Анастасия Эльберг - Самая сладкая ложь Страница 15

После этой фразы Гилад окончательно убедился в том, что ему достался исключительный начальник во всех смыслах этого слова.

Потом его ожидали другие сюрпризы. Он узнал, что определение «многочисленные» для количества хобби капитана Землянских не подходит — оно не охватывает и десятой доли этих хобби. Гиладу казалось, что главного аналитика интересует все. То, как его начальник успевал работать по двенадцать часов в сутки (а иногда и больше), рисовать, заниматься музыкой, самостоятельно изучать психиатрию, серьезно заниматься биржевыми расчетами, читать по три книги на разных языках в неделю и изучать еще один язык, оставалось загадкой.

Окружение главного аналитика делилось на три группы. В первой группе были влюбленные в него женщины. Во второй группе были те сотрудники, которых капитан Землянских подавлял одним только фактом своего присутствия. А в третьей группе, состоявшей из особо приближенных к нему людей, находились те, кого его пример вдохновлял. За время работы Гилад незаметно для себя переместился из второй группы в третью.

Когда Боаз принес «заказ», капитан Землянских посмотрел на часы и зевнул.

— Еще шесть часов, — сказал он.

— Ты опять не спал всю ночь? — спросил майор Толедано, вглядевшись в лицо коллеги. — Что за глупая привычка — не спать в ночь перед операцией?

— Этотрадиция.

— А если тебе станет плохо, как прикажешь себя вести? Делать тебе искусственное дыхание?

— Приказываю делать все, что в ваших силах, кроме искусственного дыхания изо рта в рот, майор. К этому я не готов психологически.

Боаз поднял стакан.

— Ладно. Читать тебе нотации — это дурное дело. Ваше здоровье, джентльмены.

Гилад пару секунд разглядывал содержимое стакана, сделал пару глотков и поморщился.

— Я не могу поверить в то, что пью на работе.

— Но ведь я уже все тебе объяснил, — произнес Константин, возвращая стакан на стол. — И если уж на то пошло, нервничать должен я, а не ты. Потому что если в очередной раз что-то пойдет не так, мне придется плохо.

— В очередной раз? — переспросил Гилад. — Но я думал, что… мы почти год собирали информацию об этой группировке, и я решил что мы ничего о ней не знаем.

— Я завидую людям, которые мало знают. Они спят глубоко и без кошмаров. Что скажете, майор?

Боаз глубокомысленно кивнул, подумывая, не закурить ли еще.

— Мы долго наблюдаем за ними, — сказал он, обращаясь к Гиладу. — Это началось еще до смерти Ицхака.

— Кто такой Ицхак? — задал очередной вопрос Гилад.

— Об этом тебе расскажет твой начальник, — проговорил Боаз с улыбкой человека, который счастливо избежал неприятных объяснений. — Он отличился в этой истории так, что долго этого не забудет.

Константин, судя по всему, не был в восторге от предоставленной ему роли рассказчика, но отступать было некуда.

— Майор Ицхак Бен Шаббат руководил отделом по ведению допросов. Или, как любят говорить у нас, был «комиссаром».

— Хорошо, — кивнул Гилад. — Но при чем тут террористическая группировка? С каких пор этим занимается отдел допросов?

— Когда я получил пост главного аналитика, отдел собирал информацию о группировке. А Ицхак, который, как известно, не мог пройти мимо…

Боаз недовольно постучал ладонью по столу.

— Капитан, я не думаю, что следует добавлять подробности. Может, мы оставим ваши с «комиссаром» конфликты за кадром? Это не имеет отношения к истории.

— Еще как имеет, — упрямо заявил Константин, и Боаз сник, тяжело вздохнув. — Ицхак на правах бывшего аналитика помогал нам, как мог. В конце концов, он нашел какой-то сверхсекретный материал, о котором не хотел говорить, но был уверен в том, что держит в руках нечто очень важное. Майор Толедано решил, что представился хороший момент добраться до руководства группировки. «Комиссар» вызвался участвовать в операции. Он должен был встретиться с одним из руководителей группировки и получить от него информацию, о которой никто толком ничего не знал.

Гилад снова взял свой стакан и задумчиво покрутил его в руках.

— Вы просто взяли и поверили ему на слово? — спросил он.

— Доступ к этим данным имел ограниченный круг людей, и майор Толедано в этот круг не входил, так что пришлось поверить. Мы отговаривали Ицхака от этой затеи, но он стоял на своем, так как был упрямым ослом. В конце концов, майор Толедано на свой страх и риск согласился и занялся планированием операции. Шансы на успех мы оценивали как пятьдесят на пятьдесят, но «комиссар» упрямился до сих пор. В назначенный день он полетел в Дамаск, а мы принялись ждать утра следующего дня для того, чтобы начать операцию. Вечером того же дня мне позвонил человек, назвавшийся Мустафой. Он представился как независимое, но заинтересованное лицо, и сообщил мне об имеющейся у «комиссара» информации. После чего сказал, что Ицхаку следует вернуться обратно, потому что, находясь в Дамаске, он подвергает опасности человеческие жизни. Разумеется, я не поверил «независимому, но заинтересованному лицу». Но Мустафа назвал мне несколько имен, которые заставили меня засомневаться. Я попросил четверть часа и сказал, что должен проверить информацию. Добытый «комиссаром» материал оказался бомбой, которая могла взорваться от любого неверного движения. Но поделиться информацией с майором Толедано я не мог, так как это повлекло бы за собой неприятные последствия — в лучшем случае я распрощался бы со своим допуском и, соответственно, с должностью. Наладить связь с «комиссаром» я не смог. А поэтому единственное, что я мог сделать — это отправиться в Дамаск и предупредить его лично.

— И ты полетел в Дамаск? Просто сорвался — и полетел? На ночь глядя?!

Константин кивнул.

— Ицхак, разумеется, не принял меня с распростертыми объятиями. Он посоветовал мне возвращаться и еще раз уверил в том, что все будет хорошо. Никакие уговоры на него не действовали. Я говорил, что знаю, какой информацией он располагает, предупреждал, что любое действие повлечет за собой катастрофу. Но все было напрасно. Я злился, угрожал, говорил, что если он сейчас же не соберет вещи и не поедет со мной, то ему придется расстаться с жизнью. Но «комиссар» только качал головой. По возвращении я узнал, что Ицхака застрелили в номере отеля. Застрелили из пистолета, модель которого совпадает с моделью моего табельного оружия. И, что еще хуже — застрелили через час после того, как мы расстались. Никаких следов, никаких отпечатков пальцев — все было сработано очень чисто. Командование решило не отменять операцию, но противник уже был настороже. Думаю, о том, что было дальше, говорить не стоит.