Без Оливии - Эни Майклс Страница 16

― Ты плачешь? ― спросила Руби, как только увидела мое лицо.

― Я споткнулась, ― еще больше лжи ребенку.

― Но ты в обуви, ― сказала она.

Видите? Умная. Наблюдательная.

― Сильно запнулась. Вот. Садитесь и ешьте свои завтраки.

Дети поступили так, как им велели, и больше не спрашивали о моем заплаканном лице.

― Джакс, ты сегодня полдня в садике, так что я заберу тебя хорошо?

― М, да, ― ответил он с полным ртом сладкой хрени, которой мать их никогда бы не накормила. Лив бы встала рано утром и убедилась бы, что ее дети позавтракали хорошо сбалансированной едой, прежде чем пойдут в школу.

― Руби, я пойду взгляну на твою мумию. Куда твой папа положил ее?

― В прачечную. Папа сказал, что включит вентилятор, и мумия высохнет быстрее.

― Ну, это было довольно умно.

Я отошла от кухонного островка и направилась в сторону прачечной. Когда я заглянула внутрь, то чуть ли не задохнулась от резкой смены эмоций. Секунду назад я была мрачна и полна чувства вины. А сейчас едва могла сдержаться от смеха. Мумия лежала на верхушке складного стеллажа для просушки. Казалось, что она была полностью изуродована, а затем собрана в неправильном порядке; вроде мистера картофельная голова, если бы он был состряпан кем-то, кто был неспособен управлять своими руками. Или был слеп. Или пьян. Мумия выглядела ужасно. Но она была суха, так что еще не все было потеряно.

Я вернулась на кухню, осматривая бедную мумию, и все еще улыбалась, когда представляла Девона в рабочей одежде с засученными рукавами, пытающегося сделать из папье-маше маленького человека.

― Рубстер, извини, но твою мумию нужно доделать. Скажи учителю, что ты пыталась изобразить людей, как они нарисованы на наскальных письменах.

― Что? ― ее взгляд показывал, что она понятия не имела, что такое иероглифы.

― Что за образование такое, когда вы изучаете Египет, но не знаете, что такое наскальные письмена?

― Ну, типа того, где учат английский, ― ответила она с большим сарказмом, чем хотелось бы слышать от семилетнего ребенка.

— Туше, малышка.

― Почему ты постоянно используешь слова, которые мы не понимаем? ― спросил Джакс, прежде чем затолкать в рот еще больше хлопьев.

― Наскальные письмена ― это рисунки людей Древнего Египта, которые рассказывают об историях. Вроде как первые рисунки. И иногда люди, которых они рисовали, выглядели немного смешно.

― Как моя мумия?

― Точно.

― Что значит ту-шей? ― поинтересовался Джакс, и я улыбнулась его произношению.

― Это то же самое, что сказать «хорошее замечание».

― Итак, почему ты просто не сказала «хорошее замечание»? ― задала вопрос Руби, опять с сарказмом.

― Потому что тогда бы у нас не было такого поучительного разговора.

Оба ребенка посмотрели на меня с вопросом в глазах, наверное, не понимая, что означало слово «поучение», но потом они улыбнулись одновременно, и я не могла не улыбнуться в ответ. У них была улыбка матери. Мне скалились две крошечные копии Лив, и я не могла расстраиваться в этот момент.

Вся злость и чувство вины исчезли, когда эти дети радовались. Лив знала, что я не идеальна, и она не рассчитывала, что я смогу стать ее идеальной заменой. Она просто хотела, чтобы я была здесь и любила ее детей. И я делала все, что могла.

Как и Девон.

Внезапно, я почувствовала себя ужасно из-за того, как относилась к нему. Последнее, что ему было нужно, ― это чувствовать себя хуже из-за недоразумения, из-за которой он уже чувствовал себя отвратительно. Даже в тот момент, когда это произошло, я знала, что он сожалел, что это не было преднамеренно, и я не должна заставлять его чувствовать себя еще хуже. Я понятия не имела, каково это ― потерять супруга.

Я продолжала улыбаться, потому что была рада, что нашла для себя решение ситуации, пусть и знала, что должна решить ее и с Девоном. Я вздохнула, решив, что завезу детей в их школы, закончу свою работу в течение дня и придумаю, что делать с Девоном к тому времени, когда он вернется домой.

После того, как посадила Руби на школьный автобус, и Джакс благополучно был доставлен в детсад, я направилась в свою маленькую студию. Я платила за аренду своей маленькой студии больше, чем за квартиру, но это было мое самое любимое место.

Я открыла замок и включила свет. Он замерцал, оживляя небольшое пространство. Подошла к левой стороне комнаты, где находился стол, служащий лишь складом большую часть времени. На стене над моим бардаком на доске висели одни из моих самых любимых фотографий, которые я когда-либо делала. Лив со своими детьми. Фото Оливии и Девона в день их свадьбы. Также была черно-белая фотография мужчины и женщины, лежавших в кровати, чьи тела были накрыты одеялом до колен. Этот снимок был интимным, но со вкусом. Эллиот спал, когда я сделала эту фотографию. Мне всегда нравилось то, как наши тела подходили друг другу ― даже наши ноги. Каждый раз, когда я видела эту фотографию, мое сердце немного ныло. Я скучала по Эллиоту, или по тому, чтобы быть с кем-то. Мы с Эллиотом никогда не построили бы серьезных отношений; мы хотели разного. Но он был хорошим человеком, а мне посчастливилось провести годы с ним, что я и сделала. Каждый раз, когда я видела этот снимок, думала о том, чтобы снять его со стены, но, в конце концов, он вызывал во мне больше теплых и радостных чувства, чем печальных.

Я подпрыгнула, когда телефон зазвонил, затем глубоко вздохнула, чтобы успокоить свои нервы.

― Фотограф Эвелин Рейнольдс слушает.

Так начался мой рабочий день. Три новых клиента записались на съемку, и я запланировала еще две встречи для проверки фотографий. Сосредоточилась на редактировании фотографий Шелби, когда услышала сигнал-напоминание на телефоне, что пришло время забрать Джакса.

Мои мысли крутились вокруг разговора с Шелби, борьбе, которая у меня велась с Девоном, и воспоминаниях об Эллиоте. Время по дороге за Джаксом в сад пролетело незаметно, и, честно говоря, я даже не помнила, как приехала. Старалась не пить слишком много кофе, но было очевидно, что я нуждалась в чем-то, что выведет