(Не) курортный роман (СИ) - Алекс Коваль Страница 15

Нет, я тогда, как подобает моменту — растянул губки в улыбке и задвинул поздравительную речь. А как иначе? Даже два пригласительных, на кой-то черт, выбил себе на их свадьбу. Вот только самого скрутило. До сих пор от воспоминаний тошно.

Я искренне не хотел Ростовцевой портить жизнь. Судя по тому утру, в отеле, два года назад, когда она от меня сбежала и сделала вид, что нашей охеренной ночи никогда и не было — я понял, что, как постоянный партнер, ее совсем не привлекаю. Друг? Да. Приятель, коллега, товарищ — может быть. Но парень? Когда небезразличная тебе девушка равнодушно ведет плечиком и с улыбкой говорит:

— Сереж, ну, было и было, мы же люди взрослые, все понимаем, — это пздц, как больно.

И тебе ничего не остается, кроме как спасать свое ущемленное мужское эго, тупо кивнув.

— Да, Карамелька. Херня. В мире ежедневно происходит миллионы интрижек без обязательств. Что теперь, всем что ли сразу под венец идти?

Мы посмеялись. Это был едва ли не последний раз, когда мы в обществе друг друга посмеялись. До сегодняшнего дня, когда она рванула от меня в ванную.

Я бы все отдал, чтобы увидеть ее искреннюю улыбку, как раньше. Но для начала и смех за закрытой дверью — уже значительный шаг. Главное, придумать, как не дать Ростовцевой завтра съехать. Обзвонить и подкупить всех администраторов на всем побережье — я просто физически не в силах.

Проржавшись и отулыбавшись под дверью номера, заставляю уголки губ “съехаться” обратно. В “люксе” появляюсь предельно серьезный и хмурый. Захожу за минуту до того, как Стефа выходит из ванной. Свежая, румяная и довольная. Победно сверкнув глазами, виляет бедрами в сторону спальни, где бросила свою сумку.

Я зависаю.

Нет, не на ее шикарной попке, обтянутой в светлые джинсы. Хотя это тоже та еще картинка. Мое внимание привлекает ее белый верх.

— Эй, Карамелька, ты когда успела стащить мою футболку?

Стеф, крутанувшись на носочках, оборачивается.

Мать моя женщина!

Эта коза, похоже, забыла, что есть такая вещь — лифчик называется. Прекрасное изобретение человечества для женщин, чтобы прятать выпуклости от легковозбудимых мужиков. Ткань моей футболки слишком легкая, и сильно представлять не приходится, что там под ней спрятано. Не просвечивает, но и без этого хватает.

— Только не говори, что тебе жалко для бедной коллеги, оставшейся без вещей, одной маленькой футболки! Не будь скупердяем, Нагорный.

— Да нет, не жалко, просто ты точно уверена, что именно в таком виде нужно щеголять по номеру, в котором живешь не одна, Карамелька?

— Хуже! Я так еще и в ресторан при отеле ужинать пойду.

— Тогда потом, когда тебе посыплются предложения «пошалить», не удивляйся сильно.

— А в чем, собственно, дело? Разве мне не идет? — крутанувшись вокруг своей оси, хватается за узелок, в который завязала ткань выше пупка. Поправляет, от чего ткань на груди натягивается так, что моя ширинка начинает трещать по швам.

Выругавшись, бросаю:

— Хрен с тобой, Ростовцева. Я в душ!

Ныряю в ванную, пряча свой флагшток. Как сопляк, ни разу не видевший женские сиськи!

В свое оправдание могу только сказать, что Стеф и ее изгибы всегда на меня действовали убойно. С самого первого дня знакомства. Еще когда эта козень показала мне «фак» на вечеринке. Но так, чтобы возбудится от вида пупка и сосков? Стыдоба!

Слышу стук в дверь и ехидное:

— Два-один! Удачного вам времяпрепровождения. Мозоли не натри, ручку на совещаниях держать не сможешь, Сереж.

— Исчезни, Стеф!

— Увидимся вечером. Аривидерчи! — хохочет.

Слышу хлопок двери.

Зараза!

Хочешь войну? Ты ее получишь, Карамелька. Только потом не жалуйся. Еще один раз упорхнуть из моей кровати я тебе не позволю. Пусть твой Федор потом слезами и слюнями умоется. Я ведь в два счета могу забыть про свое «благородство».

Глава 9. Не драматизируй

Стеф

— Знаешь, Стефаш, думаю, ты права. Нам действительно не помешает притормозить, — первое, что слышу в трубке вместо «привет, малышка, я соскучился».

От неожиданности роняю бумажный стаканчик с горячим кофе. Мой вкуснейший «Ореховый раф» растекается по набережной унылой лужей. Я же стою, как помоями облитая с ног до головы.

Что он сказал? Я права? То есть, вместо того, чтобы позвонить, извиниться и сказать, как сильно меня ему будет не хватать, Федор «думает, что я права»? Очаровательно!

— Стефаш, ты тут? Связь, кажется, теряется.

— Может быть, потому что я в шоке и молчу?

— Что? Тебя не слышно, малышка.

Малышка? Малышка! Чувак, ты только что со мной порвал!

С моих губы срывается поток крепких слов, самые цензурные среди которых:

— Да нет, со связью все в порядке, Федя. Это шутка такая? Если да, то она не смешная.

— Но ты же сама написала, что нам нужно взять паузу. Что опять не так?

— Все не так, Федор! Я впервые за два года наших отношений не пошла на примирение первой, и ты не выбрал ничего лучше, кроме как согласиться со мной? Парень, у тебя яйца вообще есть или как? — взвизгиваю, не отрегулировав громкость, и парочка, проходящая мимо, отшатывается от меня, как от умалишенной. — Простите.

— Перестань выражаться, Стеф, тебе это не идет, — злится Федор, врубая режим «мамочки». — И да, я совсем перестал тебя понимать! То ты хочешь «перерыв», то ты злишься на то, что я тебя отпускаю. Ты можешь определиться, чего ты хочешь, Стефания? — гаркает в трубку.

— А ты? — рычу. — Чего хочешь ты?

— А что я? Это не по моей вине снова сорвалась свадьба!

— Снова?! Снова?!

— Стеф, не драматизируй.

— Я не драматизирую, просто напоминаю, что роспись прошлым летом сорвалась из-за твоего форума, на который ты меня променял! Я, на минуточку, это проглотила. Осенью, потому что «Стефаша, сейчас не время, у меня много работы». Зимой, потому что «малышка, свадьба зимой — это не романтично». Весной… да не важно, что было весной! Я единственной раз оказалась в трудной ситуации, и ты что сделал? Обиделся, Федя. Не поддержал, не сказал: мы все решим, не поехал со мной, в конце концов, а просто психанул и ушел. Так, по-твоему, поступает мужик?

— Я был расстроен, ты должна меня понять. Ты знаешь, как сильно я не люблю, когда что-то идет не по плану.

— Отговорки. Мы сами строим свои «планы». Было бы желание расписаться, а средства бы нашлись, — выдаю на духу, только потом сообразив, что со злости начала говорить словами Сережи.

Гадство! Один