Сжигая запреты (СИ) - Тодорова Елена Страница 15

Разрываю контакт. Подскакиваю на ноги. Стремительно удаляюсь в противоположный край коридора. Но свернуть к лестничной клетке не успеваю. Даня ловит меня перед самым проемом и, сжав мой локоть, ловко оттесняет к окну.

– Кто тебе сказал, где я? – шиплю, прибегая к самой естественной для себя тактике нападения.

– Твоя геолокация, – сообщает глухо, но тем не менее агрессивно.

Едва сдерживаю вскрик, когда его бедра нагло впечатываются в мои. Край подоконника врезается в ягодицы, столько силы этот монстр применяет. Еще и руками оцепляет. Лбом к переносице толкается. Вынуждает смотреть в глаза.

– Прекрати следить за мной, – цежу сквозь зубы.

– Прекрати меня игнорить, – давит Шатохин в ответ.

– Я обязана, что ли?

– Блядь, Маринка… Мы же договаривались!

Кажется, он хочет меня придушить. Прекрасно.

Только вот мое сердце колотится так высоко в горле, что грозит сделать это раньше Дани. Какой бы смелой я не была, эти ощущения вызывают панику. И бешеный выброс адреналина в кровь. Кажется, что все вокруг нас обваливается. Остается лишь тот небольшой участок напольного покрытия, на котором мы с Даней стоим. Да и он вдруг начинает вращаться, с безумной скоростью раскручивая нас над образовавшейся вокруг бездной.

– Принимать твои звонки я не обещала!

Выпалив это, инстинктивно вцепляюсь пальцами в грубоватую ткань его черной футболки-поло. Он стискивает челюсти, скрипит зубами и, скользнув ладонями по моим плечам, ответно в мое тело впивается.

– Я думал, ты здесь с ним, – все, что Шатохин выдает сдавленным злым полухрипом.

Я собираюсь лгать. Да, как обычно. Мне нужно сказать ему, что Никита с минуты на минуту подъедет, и мы вместе пойдем смотреть на нашего ребенка. Нужно, но я не могу. С меня будто какой-то защитный слой кожи сползает. Следом за этим мое тело опаляет новой невообразимо мощной волной жара. Я вздрагиваю и замираю в попытке пережить эти ощущения.

А потом… Все решается без моего на то желания.

– Рин, – зовет возникшая рядом Лиза. – Мне срочно надо уехать. Тёма позвонил.

– Нет, – шепчу отчаянно. – Нет, – ощущая, как глаза наполняются слезами, мотаю головой. – Как я одна буду? Придумай что-то, пожалуйста…

Невестка бросает взгляд на Шатохина, шумно сглатывает и произносит:

– Даня, ты можешь зайти с Риной к врачу?

– Ни за что! – голос садится до сипа, не позволяя выразить свой протест криком.

Но свои эмоции я выражаю активно. Интонациями, глазами, движениями… Шатохин их все считывает!

И, тем не менее, глядя на меня, отвечает:

– Конечно, Лиза. Не волнуйся. Езжай домой.

13

В пылу агонии у меня возникает непозволительное желание.

© Даниил Шатохин

Вдох-выдох. Умышленная заморозка всех внутренних систем. Шаг, другой, третий… И я замираю посреди непонятного для меня оборудования. Сердце принимается усиленно качать кровь. Крайне затруднительно этот процесс сейчас происходит, потому как это жизненно важное вещество стремительно испаряется из моего организма.

Мощные и отрывистые удары в груди. Стойкий свистящий гул в голове. Разрастающееся чувство паники. А за ним, как следствие, все те ощущения, что я познал с Динь-Динь и успел за пару приходов люто возненавидеть: «вертолеты», тошнота, холодный пот и гребаная дрожь в руках.

Врач отвечает на приветствие, которое Чарушина толкает за нас двоих, но, по факту, еще на нас внимания не обращает. Глядя в монитор, набивает что-то на клавиатуре.

Машинально ловлю Маринкин перепуганный взгляд. И сердце куда-то вниз сваливается. Желудок распирает странным жжением. Дрожь плавно переходит на ноги.

У меня колени трясутся… Сука, у меня, блядь, трясутся колени!

Охреневаю, безусловно. Но времени на перестройку нет. Со всеми этими ощущениями мне приходится примиряться буквально на ходу.

Сам не знаю, что и зачем делаю. Выбрасываю руку скорее по привычке. Ловлю прохладную ладонь Чарушиной – двести двадцать вольт по венам. И плевать, что она до последнего шипела, чтобы я не смел заходить с ней. Похрен на все ее ядовитые: «С тобой не хочу!» Вижу, как ее размазывает, и у самого нутряк в хлипкое желе превращается.

