За семью замками. Снаружи (СИ) - Акулова Мария Страница 16

Агата смотрела в окно.

Знала, что время от времени Костя поворачивает голову и изучает её лицо. Но это не злило и не волновало. Просто хотелось, чтобы не трогал.

Не вытягивал из нее эмоции, которых и так не осталось.

Одно только ожидание неизбежного выжало Агату, как лимон.

Несясь через лес в сторону столицы, Агата не могла отделаться от мысли, что всё должно было быть не так. Она должна была уезжать из того дома с чувством облегчения. Должна была смочь. Победить. Отстоять. Доказать. Спастись.

А в итоге… Сломалась, получается.

А Костя своего добился. Как всегда. Он же победитель…

Когда автомобиль замедлился, подъезжая к зданию с красивой подсветкой, Агата почувствовала, что тело начинает подрагивать, а дыхание частить.

Это невозможно было контролировать. С этим невозможно было справиться, как бы ни хотелось. Точно так же, как этого невозможно было избежать.

Чувствуя, что сходу охватывает паника, Агата повернула голову, посмотрела на Костю, который ожидаемо смотрел на неё. Попросить еще раз она просто не смогла бы — язык не ворочался. Но во взгляде…

Она знала, что там теплится надежда. На самом донышке. Немая мольба сжалиться.

Только он не хочет больше идти навстречу. Он «оправдывает ее ожидания».

Выходит из автомобиля, сам открывает её дверь. Рыцарь. Раскрывает ладонь, терпеливо ждет…

Пока Агата снова смотрит на неё — ладонь. Которая вроде как должна казаться поддержкой. В которую должно хотеться вложить свою руку. Она же любит. Его любит. Она же ему так доверяла. Она же правда считала его собственной надеждой стеной, а потом…

Агата закрыла глаза, зажмурилась, вложила дрожащие пальцы в мужскую ладонь, ступая ногой в тончайших босоножках сначала на асфальт, а потом на мягкую дорожку…

Здесь уже были люди. Мужчины в костюмах, как у Кости. Женщины в платьях, как у неё.

Муж держал её за руку надежно. Не так, как большинство пар (у которых женщины еле-ощутимо оплетали мужские локти), а довольно сильно сжимая своими пальцами её ладонь.

Агата дернулась, когда с левой стороны со спины к ней подошел Гаврила.

Следующие несколько секунд она смотрела на него неотрывно. Испуганно, наверное…

Настолько, что он не выдержал. Попытался улыбнуться, подмигнуть… Подбодрить как бы… Только вот Агата-то прекрасно понимала: это не поможет. Она не способна.

Она уже считает людей. Она уже чувствует дискомфорт из-за того, что они остаются за спиной. Ей уже нужно включать максимальный контроль, чтобы ежесекундно договариваться с собой о том, что здесь ей ничего не угрожает. Абсолютно ничего. Что это просто высший свет. Что это просто денежные мешки.

Что здесь просто будут пить шампанское и вести светские беседы. Кто-то, возможно, выдерется на сцену и что-то скажет.

Что всем нет никакого дела до пустого места, которое зовут Агатой Рамзиной. Точнее Гордеевой. К ее огромному сожалению, теперь Гордеевой.

В следующий раз Агата вздрогнула, когда её ослепила серия вспышек. Запнулась даже, потянулась ко рту, потому что тошнить стало сильнее…

— Это фото просто, сестренка…

Реагируя на очевидное пояснение Гаврилы, кивнула, убирая руку, сжимая ее в кулак так сильно, что ногти впиваются в ладонь, пытаясь выровнять дыхание, заставляя себя открыть глаза, чтобы не грохнуться…

Ответить у неё не было сил. Все сейчас были направлены просто на то, чтобы пережить…

Они подошли к лестнице, Костя выпустил её пальцы, Агата не сдержалась — повернула голову, посмотрела на него. В последний раз с надеждой, наверное. Потому что это немного походило на то, как птицам дают свободу: снимают с лапки цепь и командуют: «лети»…

К сожалению, просто походило.

Костя посмотрел в ответ — спокойно, убежденно, однозначно. После чего повернул голову, прижал ладонь к её пояснице, чуть надавил, приглашая добровольно сделать первый шаг по лестнице вверх.

