Знаки внимания - Тамара Шатохина Страница 16

и к ней ты всегда была как-то ближе, чем к нам, что ли? А мама… она, наверное, и не собиралась звать тебя с собой, ты бы все равно не поехала… после всего. Да и куда — если ты уже учишься? Может она потому и согласилась ждать эти два года — до твоего совершеннолетия… Да…, а уже потом я просто боялся возвращаться сюда, все оттягивал. Потому что думал — приеду и вдруг обнаружу, что из-за нее и тебя не люблю, и тогда у меня не останется никого — совсем один останусь.

— И даже не любопытно было — как я тут? Раз в месяц… — прорвалась-таки обида, и я больно закусила губу — и на фига я…? Но вот же как они всегда воспринимали меня…, а бабушка и сейчас воспринимает — как странное заумное дитя, нуждающееся в пристальном надзоре. Да еще и любовь отеческая ко мне под вопросом.

— Не вздумай сейчас плакать — я тоже тогда заплачу.

Судя по сдавленному голосу, он так бы и сделал. Тоже отвернулся к окну и взъерошил волосы, прикрывая лицо локтем.

— Пап, а давай — завязываем?

— Бабушка твоя звонила все это время, рассказывала о тебе и о себе, и про учебу твою тоже. Я тогда — в самом начале, заставлял себя слушать, Катюшик. Чувствовал яростную какую-то потребность отстраниться от прошлого, оставить все позади, отрезать, забыть…

— Тебе попался хороший психолог? — смирилась я, решив поддержать разговор, но направить его в безопасное русло.

— А раны были очень глубокие, — упрямо продолжал кающийся родитель. Мне было жаль и его и себя, я слушала:

— Но я так рад, что не двинулся умишком окончательно и смог отпустить все это дерьмо. Что, оказывается, соскучился до ужаса просто, что люблю тебя и не переставал любить — весь мир отдал бы, если бы мог. Рад просто до визга, что ты не отворачиваешься, а принимаешь меня вот такого — душевно потрепанного и страшно виноватого. Хотя понятно, что обижаешься и не понимаешь — за что с тобой так? Эти игры подсознания самому трудно понять.

— Да я особо и не злилась на вас, если честно, боялась только…, а почему тогда мама так… тоже, как ты?

— А я не могу этого знать, Катя. После тебя у нее не могло быть детей. Может, она очень хотела родить для этого… своего? Слушай, а давай и правда — прекращаем разборки? Если, конечно, у тебя не осталось каких-то особо важных вопросов. Вроде как поговорили? — злился он. И я понимала, что точно не на меня.

— Поговорили. Давай больше не будем возвращаться.

— Не будем, Каточек, самому уже тошно и праздник тебе испортил. Пошли тогда отсюда? Соберемся, нарядимся и вечером — к Воронцовым. Покупать туда ничего не нужно, я привез ракию из айвы, называется «Злата Дунья», там говорят просто — дунька, — заглядывал он мне в глаза. Я послушно хихикнула.

— И вино зачетное — Про Корде, выдержанный Вранац. Я бабушке бутылочку оставил, попробуете как-нибудь по случаю. Там красненькое — хорошее, качественное пойло.*

Папа рассчитался, и мы пошли на выход, разговаривая уже совершенно спокойно.

— Фамилия такая известная, старинная — Воронцовы. Они из бывших дворян?

— Нет, насколько я знаю. Во всяком случае, ничего такого не слышал. А ты хотела бы себе дворянчика? — подковырнул он меня.

— Обязательно — столбового. Расскажешь про свою базу? — спросила я, наконец, о том, что меня уже давно и крепко интересовало:

— Я же не просто так… говорят, что наши накупили недвижимости в Черногории, а когда она вступила в НАТО, то там изменились законы и отношение, и вроде как наши все распродают и уходят оттуда. Ты не собираешься домой? — затаила я дыхание.

— Пока нет, даже мыслей таких не было, — улыбался папа, не уловив моего настроения, — но я буду часто приезжать, уже не выдержу без вас долго. Ты тоже как-нибудь приедешь ко мне и все увидишь сама. Знаешь про «один раз увидеть»? И это точно, потому что рассказать так, чтобы перед глазами стояло, просто нереально — нужно самому смотреть, даже фотки не передадут… А люди там хорошие, и к русским относятся нормально, если, конечно, русские ведут себя нормально. Не переживай за меня. Я там слишком маленькая величина, Катюш, с меня почти нечего взять. Права на имущество защищены европейским законодательством, налоги я плачу. Но сама база крепкая, природа замечательная, жаль только — от моря далеко.

— Я как-то и не думала о море, только о твоих кабанах, — улыбалась я, глядя, как просветлело его лицо, как увлеченно он рассказывает о своем охотничьем хозяйстве.

— И о косулях, и о благородных оленях… там много разной живности. А море — Средиземка. Когда надумаешь приехать ко мне, мы обязательно съездим, вымочим тебя хорошенько в соленой водичке. Там замечательные галечные пляжи, камешки пестрые — белые, серые, красные, а прямо над ними — горы. На побережье когда-то стояла советская ремонтная база для наших кораблей, я специально ездил — смотрел. Но лучше, конечно, приезжать по теплу — летом. В сезон у меня слишком суетно.

* Вино не рекламирую, не так уверена в замечательных вкусовых качествах. В продаже видела только пакетированное, но это не выдержанное фирменное, которым славится Черногория. Что касается хорошего самогона — он не нуждается в рекламе.

Глава 9

Воронцовы жили в пригороде. В частном секторе, как и мы. Но дом моих дедушки и бабушки был самым обыкновенным домом из белого кирпича, таким, какие разрешали строить в советские времена — безо всяких вторых этажей и фигурных пристроек. Да и много ли настроишь на четырех сотках земли? А вот их дом ставили гораздо позже, и участок был раз в пять больше. И помидоры в теплице здесь, судя по всему, не выращивали, о чем так мечтала бабушка — вокруг дома раскинулось что-то наподобие маленького и очень красивого парка.

На воротах было прикреплено переговорное устройство, и папа с кем-то пообщался через него. Так что когда мы проехали в образовавшийся вместо скользнувших в сторону ворот проем, нас уже ожидал высокий солидный мужчина. Пока они ручкались и обнимались, я рассмотрела, что он немного старше и выше папы, и что в его светло-русых волосах тоже полно седины, а вот фигура уже поплыла — там намечался небольшой животик. Когда они повернулись ко мне, я вежливо улыбалась.

— Вот, Саш, это моя Катюша, — с гордостью представил меня папа, — инженер-электронщик в свои двадцать два, два факультета в «ЛЭТИ» — за четыре года и