Игрушка для негодяя - Арина Арская Страница 15

— Нет, — с отчаянной гордостью шагаю к двери.

Родион грубо хватает меня за запястье, рывком привлекает к себе, а через секунду заламывает руки, развернув спиной и горячо шепчет на ухо:

— Спешу напомнить, Яночка, что именно от тебя зависит жизнь Сергея. Ты вновь вступилась за него. Он же вырос из детских штанишек, не так ли? Вот к чему был весь этот допрос. Ты в очередной раз принесла жертву за жалкого паразита, и он ничему так не научится. Ты не дала ему возможности ответить за ошибку, и сама ошиблась в решении.

— Ты мне тут воспитательную беседу вздумал провести? — Слабо дергаюсь в крепком захвате.

— Беседой ничего не ограничится.

Проводит кончиком языка от мочки по изгибу ушной раковины, и вместе с этой медленной лаской по телу пробегает волна теплой дрожи, которую Родион улавливает. Разворачивает и не дает опомниться. Жадно впивается в губы, крепко стискивая мое лицо в ладонях.

Сильный, напористый и уверенный. Я в его руках такая слабая и маленькая. Вцепившись в его запястья, стою на цыпочках и пытаюсь оторвать его руки от лица. Самообладание тает с каждой секундой, и вот-вот поддамся горячей настойчивости. Уловив мое намерение цапнуть его за язык, Родион отшатывается, и в следующую секунду оказываюсь прижата к столу.

Я даже не сообразила, когда он успел меня развернуть, нагнуть, настолько он точен и ловок в своих движениях. Вскидываюсь, а Родион больно хватает меня за волосы, прижимается сзади. Чувствую сквозь ткань его восставший член, и цепенею, когда тяжелая ладонь наотмашь бьет меня по правой ягодице:

— Тихо!

Он не выпустит меня, пока не получит желаемое, а мое возмущение тает под теплой ладонью, что поглаживает попу и спускается по бедру. Подцепив пальцами край узкого подола, медленно задирает его, и я взбрыкиваю. Слабо и неуверенно. Лишь для приличия, а Родион в ответ для порядка дергает за волосы. Его грубость отзывается во мне клокочущим стоном и требовательным теплом между ног.

Ловкие пальцы юркают под ластовицу трусиков, сдвигают ее в сторону, и я вскрикиваю от решительного толчка, что заполняет меня до краев и растягивает болезненным удовольствием. Родион не дает мне опомниться и буквально вколачивает в стол, жестоко удерживая за волосы. Никакой нежности, ласки. Только животная похоть и резкие неистовые рывки, на которые я отвечаю стонами и криками, захлебываясь в бурлящем потоке желания. Оно сжигает все мысли, стыд и страх и подчиняет тело инстинктам.

Мышцы схватывают судороги, и я верещу под рык Родиона, ослепленная вспышками удовольствия. Он прорывается через спазмы, и я чувствую, как пульсирует его член, мягкими толчками извергая густое семя. Тянет за волосы на себя, стискивает в удушающих объятиях и вжимается в меня в последних рваных фрикциях, продлевая затухающий оргазм.

В нахлынувшей слабости оседаю на пол к ногам своего пленителя и роняю голову на грудь. Родион отступает и падает с тяжелыми и шумными вдохами и выдохами в кресло. В тишине шуршит ширинка, и я закрываю глаза. У меня нет сил, чтобы встать и покинуть кабинет, поэтому пусть меня защитит темнота.

— Ты очень громкая.

Выныриваю из омута неоформившихся и блеклых мыслей и недоуменно смотрю на самодовольного Родиона. Медленно моргаю, с трудом вникая в смысл сказанного, и сипло отвечаю:

— Извини.

— Если за что тебе стоит извиниться, так это за побег.

— Нет. За это я извиняться не буду, — облизываю пересохшие губы. — Я боролась за свободу.

— Но я ведь неравный тебе соперник, Яна.

Встаю и под осоловевшим взглядом Родиона оправляю юбку:

— Да, верно. И тебе стоило бы играть с равными тебе, а не забавляться с той, у которой был вариант лишь сбежать от тебя в Пеньки.

— И это очень грустно, Яночка.

Беседа наша неконструктивна и не имеет никакого смысла.

— Грустно то, что я буду раздвигать перед тобой ноги ради ублюдка, за которого мне не повезло выйти замуж.

— Я дал тебе выбор.

— Хреновый, мать твою, выбор!

— Но ты его сделала. И прекращай тут истерить, как девочка-подросток. Это утомляет.

Вздрагиваю, как от жестокой оплеухи. А Родион прав. Мои попытки донести до него, что разыгранная им ситуация отвратительна, выглядят истеричными капризами. Я пять минут назад визжала в его руках, как развратная потаскуха, и сейчас выворачиваюсь, чтобы обелить себя.

— Две недели? — уточняю я.

— Да.

— Я могу идти? Или мне еще отсосать тебе, чтобы пожелать доброй ночи?

— Я бы был не против, — Родион в спокойном умиротворении смотрит мне в лицо, — но у тебя сегодня день был полон эмоциональных потрясений и тебе стоит отдохнуть.

— Какой ты заботливый.

— Не со всеми.

— Так мне повезло?

— Определенно.

Раз мне позволили уйти, то я ухожу. На носочках, чтобы не топать каблуками по ковру. Будь моя воля, я бы с удовольствием исчезла, растворилась и прекратила свое существование.

Молча выхожу в темный коридор. На лестнице приваливаюсь к стене и прячу лицо в ладони. Одно предательство за другим, и у меня нет возможности пережить подлость мужа в истерике и громком скандале. Вместо этого я буду ублажать богатого мерзавца, который преподнес слишком жестокий урок жизни: я выбрала в спутники не того человека.

— Папа! — долетает задорный девичий голос. — Па! Папуля! Я дома!

Глава 11. Настенька и пленница

Спускаюсь на первый этаж. В холле перед раскрытым чемоданом сидит на корточках хрупкая чернявая девица лет двадцати, не больше. Рваные джинсы, цветастая футболка, темные волосы до плеч. Яростно перебирает вещи, с радостным возгласом выуживает фигурку фарфорового ангелочка и протягивает ее мрачному Алексу:

— Как увидела этого пупсика с крылышками, так о тебе подумала, — с таким восторгом улыбается, что у меня самой уголки губ вздрагивают в умилении. — Скажи, один в один. Он такой же сердитый. И носик кривоват. Видать, тоже прилетело однажды от кого-то на небесах.

— Спасибо, — лицо у Алекса обескураженное и бледное. Вертит в пальцах ангелочка и медленно моргает. — Красота.

Подарки приятно получать каждому. Замечаю в его глазах чистую и незамутненную благодарность.

— Папа! — вскрикивает девица и удивленно замолкает, когда видит меня, а затем энергично вскакивает на ноги и широко улыбается. — Здрасьте! Я Настя! А