Маруся и близнецы (СИ) - Хаан Ашира Страница 16

Спохватились — и поставили перед Марусей целую миску желтой клубники.

Самой редкой и самой вкусной, ее любимой. У нее загорелись глаза, и она даже съела почти половину, прежде чем очнулась:

— А вам?

Макар с Никитой переглянулись и в два голоса заверили, что совсем-совсем не любят желтую клубнику.

Вот только Маруся помнила, что в детстве они ее обожали и всерьез обиделись в тот раз, когда она объела грядки в одиночку и потом еще свалила на них.

— Мы посмотрели твою машину, — небрежно бросил Никита, выливая на сковородку остатки теста. — Там ерунда была полная, она уже на ходу.

— Может, и телефон восстановите? — не выдержала Маруся.

— Я могу подключить к своему ноуту, — тут же отозвался Макар. — Но они синхронизируются. Ты уверена, что хочешь оставить весь свой архив у меня?

Маруся только фыркнула, доедая невероятно сладкую и пахнущую летним полднем клубнику.

— Тогда поеду после обеда, — сказала она, снова опуская глаза.

Смотреть на них, загорелых, полуобнаженных, таких же наглых, что и вчера — и помнить, как их руки касались ее так настойчиво, так нежно, так сладко — было невыносимо стыдно.

Даже когда Макар просто передвигал сахарницу поближе к себе, она вздрагивала от того, как его пальцы обнимали ее фарфоровый бок и слегка поглаживали выпуклые цветы.

А когда Никита, закончив с блинами, прошел за ее спиной, на мгновение окунув в свой горячий мужской запах, она до побелевших костяшек стиснула свою чашку, чтобы удержаться от порыва вдохнуть этот запах глубже.

Но все, что было между ними — осталось в пахнущей хвойным маслом полутьме бани. Сейчас были блинчики, кофе, болтовня о погоде и — букет ромашек на коленях.

— Мы сегодня хотели на лодке прокатиться к дальнему острову за излучиной. Грибы там пособирать, позагорать. Хочешь с нами? — предложил Никита.

— Нет! — почти истерически выкрикнула Маруся, мгновенно нагородив в своей голове фантазий о том, что они втроем будут делать на пустынном острове. — Я хочу домой!

— Зачем? Нас до поздней ночи не будет, отдыхай, купайся, завтра поедешь, — как будто не заметив ее реакции, сказал Макар.

Она заколебалась. Она уже заметила, краем глаза косясь в окно, что близнецы повесили у пруда под сосной новенький гамак и успела пожалеть, что не придется поваляться в нем с книжкой и бутылкой холодного лимонада.

— Серьезно, Марусь, — Никита вновь прошел мимо, и тепло его тела окутало ее, вызвав нервную дрожь. — Мы через десять минут сваливаем, дом в твоем распоряжении.

— Сначала посуду помой, — заметил Макар.

— Да помою, помою…

— Марусь, а как царапины? — обратился Макар на этот раз к ней. — Смазать заново?

— Сама справлюсь!

Он кивнул и больше ничего не сказал. Хотя если бы она умудрилась заглянуть под его опущенные ресницы, то увидела бы много интересных вариантов продолжения вчерашнего массажа, от которых близнецам было очень сложно избавиться всю ночь и все утро.

По правде говоря, этот завтрак для них был буквально подвигом воли.

Не спасала ни закрытая рубашка — в распахнутом вороте было видно тонкие ключицы, а пухлые искусанные губы прикрыла бы разве что паранджа.

Ни мешковатые брюки — наоборот, воображение отчетливо рисовало под ними упругую задницу, стройные бедра и то, что между ними…

Они и поездку эту придумали исключительно для того, чтобы выдохнуть, охладиться и хотя бы один день не думать о сводной сестре так, как не положено думать о сестрах.

Макар и Никита действительно быстро собрались и, нагрузив рюкзаки, пешком отправились к реке, где их ждал небольшой катер. Не яхта, как у многих здесь, но вполне себе симпатичный кораблик для не слишком далеких путешествий.

Самое время было сбежать, надеясь, что теперь ее никто не задержит. Но Маруся на пробу завела «миник» — тот исправно пыхтел и был готов к поездке. По крайней мере, на первый взгляд. Значит, она могла сбежать в любой, абсолютно любой момент.

