Акт бунта - Калли Харт Страница 16

— Папа.

Он поджимает губы.

— Ладно. Хорошо. Но предложение остается в силе. Можешь переехать в любое время. Черт возьми, ты даже можешь вместо этого записаться в государственную школу, если хочешь.

Когда-то давным-давно это был спор. Я так отчаянно хотела остаться в Сан-Диего со своими старыми друзьями и пойти в обычную государственную школу. Папа на секунду задумался об этом, но не мама. Нет, она отвергла эту идею в мгновение ока. И, когда принимала решение, ее уже ничто не могло остановить. Но это было очень давно.

— Меня все устраивает, пап. Я хочу остаться в академии. — Я веду себя глупо, споря с ним из-за этого. Если бы я действительно покинула Вульф-Холл и поступила в местную государственную школу Эдмондсона, мне не пришлось бы беспокоиться о том, что Пакс усложнит мне жизнь. Но я также не смогла бы его видеть. Никогда…

Папины брови сходятся вместе.

— Но если передумаешь…

— Я серьезно, пап.

— Хорошо, хорошо. Ладно. Я молчу.

— Спасибо. А теперь, как насчет того, чтобы показать мне эту потрясающую новую кухню, а?

Выражение его лица меняется. В одну секунду он напряжен и бледен, а в следующую сияет, как ребенок рождественским утром, его щеки заливает румянец.

— Не поверишь, сколько у нас сейчас свободного места на столешнице. Над варочной панелью есть подставка для макарон. Винный холодильник. — Он мчится по коридору, бросая свои коробки и оглядываясь через плечо. — Когда Джона приедет, я приготовлю вам обоим лучшую карбонару, которую вы когда-либо ели.

Я следую за ним по пятам.

Следовала.

В тот момент когда слышу это имя, я спотыкаюсь и останавливаюсь. Папа исчез в ярко освещенной, залитой солнцем кухне в конце коридора, поэтому не видит моего пораженного выражения лица.

— Джона? Он приедет сюда?

Из кухни доносится громкий лязг. Звук льющейся воды.

— Да. Уже скоро будет здесь. Он прислал сообщение около часа назад. Я сказал ему, что могу забрать его, но тот настоял на том, чтобы взять такси.

Джона, мой сводный брат. На пути сюда. Я даже не думала, что могу встретиться с ним во время перерыва в академии. Последние три года он живет в Сан-Диего, работает барменом, пока не получит диплом инженера-механика. Иисус. Я не…

— Не могла бы ты взять ту коробку в коридоре, пожалуйста, милая? Думаю, моя любимая кастрюля для макарон там.

…видела его три года.

— Пресли?

Я наклоняюсь, чтобы взять коробку, проглатывая подступающую к горлу панику.

— Конечно, папа. Сейчас принесу.

Если бы знала, что Джона приедет сюда, то я бы не просто уехала из Маунтин-Лейкс.

Я бы сбежала из штата Нью-Гэмпшир.

ГЛАВА 6

ПРЕС

— Не убивайте меня, но где шрирача1?

Папа давится макаронами. Его щеки багровеют, глаза вылезают из орбит. Как только ему удается проглотить, он бросает на Джону хмурый взгляд, полный ужаса.

— Что, черт возьми, с тобой не так? Грех все топить в остром соусе.

Мой сводный брат ухмыляется.

— Шрирача — это не острый соус. Это…

— Я знаю, что такое гребаная шрирача! Это богохульство. Нельзя класть шрирачу на спагетти карбонара, ясно? Это просто… Никогда не слышал ничего такого… это преступление, — бормочет он.

Волосы Джоны раньше были теплого темно-каштанового цвета, но за время его пребывания в Южной Калифорнии посветлели. Парень загорел, и его глаза выглядят так, словно поглотили Тихий океан. У него безупречные, ослепительно белые зубы. Папа не одобряет разноцветные татуировки, покрывающие его руки. Но при этом полностью одобряет тот факт, что его сын от первой жены, брак с которой длился всего шесть месяцев — даже недостаточно долго, чтобы увидеть, как родился Джона, — занялся серфингом и, по-видимому, стал довольно опытным в этом.

Мой сводный брат толкает меня ногой под столом.

— Давай, Прес. Скажи ему. — Он отрывает ломоть чесночного хлеба и бросает его в рот, разговаривая с ним, пока жует. — Шрирача делает все лучше.

Последние десять минут я накручиваю на вилку одни и те же несколько макаронин.

— Мне не нравится шрирача, — бормочу я.

— Чушь собачья. Ты любишь поострее. Помнишь то лето, когда мы все поехали на остров Ванкувер, и я уговорил тебя полить соус на твой рожок с мороженым? Я убедил тебя, что это был малиновый соус или что-то в этом роде?

Он смеется громко и долго, хихикая над своей шуткой девятилетней давности. Я не смеюсь. Папа тоже молчит. Никто из нас не напоминает ему, что меня вырвало в мусорное ведро возле старомодного магазина мороженого, потому что я задохнулась от огромного количества острого соуса.

В другом мире, в другой реальности папа прямо сейчас повернулся бы к Джоне и дал ему подзатыльник. Сказал бы ему, что он был куском дерьма за то, что сделал это со мной, когда мне было всего шесть, и с тех пор был куском дерьма тысячу раз за все другие ужасные вещи, которые сделал со мной. В еще одной параллельной вселенной мой отец наказал бы Джону там, на набережной на острове Ванкувер, и мальчик усвоил бы свой чертов урок и больше никогда бы меня не беспокоил.

Беда в том, что я живу в этой реальности, и здесь Роберт Уиттон всегда чувствовал себя слишком виноватым из-за того, что был отцом Джоны всего лишь на полставки, чтобы когда-либо делать ему выговор за его жестокое поведение. А Джона ревновал к тому, что папа всегда был рядом со мной, и соответственно вымещал это на мне.

— Ой, да ладно, Рыжая. С таким цветом волос тебе, должно быть, нравится остренькое. — Джона фыркает. — Ты должна навестить меня после окончания школы. Я отведу тебя во все лучшие мексиканские рестораны. Мы даже сможем съездить в Мексику и перекусить там, если жаждешь реализма. Но только не в Тихуану. Там отстой. Нет, я отвезу тебя в Росарито. Потрясающая еда. Отличные бары. И лучший серфинг. — Он приподнимает брови, запихивая в рот вилку со спагетти. Огромное количество еды на какое-то благословенное мгновение лишает его возможности говорить. Но потом парень сглатывает и возвращается к разговору. — У них даже есть йога-курорты. И можно пойти и раскапывать камни. Они позволяют оставить себе все, что найдешь. Розовый кварц, и… и… — Исчерпав свои обширные знания о кристаллах и драгоценных камнях, он пренебрежительно машет рукой в воздухе. — Но ты, наверное, больше не увлекаешься этим дерьмом, верно. Ты уже почти взрослая.

— О, она определенно все еще любит камни, не так ли, милая?