Нелюбимый (ЛП) - Регнери Кэти Страница 16

— Пожалуйста, — бормочу я, мой голос хриплый. Слабый. Запыхавшийся.

— Пожалуйста? — повторяет Уэйн. — Пожалуйста, позволь мне пойти с тобой! Пожалуйста, будь добра к незнакомцам! Пожалуйста, глотни моего проклятого грёбаного напитка!

Я всё ещё пытаюсь сесть, когда его ботинок врезается мне в левый бок. На этот раз боль настолько острая, что я кричу, снова ударяясь головой о стену. Яркие вспышки света — это молнии? Фейерверки? — затуманивают моё зрение, в то время как я хнычу от боли, слёзы текут из глаз. Каждое движение причиняет боль, когда я маневрирую, стоя на коленях и сжавшись почти в позу эмбриона, лицом к углу навеса, сгорбившаяся в попытке защитить себя.

Я ошеломлена и дезориентирована, когда оглядываюсь и вижу Уэйна, сидящего на корточках позади меня.

— Вот так, — говорит он. — Ты смотришь на меня, когда я с тобой разговариваю, бабуля.

Я складываю руки на груди в защитном жесте, когда делаю неглубокие резкие вдохи. Моё бедро пульсирует от боли, когда я слегка его поворачиваю так, чтобы могла встретиться лицом к лицу с Уэйном.

И тут я вижу это — блеск металла в его руках, — и моё сердце начинает пропускать удары, от чего у меня ещё больше кружится голова.

«О, Боже мой! Есть ли какой-нибудь способ выбраться отсюда? Подальше от того, что он запланировал для меня?»

— П-пожалуйста, — всхлипываю я, смутно осознавая, что что-то влажное и тёплое стекает по моему лбу. Я истекаю кровью? Я хочу поднять руку и вытереть кровь, но инстинктивно подтягиваю колени ближе к груди. Мой взгляд остаётся прикованным к блестящему лезвию охотничьего ножа.

— Ты неважно выглядишь, — говорит Уэйн, наклоняясь вперёд.

Я чувствую запах его дыхания — смесь затхлой сигареты, скотча и патоки — и отвожу своё лицо. Но ему это не нравится. Он тянется к моему подбородку и захватывает его, заставляя меня посмотреть на него.

Он подносит нож к моему лицу, используя лезвие, чтобы поднять прядь моих волос. И хотя меня отталкивает тот факт, что он прикасается ко мне, я не двигаюсь. Каждый мой вдох кажется опасным, но я не могу контролировать резкие взлёты и падения моей груди.

Освободив мой подбородок, он одним коротким пальцем проводит по моему лбу. Когда он убирает палец, испачканный в моей крови, он подносит его к губам, медленно облизывая красное пятно.

— Ты плохо выглядишь… но на вкус просто прекрасна.

Он стягивает лямки рюкзака с моей спины, и я слышу, как лезвие разрезает плотный нейлон. Вес рюкзака спадает с моих плеч, резко падая на мою задницу, — единственная вещь между мной и Уэйном.

— Повернись, — говорит он.

Я зажмуриваюсь.

— Повернись! — орёт он, его рука грубо приземляется на основании моей шеи. — Сейчас же!

Я неловко поворачиваюсь к нему лицом, спиной к углу навеса, Уэйн примерно в шести дюймах от меня. Он хватает мой рюкзак и перекидывает его через плечо, таким образом, между нами ничего нет, кроме воздуха.

— Опусти руки.

— П-пожалуйста, — всхлипываю я.

Он вонзает нож в дерево справа от моего уха, и я задыхаюсь, моё дыхание хрипящее и громкое в моих ушах.

— Сделай это, — кричит он, выдёргивая лезвие из стены.

Медленно, безудержно дрожа, со слезами и кровью, стекающими по моему лицу, я опускаю руки.

— Твои сиски похожи на фары, — говорит он, и после этого замечания раздаётся пронзительный смешок.

Он высовывает язык и слизывает мою кровь со своих губ, глядя на меня с расстояния в несколько дюймов.

«О, Боже. О, нет. О, Боже».

— П-пожалуйста, Уэйн. П-пожалуйста…

— Заткнись нахрен, — рычит он, всё ещё пялясь на мою грудь. — Ты всё портишь.

«О, Боже. О, Боже. Нет. Нет. Пожалуйста, нет».

— У-Уэйн, — говорю я, тряся головой. — П-пожалуйста. П-пожалуйста, не надо…

— Что?