А гамак манил…

И она осталась.

Жаркое утро переползало в жаркий день, запах сосновой смолы расслаблял, ледяной лимонад спасал от жары. Одну за другой Маруся отбрасывала слишком сложные для такого настроения книги — Джойс, Тартт, Водолазкин. И остановилась на старых потрепанных томиках Хмелевской в мягкой обложке, которые нашлись в книжном шкафу.

На второй книге она сладко уснула и проснулась только уже к вечеру, когда солнце стало клониться к закату.

Расслабленная, разомлевшая, она бездумно покачивалась в гамаке, ленясь даже скинуть книгу на траву и смотрела в густо-лиловое небо.

Тело растекалось от неги, царапины и укусы больше не болели, и о вчерашнем путешествии напоминала только заклеенная пластырем ссадина на локте и… И стыд за то, что случилось после.

Стыд и любопытство.

Потянувшись так, что напряглись а потом расслабились все мышцы, Маруся огляделась — вокруг было пусто. Близнецы, как и обещали, свалили на весь день.

Закусив губу и чувствуя, как жар разливается под кожей, она расстегнула пуговицу на брюках и запустила пальцы под резинку трусиков…

21

Под пальцами Маруси скользила гладкая нежная кожа. Ничего особенного — она и так часто касалась себя во время мытья или когда делала эпиляцию. Ее касались врачи, касался Андрюша. Но ничьи прикосновения не вызывали того, что она ощутила вчера.

Она провела пальцами по сомкнутым половым губам, потом обратно, раздвигая их и чувствуя влагу под кончиками пальцев. Судорожно выдохнула, ощущая, как за считанные секунды этой влаги становится больше. Настолько, что она уже чувствовала ее теплый, чуть пряный запах.

Особенно, когда она прикрыла глаза и представила, что ее касаются пальцы кого-то из близнецов. Или даже… обоих.

От этой мысли стало жарко, а влаги стало так много, что она пропитала ткань трусиков. Рука скользила без усилий, и Маруся следовала за ней — туда, где было приятнее всего. Чуть зудела плоть, но больше всего жаждал прикосновений твердый узелок там, где смыкались губы. Она терла его и чувствовала, что ей хочется делать это еще и еще. Все сильнее. Чем больше она его касалась, тем больше хотелось продолжать.

Внизу живота копилась сладкая тяжесть, от которой хотелось выгибаться, напрягая все мышцы. Казалось, вот-вот — и она хлынет густой волной, затапливая ее целиком.

Маруся застонала в голос и перевернулась на живот, прижав свою руку телом.

Еще чуть-чуть — и она догонит то самое ощущение, ни на что не похожее, поймает оргазм собственными пальцами…

Она сжала бедрами свою кисть, приподняла голову, чтобы глотнуть жаркого летнего воздуха… и увидела заходящих через заднюю калитку близнецов.

В мгновение ока она подтянула штаны, застегнула их и вцепилась обоими руками в книгу, не видя в ней ни единой буквы. Сердце стучало как сумасшедшее, дыхание никак не удавалось усмирить. Она искренне надеялась, что они не успели ничего заметить.

Стараясь вести себя как можно естественнее, Маруся выпуталась из гамака, дрожащими руками подняла бутылку и отпила глоток теплого лимонада, слишком сладкий вкус которого только разжег жажду, и дождалась, когда близнецы подойдут к ней.

Невольно облизала губы, все еще чувствуя на них сахарную корку — и взгляд Никиты прожег их искрами, запекшимися в уголках.

Подошедший сзади Макар замер и шумно втянул носом воздух.

Они оба были обгоревшие на солнце, потные, пахнущие костром и речной тиной. Совершенно дикие и немного первобытные. Будто вернувшиеся из другого мира.

Ей показалось, что Никита тоже странно на нее покосился, и его ноздри затрепетали. Неужели среди этого запаха гари и тины он умудрился учуять слабый пряный аромат от ее пальцев?

Изо всех сил стараясь выглядеть естественно, Маруся вела себя так странно, что близнецы, даже если бы не заподозрили ничего раньше, наверняка догадались бы сейчас.