– Чарушина? – спрашивает врач отстраненным тоном, в то время как в моем онемевшем теле закипает кровь.

– Да… – отзывается Маринка едва слышно.

Бросая на меня последний взгляд, резко отворачивается. А я, заметив в ее глазах слезы, в очередной раз дышать прекращаю.

Затяжная пауза. Бесполезная.

Вдох-вдох. С отбойными ударами сердца пытаюсь понять, по каким причинам отличительно стойкую кобру Чарушу так беспрецедентно щемит и так тотально расшатывает.

Ответов я, конечно же, не нахожу.

Откуда мне, блядь, знать, о чем она думает и что переживает? Откуда?!

Я не ведаю путей, которыми можно пробраться к ней в душу и в мозг. Но, черт возьми, именно этого мне сейчас безмерно хочется. Прочесть каждую ее мысль. Прочувствовать каждую эмоцию. Испытать за нее каждое ее, мать вашу, ощущение.

На хрена? Разве мало мне своего?

Маринка выдергивает руку, вроде как осмелев, решительно подходит к столу, за которым сидит врач, и аккуратно пристраивается на край стула.

Я медленно перевожу дыхание и приказываю себе оторвать от нее взгляд. Прочесывая им потолок, натужно тяну носом кислород и бездумно кусаю онемевшие губы. Широко расставляю ноги, ныряю ладонями в задние карманы джинсов и, вдавливая ступни в пол, ловлю равновесие.

– Вас должны были предупредить, что в моем случае невозможно провести исследование интравагинальным датчиком, – шелестит Чарушина тихо.

Несмотря на ее явное нежелание посвящать меня в эти подробности, расслышать мне удается каждое слово. Однако расшифровать смысл это не помогает. Я прогоняю эту фразу несколько раз, неосознанно хмурюсь, но сказанное так и остается мной непонятым.

– Первый день последней менструации? Продолжительность цикла? – спокойно выдает в свою очередь по сути такой же мужик, как и я.

Вот только он точно знает, что делать со всей этой информацией.

– Пятнадцатое июня, – бормочет Маринка еще тише. – Двадцать три дня.

Меня бросает в жар. Даже воздух, который я вдыхаю, задолго до того, как попадает мне в легкие, еще на пути странствия через слизистые вдруг становится раскаленным. Распространяется по груди горючим облаком. Плоть будто когтями изнутри продирает. В глубокие раны быстро всасывается этот радиоактивный яд.

Качнувшись на пятках, не отрывая взгляда от потолка, шумно выдыхаю малую часть распадающихся канцерогенов.

Еще не осознаю, для чего, но зачем-то запоминаю озвученные Маринкой цифры. Мозг в это мгновение являет собой пульсирующее и бесполезное месиво. Но я собираюсь подумать о том, что скребет черепушку, позже, когда будет возможность успокоиться. Если этот мужик понимает, разберусь и я. Гугл в помощь, как говорится. Не дебил же, пользоваться умею. Коды пишу, конфиги разрабатываю. Ну, не может женская анатомия быть сложнее. Если захочу, осилю. Понять бы еще, на хрена мне это нужно? Я уже задыхаюсь.

– Хорошо. Ложитесь на кушетку, – произносит врач неизменно ровным тоном, не переставая стучать по клавиатуре. – Платье поднять примерно до ребер. Белье немного приспустить, – инструктирует, когда Чарушина устраивается и замирает.

Я невольно спускаю взгляд к ней. Сглатываю, пока она ерзает. И отрывисто вздыхаю, когда, после некоторого замешательства, выполняет указания. Смотрю на впалый живот и рискую допустить, что Маринка ошиблась. Или, возможно, наврала мне. Ну какой, блядь, ребенок? Она непохожа на брюхатую, как ни присматривайся.

Сука… Пусть же это будет розыгрышем.

Я бы… Я бы все отдал, чтобы этого ребенка не было. Чтобы она снова была безраздельно моей. Чтобы мне не приходилось постоянно блокировать мысль о том, как он туда попал.

– Вы тоже, папочка, будьте добры, не стойте посреди кабинета, – толкает вдруг врач, заставляя меня остолбенеть и прекратить дышать. – Присаживайтесь на диван. Он там специально для группы поддержки, – впервые этот сухарь позволяет себе рассмеяться. Мне же реально хреново становится. Меня сбивает с координат. Я теряю цель. Стрелка моего внутреннего компаса, словно под влиянием каких-то паранормальных факторов, начинает беспорядочно и хаотично вращаться. – Все увидите, не переживайте. Лучше мамочки рассмотрите. По ходу исследования я буду подробно объяснять. Можно задавать вопросы.