Лена Петсон - У Ромео нет сердца Страница 16

– Юль, ты чего?

– Ничего. Все нормально. Просто смешинка в рот попала.

Димка правильно оценивает ситуацию, машет рукой – дескать, эх! – после чего направляется в зал.

Фильм идет уже около получаса, когда наша влюбленная пара решает проявить свои чувства на публике. Кирилл припадает к уху Маринки, что-то шепчет, после чего прижимается губами к ее шее. Димка не упускает сей факт из виду. С каждой секундой это беспокоит его все больше и больше. Упершись в подлокотники, он приподнимается в кресле и вытягивает шею, чтобы удостовериться в намерениях Кирилла. Тот беззастенчиво ласкает шею Маринки.

Я нервничаю вместе с Димкой и внезапно вспоминаю об упаковке попкорна. Беру ее, пытаюсь открыть. Но пальцы соскальзывают, и упаковка падает на пол. Поднимаю ее дрожащими руками. Она вновь выскальзывает, и я вновь ищу ее на полу. В этот момент неугомонная упаковка становится смыслом моей жизни. Я не знаю, как с ней справиться. Не знаю, как переключить внимание Димки. На секунду мне кажется, что второе мне наконец-то удается – Димка смотрит на меня внимательно, с интересом. Однако через мгновение он резко поворачивается в сторону ребят, после чего почти сразу же раздается вопль Кирилла.

– Что случилось? – орем хором мы с Маринкой.

– Ёклмн! – шепчет Кирилл, держась за пах.

– Я его ущипнул, – спокойно поясняет Димка.

Мы с Маринкой синхронно опускаем глаза, едва удерживаясь от смеха. Никогда не стоит недооценивать других, даже если они кажутся тебе беззащитными. Ни одно твое неуместное действие не может обойтись без последствий.

Кирилл вызывает такси. В этот день мы больше его не видели.

Глава четвертая

Уже в шесть часов вечера, возвращаясь из кинотеатра, где ради Димки мы провели почти целый день, мы решаем зайти в кафе. Идем по заснеженной темной улице и, чтобы немного согреться, забавляемся, бегая друг за другом со снежками. Димка смеется громче всех. Он счастлив, и я думаю о том, что этот день обязательно запомню.

Мы заходим в кафе – из тех, где можно просто тихо посидеть, помечтать, пожужжать с друзьями. Выбираем столик в дальнем правом углу. Это самое уединенное и уютное место в зале – нам повезло, его только что кто-то покинул: пустые тарелки с остатками вкусностей все еще стоят на столе.

– Какая грязь! – начинает наша рафинированная Марина. – Официант! Вы можете быстрее все это убрать?..

Я не готова слушать ее пламенную речь до конца, киваю в сторону туалета, наклоняюсь к Димке, говорю ему, чтобы не волновался и ждал, ухожу. Возвращаюсь минут через десять, когда Маринка уже вовсю что-то доказывает не только официанту, но и администратору, а Димка, вжавшись в стул, стучит ладонями себе по голове.

– Вы не имеете права так обращаться с нами только потому, что он инвалид, – говорит моя подруга, указывая на Диму.

– Что случилось?

– Что случилось? Хамят! – вопит она.

Димка тихо подвывает.

– Марин, нам лучше уйти.

– Нет уж. Мы пришли сюда отдохнуть, и мы отдохнем!

Димка нервничает все больше и больше.

– Думаю, вам, действительно, лучше уйти, – вмешивается администратор.

И тут Маринку прорывает. Я в шоке смотрю на подругу, обалдев от ее безапелляционности и напора. Она кричит, что никто не вправе выгонять из кафе известную актрису: так впервые меня публично называют актрисой, и так бездарно, благодаря Маринке, я делаю свой первый шаг к славе. Еще она кричит о своем отце-режиссере, грозном папе со связями, о наказании для всех, серьезном и беспощадном. Все это время Димка стучит ладонями по голове, а я просто стою и смотрю на это.

Мне стыдно: я растерялась.

До сих пор моя жизнь, скучная, серая и незатейливая, принадлежала мне. Немного – Димке и маме, но в основном – мне. Однако теперь с каждым днем я все яснее чувствую, как над моими маленькими, ранее никому не нужными тайнами, словно скопище облаков, нависает чужое любопытство: я никогда не знаю, что может выплыть наружу – существенное или незначительное, правда или ложь…

Димка – самая настоящая правда нашей жизни. Маминой, моей и его собственной. Еще он – наша тайна. Сейчас моему брату двадцать лет, семнадцать из них он был спрятан в тесной комнате нашей небольшой квартиры. Нет, это не насильственное заточение – мы не держим его взаперти, не лишаем радостей жизни: прогулок, аттракционов, кино. Просто так повелось. Так удобно. Дом – это крепость, в которой нет места косым взглядам, усмешкам, ненужным замечаниям всезнающих прохожих.

Мама никогда не говорит с нами об отце. Все, что мы о нем знаем, – он ушел через пару месяцев после моего рождения. Еще есть несколько фотографий, которые я люблю разглядывать тайком. Я нашла их на антресолях, когда мне было пятнадцать. Улыбающаяся молодая мама, жизнерадостный и привлекательный отец. Красивая пара. Думала ли мама, что совсем скоро останется одна и будет проводить большую часть жизни на работе, отдавая нам каждый вечер лишь частичку тепла, которое сберегла в суете дня…

В молодости она была яркой красавицей – этакой Натальей Гончаровой. В школе при первом знакомстве с Пушкиным я узнала свою маму в портрете его жены. Густые каштановые волосы, бледное утонченное лицо, изящные брови, прямой нос. Аристократка.

Я не похожа на маму. Обычная барышня-крестьянка. Округлое простое лицо с немного курносым носом и вечно румяными щеками. У таких простушек нет шансов попасть на бал и очаровать принца. История с Марком – грустное тому подтверждение. Мечтай, Юля, живи и страдай, но не жди хеппи-энда.

Мама считает, что ее сказка закончилась из-за того, что отец не выдержал тягот семейной жизни. Димка думает, что все дело в нем. Я же убеждена, что родись вместо меня маленький курносый мальчик – папино продолжение, он и не подумал бы оставлять маму. Я была его последним шансом утвердиться в семье…

– Не думайте о нем плохо, а если подумаете, не произносите это вслух, – недавно вдруг ни с того ни с сего сказала нам мама, и ее морщинки на переносице сердито сжались.

Это было единственным ее упоминанием об отце за последние несколько лет. Но вот настал день, когда все, о чем мы так долго предпочитали молчать, должно вырваться скандальным потоком на телеэкран. Заголовки в интернете уже кричали: «Брата актрисы выгнали из кафе», «Скандал с больным аутизмом братом Джульетты из нового фильма», «Сотрудники кафе обвинили артистов и инвалида в дебоше».

Я не нашлась, что ответить, когда мне посоветовали подать в полицию заявление на сотрудников кафе. Я не нашлась, что ответить, когда мне сказали, что будет лучше, если все узнают обо мне не только как об актрисе, но и как о сестре необычного парня с модным диагнозом «аутизм». Я не нашлась, что ответить, когда мои слова о том, что нас в принципе никто не выгонял и не обижал, были проигнорированы.