышать ничего не хочу! – Вадик взял ее за плечи. – Пока есть запал, надо работать! У нас есть вы – это главное. Я отскочу, привезу все мелочи, которых не хватает. А вы пока раздевайтесь. Ром, да что ты стоишь-то?! Вытаскивай аппарат!

Глава 7

Юна Лебедева

34 мин.

Люди, что сейчас будет… Мамочки! Мир никогда не станет прежним. Я бы и рассказала, но тогда точно стану нерукопожатой. А домой меня, очевидно, не пустят. Это т-а-й-н-а. Великая и ужасно секретная.

У вас бывает такое непонятное предчувствие, что либо все будет очень хорошо, либо очень плохо? Без других вариантов?.. Нет, я не прыгаю с парашютом. И еще пока не выхожу замуж. Но волнение то же.

В общем, запомните меня такой. Но пасаран.

Каждая пуговица, каждая молния и застежка приближали Юну к моменту стыда, древнего, как первородный грех. И в голове отчего-то звучали рефреном слова матери.

Вообще-то Елену Геннадьевну с трудом можно было назвать духовным наставником. Она понятия не имела, как Юна учится в школе, в кого влюблена и о чем плачет в подушку. Если и досаждала советами, то исключительно теми, что легко почерпнуть в любом женском журнале: в какую сторону растушевывать тени для век, какая маска лучше всего убирает мешки под глазами. И диеты, да. Как только в мире появлялась новая модная диета, Юна узнавала о ней первой. Единственной материнской мудростью, врезавшейся в память, были слова о нижнем белье.

– Если выходишь из дома, позаботься о том, чтобы на тебе был приличный чистый комплект. Никогда не знаешь, что случится. Вот так собьет машина, приедут врачи. И все, уже не переодеться. Выбирая трусы, думай, что скажет о них посторонний человек.

И вот теперь, прячась за фотофоном, Юна будто бы снова слышала мамин голос. Да, трусы хоть прямо сейчас на выгул. Белая классика с каймой из незатейливого кружева. Как, собственно, и лифчик. Вот только фотографировать Юна собиралась не белье. А насчет того, что делать, если от трусов придется избавляться, Елена Геннадьевна предупредить забыла.

Юна зажмурилась, выдохнула. Спустила последний оплот морали, и вместе с ним к щиколоткам упала вера в себя. Когда Вадим расписывал гениальные идеи, Юна уже представляла, как возвышенно и загадочно получится на снимках. Сейчас же смотрела на красноватые вмятины от резинки на животе и под грудью, на проступающий то ли от холода, то ли от волнения мраморный рисунок на ляжках. И как ни силилась представить себе радостную реакцию Игоря, ничего не получалось.

Зря Вадим уехал за