Глава 9

А дальше начался карнавал, который пережить можно было только на автопилоте.

Во всяком случае, Агате.

Если попытаться углубиться в себя. Если попытаться абстрагироваться. Стать улиткой. Спрятаться в панцирь. Так, как она делала в школьные годы. Сливалась с окружающей средой. Представляла, что она в своей комнате и под одеялом. Мысленно затыкала уши наушники, зажмуривалась, сворачивалась… И просто дышала. Потому что даже дышать подчас было сложно.

Слишком много обидных слов. Слишком много шума. Слишком много движения. Слишком много воспоминаний, которые тоже, как эти вспышки, ослепляли…

А сейчас по-скотски подло будто возвращались.

С гулом. С шумом. С тем, как кто-то подходил к Косте, здоровался, протягивал руку, улыбался ей…

А она не могла заставить свой взгляд ожить. Себя ожить заставить не могла. Он хотел себе куклу — он ее получил.

А у кукол же ограниченный функционал, что ты с ними ни делай. Только качать головой. Редко моргать. Быть пустоголовой. Быть пластмассовой. Быть медлительной.

Чтобы не скатиться в позорную истерику, Агата изо всех сил пыталась представить себя под колпаком. Это тоже была одна из вещей, которые когда-то помогали, пока не был изобретен идеальный выход — полная изоляция.

Под этот колпак плохо проникали звуки. Он будто был сделан из мутного стекла, поэтому ненавистные люди превращались в мечущиеся расплывчатые силуэты. Он не должен был позволять кому-то подойти. Хотя вполне возможно, «мертвая зона» вокруг Кости — его заслуга.

Это немного спасало, но внимание Агата всё равно чувствовала.

То и дело стреляла взглядом туда, откуда за ней, как самой казалось, вели пристальную слежку, а на самом деле… Просто изучали с любопытством.

Иногда женщины. Сначала посмотрят на нее, потом на Костю. И что у них в голове — понятно. «Ничего особенного. Тёлка, как тёлка. Не хуже меня».

Иногда мужчины. Кто задумчиво. Кто оценивающе. Это хуже. Мужчин Агата боялась больше. И каждый раз приходилось себя убеждать, что именно этот — не опасен. Вспоминать о колпаке. Расфокусировать взгляд и дышать носом.

Костя не пытался говорить с ней. Но и не отходил, за что ему… Спасибо, наверное.

Потому что оставь он её саму в толпе — Агата умерла бы. Пусть больше не могла ему доверять, надеяться на него, но чувство мужской руки на собственном теле — будь то еле-заметные поглаживания по спине, талии или большим пальцем по ладони — работали наряду с колпаком.

Костя стал человеком, который может её убить. Но именно сейчас — тем, за кого хоть как-то можно цепляться, чтобы не умереть окончательно из-за его же действий.

Агата не следила за программой, которая наверняка была. Не слушала, о чем и с кем говорит Костя, просто кивала, если приблизившись к уху что-то вроде как подбодряющее произносил Гаврила.

Видела, что между собой они с Костей тоже переговариваются, но зафиксировать смысл все равно не смогла бы.

Просто ждала, когда экзекуция закончится. И чем закончится — тоже ждала.

Сама себе Агата давала не больше получаса. Но сколько прошло времени в реальности — не знала.

Встретилась взглядами с Полиной. Той самой.

Не искала ее, но как-то так получилось, что нашла.

Она стояла рядом с мужчиной. Довольно молодым, наверное, симпатичным даже. Только чтобы оценить это — нужно быть в себе, а Агата… Нет.

Даже не сразу поняла, что с минуту тупо смотрит в лицо девушки, чье место вроде как заняла.

А она, заметив это, не отворачивается и не отводит взгляд. Смотрит в ответ. С любопытством, но без раздражения. Когда понимает, что Агата её узнала — улыбается совсем слегка.

К горлу Агаты подкатывает тошнота, она рефлекторно отворачивается, вжимается лбом в плечо Кости.

Просто не выдержав. И пофиг, что Гордеев подумает.

Он замечает. Разговаривал с кем-то, прервался.

Смотрел сначала на то, как Агата жмурится, справляясь с тошнотой, потом как отрывается от его пиджака.

Вскидывает взгляд на него…