Его глаза открываются от моей груди, злые, оскорблённые.

— Что? Ты думаешь, что я грёбаный насильник? Бл*дь, нет! Я не хочу твою вшивую пизду, бабуля.

Понятия не имею, почему его слова меня чуточку успокаивают. Но я всхлипываю «спасибо», когда смотрю на него, буквально загнанная в угол, полностью во власти сумасшедшего. Возможно ли, что я смогу пережить этот кошмар?

— Спасибо, — передразнивает он, так близко, что его мерзкое дыхание опыляет моё лицо с каждым словом. Он снова хихикает. Это по-детски и женственно и переворачивает мой желудок. Меня рвёт, и я давлюсь, когда глотаю желчь. Уэйн, кажется, не замечает. Он улыбается мне, словно на автопилоте.

— Спроси, что мне нравится. Спроси меня! Давай! Будет весело!

— Что? — говорю я, слёзы затуманивают моё зрение, когда он перебрасывает нож туда-сюда из одной руки в другую.

— Нет. Не так. Это не весело! — говорит он, нахмурившись, нож на мгновение замирает. — Ты должна спросить меня, бабуля. Ты должна сказать: «Эй, Уэйн, что тебе нравится?»

Его глаза безумны от возбуждения, губы растягиваются в ужасающей улыбке.

Я сглатываю.

— У-Уэйн… что…

Я не могу говорить. Слов больше не выйдет, потому что я тихо рыдаю, моё тело дрожит от ужаса.

— Ты всё портишь! — кричит Уэйн, его лицо становится разъярённым. Он поднимает нож над головой. — Спроси меня, что мне нравится!

— Нет, — воплю я, опуская голову на колени и обхватывая их руками. Я обнимаю себя так крепко, насколько это возможно.

«Джем. Джем, мне так жаль. Мама. Папа. О, Боже. Мне так жаль».

Уэйн рычит от ярости, и я чувствую, как стальное лезвие разрезает мою кожу, вгоняя мне в бок мерзкий холод. Боль такая сильная и такая невероятная, что я кричу. Я знаю, что кричу, хотя кажется, что звук отделён от меня, не является частью меня. Он звучит очень, очень далеко.

Я кренюсь на другой бок, всё ещё прижимая колени к груди, когда лезвие во второй раз пронзает моё бедро.

Я снова кричу, но на этот раз дело не в Уэйне или в ноже, или даже не в боли.

Дело не в потере Джема или в Деррике Фросте Уильямсе или в том, что я никогда снова не услышу, как мама поёт мне песни «Битлз».

Дело даже не в образе жизни последних двух лет в невообразимой леденящей тьме, каждое мгновение бодрствование которой кошмар, от которого я не могла убежать.

Я не кричу за своё прошлое или настоящее.

Я кричу за своё будущее.

Я кричу, потому что знаю, что хочу его, но кто-то забирает его у меня.

Я кричу, потому что мои глаза закрываются, а стальное лезвие продолжает приземляться, и мои руки дольше не могут крепко держаться за колени.

Я кричу, потому что удары больше не причиняют боли, а значит, я, должно быть, умираю.

Снова лезвие.

И снова звук моего крика, слабый и тихий, вырванный из моей угасающей души.

А затем…

Темнота.

Глава 10

Кэссиди

Мой первый и самый сильный инстинкт, пока я наблюдаю, как Бринн отделяется от своей группы и начинает подниматься в одиночку, это следовать за ней.

Следовать за ней. Следовать за ней. Следовать за ней.

Эти слова скандируют в моей голове. Это как мантра. Требуется лишь несколько секунд, чтобы это чувство овладело мной полностью до самых костей.

Так ли это было для моего отца?

Видел ли он красивую девушку и думал про себя:

Следовать за ней.

Заговорить с ней.

А потом, внезапно, и возможно без всякого предупреждения:

Прикоснуться к ней.

Изнасиловать её.

Убить её.

Неужели всё так просто? Стремительное движение от восхищения и интереса к злу и разрушению?

И если я последую за ней, пойду ли я по его стопам?

Резко вздохнув от ужаса, я сажусь обратно на валун, закрываю глаза и медленно и тщательно считаю до тысячи, рисуя цифры в своём сознании и подтверждая каждую из них, прежде чем перейти к следующей. Я понятия не имею, сколько времени это займёт — полагаю, больше пятнадцати минут — но когда я закончил, я насквозь промок. Я открываю глаза, и тропа передо мной пуста.