Наталья Ручей - Дыхание осени Страница 16

— Я знаю польский, английский и немецкий! — вскидывается.

— Ого! Как минимум трем державам стоит опасаться твоего назначения.

Захлопывает с силой книгу, упирается кулачками в стол и дышит драконом.

— Ну вот, — говорю я, — о чем и речь. Вместо того чтобы уладить конфликт, ты ведешься на провокацию.

Открывает книгу, захлопывает. Открывает, захлопывает.

— Ты на улицу выходишь, — спрашиваю, притворяясь слепой, — или у тебя прогулки только по саду?

— У меня не так много свободного времени, чтобы тратить его впустую.

— А барбекю из моих сумок? — невинно интересуюсь.

— Я уже извинился!

— Нет, — поправляю, — извинился твой брат. За тебя. А ты просто сказал, что ведешь себя недостойно семьи Самарских.

— И что, этого недостаточно?!

У меня возникает ощущение, что разговариваю с вредным старичком. Вот и понимает, что не прав, а из упрямства и типа — мне по возрасту можно дурь нести, не сдается. И слова подбирает такие, взрослые, а порывы неосознанные, детские.

— Ты действительно хочешь услышать мое мнение?

Он, видимо, сам удивляется, как звучит его вопрос, если переиначить и кивает скорее машинально.

— Я думаю, — осторожно подбираю слова, — что вести себя надо не так, как от тебя ожидает кто-то. А достойно самого себя. Но это в том случае, если у человека есть представления об обсуждаемом нами вопросе.

Егор склоняет голову и смотрит на меня как на говорящую рыбку. Помахать ему, что ли, плавником и уплыть за безопасные водоросли?

— Нет, — говорит он сжато.

— Что нет?

— У меня прогулки не только по саду. Я могу гулять, где хочу и когда хочу, если сделал все задания.

— А что ж ты не стараешься? — удивляюсь. — Сделай все и свободен, а то весь бледный от своих книжек.

— А ты своего ребенка тоже будешь подговаривать отлынивать от учебы?

Невероятно, но происходит обмен улыбками. Неплохой мальчик может из него получиться, и может, в будущем станет хорошим послом. Если, конечно, он перестанет хвататься за ненависть, как за спасательный круг, если научится плавать сам, без пинка старшего брата.

— Неа, — говорю я, — буду подговаривать его объесться мороженым в ближайшем парке.

Темные глаза лихорадочно блестят.

— И сладкой ватой, — делаю вид, что ничего не замечаю. — Там еще и газировка вкуснющая! Но, конечно, если он сделает все задания…

Открывает книгу, быстро пробегается по строкам, закрывает, и это прогресс в их отношениях: не хлопает! И вот вижу, что хочет пойти, хочет и газировку, и вату, но молчит. И по большому счету, зачем мне все это надо? Проблемный мальчишка, который терпеть меня не может и ярко это продемонстрировал не далее как час назад, а я сижу рядом, соблазняю его прогулкой и пытаюсь установить контакт. Отчасти понятно, почему рыбки так близко к крючкам подплывают. И раз уж я подплыла…

— Ты все сделал на сегодня?

— Да, — говорит поспешно, но недоверчиво.

— А в парк хочешь?

— С тобой?

— Можешь и сам, но вдвоем веселее?

— Не уверен…

— Как знаешь, — быстрым шагом иду к двери. Прости, Яр, что могла, я сделала. Совесть, прощай, я старалась. И да здравствует парк, мороженое и сладкая вата, потому что я-то сидеть в доме в такой погожий денек точно не собираюсь!

— Эмм…

Оборачиваюсь у порога.

Егор нервно сглатывает и смотрит, как я играю ручкой двери, мол, мне не терпится — что отвлекаешь?

— Я не уверен, что нам вдвоем с тобой может быть весело, — повторяет, будто я туго соображаю. — Но… я думаю…

— Ну-ну? — подталкиваю.

— Я думаю… мы можем попробовать?..

И в глазах столько ранимых чувств, что я на секунду теряюсь.

— Жду внизу, — говорю ему.

Беру в комнате сумочку, уцелевшую по странной случайности, немного наличных, и спускаюсь в холл. Макар, узнав о наших планах, рвется к машине, но я объясняю, что мы хотим прогуляться, а не проехаться. Он внимательно слушает в чем разница и заявляет, что между водителем и охранником, конечно, тоже разница есть, но это не избавляет нас с Егором от его присутствия.

В общем, гулять мы идем под конвоем.

Правда, пока доходим до парка, мне удается уговорить Макара не маячить тенью за спиной, а идти рядом, не привлекая лишнего внимания.

— Не покрасоваться же идем! — резонно замечаю.

— Ага, точно! — подхватывает мальчик, косясь на мои бриджи. — Сильно ты покрасуешься в этом!

И замолкает под моим многозначительным взглядом, вспомнив, по чьей вине я вышагиваю в таком скромном даже по моим меркам виде. Но если злиться и намекать на одно и то же, так у нас прогулка и закончится немым хождением по дорожкам, поэтому предпринимаю попытку решить вопрос и поставить точку.

— Пообещай, что такая участь не постигнет гардероб, обещанный мне твоим братом и давай уже выберем по мороженому, а то жарко, — выдвигаю предложение, за которое получаю два вопросительных взгляда.

Водитель и мальчик верят в мои миролюбивые намерения так же сильно, как я верю, что это последняя выходка Егора. Но мороженое мы покупаем, и на качелях катаемся, и один из нас прыгает на батуте, крича, как резаный поросенок.

— Это… Это… А можно еще? — подбегает после прыжков.

— Ладно, — легко соглашаюсь, — мне не жалко, если тебе поплохеет.

Плачу еще за полчаса и выбираю пустую скамеечку неподалеку. Журнал бы, хоть один из тех, что в салоне… Закрываю глаза, подставив лицо солнышку и наверное, падаю в дрему, потому что когда глаза открываю, Егор сидит рядышком. Согнувшись пополам, рассматривает свои кроссовки и дышит паровозиком.

— А, — догадываюсь, — допрыгался?

Он поднимает бледное лицо, и я поражаюсь, как искренне сияет вымученная улыбка.

— Еще хочешь? — спрашиваю невозмутимо.

— Ты денег, смотрю, не жалеешь, — отдышавшись, говорит он.

— Плохая привычка — считать чужие деньги, — учу плохиша жизни.

— Это деньги моего брата и я имею….

— Мои, — прерываю безумную реплику, не дослушав.

— Ты тратила на меня свои деньги? — поражается с кислой улыбкой.

— И на себя.

— После всего, что я сделал?!

— Ну а может, я рассчитываю тебя подкупить? — гашу его панику.

Он застывает с открытым ртом, и вопрос, кто теперь из нас рыбка. Подсчитывает мысленно и неуверенно так спрашивает:

— Подкупить?! За тридцать два пятьдесят?!

А я не выдерживаю и начинаю хохотать.

— Ну да, — говорю, вытирая выступившие слезы, — ты же пока не посол, расценки не в тысячах тугриков.

И впервые слышу, как он смеется, искренне, громко, по-детски. Некоторые прохожие оборачиваются, водитель смотрит недоуменно, а нам все равно хорошо и тепло и вообще…