Реймон Кено - Одиль Страница 16

– Черт, – рассеянно вымолвил Саксель.

– А вы сами, вам удалось примирить ваши идеи и…

– Я предоставляю Вашолям и Шеневи заниматься этим. Дело революции – прежде всего, а теоретические разработки – после.

– Тогда что вы мне посоветуете?

– Присоединяйтесь!

С этим словом он ушел; мы должны были встретиться в тот же вечер на бульваре Бомарше на решающем собрании.

Я вышел из гостиницы около пяти часов. На площади Биржи купил газету «Энтрансижан». Полистал ее на ходу. Прошел по улице Фобур-Монмартр до бульваров. Подождал несколько секунд, чтобы перейти дорогу, потом собрался пойти по улице Монмартр. Все это остается в душе очень ясным и четким, как и то, что случится потом, так что по прошествии этих событий у меня была возможность закрепить воспоминания. Я включился в жизнь и, преодолев подавленное состояние, стал различать людей, как всякий нормальный человек. Если в дальнейшем некоторые периоды моей жизни как бы осыпались в моей памяти – это случилось лишь по причине обычных потерь во всякой человеческой деятельности.

Так вот, на углу улицы Монмартр я встретил девушку, которую звали Алисой.

– Не ходи туда, – сказала она мне спокойным тоном, да и внешне казалась спокойной.

Я взглянул на нее.

– Давай выпьем? – предложил я.

Мы перешли улицу, чтобы зайти в «Золотое солнце».

– Так что же?

– Тессон… Оскар его прикончил.

– Что ты такое говоришь?

– Оскар только что прикончил своего брата.

– Вот так история.

– Уверяю тебя, это правда. Тессона увезли в больницу, а Оскар арестован. Ф. тоже арестован. Под это дело они загребли еще нескольких. Тебе не стоит туда ходить. Они решат, что ты явился как раз вовремя.

– Спасибо тебе.

– Не за что, не за что.

– Но что же они могут сделать со мной?

– Ты их не знаешь. Они всегда найдут, к чему придраться. Будь осторожен.

– А Одиль?

– Не знаю. Ее там не было.

– Тем лучше.

– Да они ее найдут, будь уверен.

– Грязная история.

– Не волнуйся: это обычное дело.

– Подозреваю, что да.

– Отлично. Тогда я ухожу. Мне нужно уходить.

– Пока и еще раз спасибо.

– Не волнуйся, ладно, все – чепуха.

Мы пожали друг другу руки. Я смотрел ей вслед. Потом она исчезла.

Я остался сидеть перед двумя нетронутыми кружками пива с осевшей пеной. Преодолев через несколько секунд остолбенение, я принялся размышлять о том, что должны обсуждать сегодня вечером на собрании. Я спрашивал себя, вступать ли мне в коммунистическую партию; и насколько я могу сойти за коммуниста; и насколько остальные могут сойти за коммунистов; и какой толк в том, чтобы создавать тайное общество.

А Одиль, где она? Что она делает? Мерзкий эгоист, ты думаешь только о себе. Может быть, ее уже посадили в тюрьму? Но с какой стати ее сажать. Это абсурд. Она, должно быть, в больнице. Тессон, наверное, умер. Если тот хорошо целился. Тессон сейчас, должно быть, уже мертв.

Одиль?

Я заплатил за две кружки и решил пойти в ее гостиницу. Самая короткая дорога вела через Монмартр. Поэтому я пошел по этой улице и отважился дойти до улицы Рише – с бьющимся сердцем и пересохшим ртом. У меня все-таки хватило осторожности перейти на другую сторону улицы. Кафе «У Марселя» было закрыто. Перед дверью стояла толпа, обсуждая преступление. Я прошел мимо, не оглядываясь. Если бы до меня сейчас кто-нибудь дотронулся мизинцем, я бы просто рухнул. Я все-таки продолжал идти, но мое беспокойство возрастало. Я проследовал по улице Фобур-Пуассоньер до улицы Дельты. Охваченный тревогой, я прошел мимо гостиницы, не останавливаясь. У Анверского сквера повернул обратно. Второй раз прошел мимо гостиницы. На третий раз я вошел. Одиль там не было. Я не увидел на лице хозяйки никакого следа подозрительности: ничего необычного в том, что ее там не было. Я ушел. Был восьмой час. По бульвару слонялись какие-то люди. Я сел на скамейку, раздавленный своей беспомощностью; какие-то люди суетились вокруг. Чтобы отвлечься, я разглядывал их физиономии. Время от времени я рассеянно размышлял над таким серьезным вопросом, как вступление в коммунистическую партию, а также думал о собрании, которое должно состояться этим же вечером. Конечно, Одиль должна быть в больнице. В таком маленьком кафе, как «У Марселя», два или три револьверных выстрела, наверное, наделали шуму. От шума у меня звенело в ушах. Я хотел есть. Я зашел в первый попавшийся ресторан и съел столько, сколько смог. Потом решил, что неплохо было бы выпить рюмку водки. Я не чувствовал в себе решимости для того, чтобы прийти на собрание на бульваре Бомарше; я бы пошел, конечно, но опасался, что меня там поджидает какой-нибудь полицейский. Но ведь я же никак не участвовал в этом убийстве; эта глупая Алиса меня напугала.

Тогда я отправился в кино на какой-то смешной фильм. Возвращаясь около полуночи, я снова зашел в гостиницу к Одиль; мне не смогли сказать ничего определенного. По дороге я увидел кафе, все еще закрытое. В дежурной аптеке купил упаковку гарденала. В моей гостинице меня тоже ничего особенного не ожидало.

На следующее утро, проснувшись около одиннадцати, я позвонил по телефону: на этот раз мне ответили с подозрением. Хозяин моей гостиницы тоже попытался намекнуть на вчерашнее происшествие. Я вышел на воздух. На верхних ступеньках площади Биржи раздавались обычные выкрики. Я купил «Пари-Миди». Тессон был мертв. Об Одиль ничего не говорилось. Статья призывала очистить столицу, а тех негодяев, что забавляются оружием, осудить по всей строгости. Об Одиль ни слова. Луи Тессон умер в больнице. Но как бы я осмелился пойти в эту больницу? Я снова зашел в гостиницу к Одиль и встретил очень холодный прием. Вечером я узнал из газеты об аресте С., работника гаража, моего армейского друга, – город начали чистить.

Второй день был пустым, мучительным, изнуряющим. Я уже не думал о высоких материях – о диалектике и бессознательном, я даже не думал о том, чтобы заполнить свое одиночество, заглянув на площадь Республики, я забыл Сакселя, Англареса и всех прочих. В тот день, мне кажется, я даже плакал.

На третий день явились двое, показали мне документы и сказали:

– Мы сейчас проверим, нет ли тут чего-нибудь интересного для нас.

И принялись рыться в бумагах. Один наткнулся на рекуррентные ряды.

– Это что такое?

– Вычисления.

– Вычисления чего?

– Просто вычисления. Я математик. Номер первый пожал плечами.

– У вас есть степень бакалавра? – спросил другой.

– Да.

– А что же вы делаете среди этих людей?

– Каких людей?

– Не притворяйтесь дураком.

И этот в свою очередь пожал плечами.

– Деклассированный элемент, – пробормотал он. Эти типы начали меня раздражать, они, наверное, собирались читать мне мораль. Внезапно я спросил их: