Ширли Эскапа - Время любви Страница 16

…В воскресенье, семнадцатого декабря, через двадцать дней после того, как «Хартон» пустился в плавание, Сесилия Тортелли и Альберто Риццоли должны были вступить в законный брак.

Проворочавшись полночи накануне этого события в тщетных попытках заснуть, Сесилия вышла на палубу. Накрапывал дождь, воздух был свеж и прохладен. Девушка с удовольствием подставила лицо живительным каплям, смывающим с нее прошлое. Впереди новая, совершенно незнакомая пока что страна, где она совьет свое гнездо и будет воспитывать детишек.

Внезапно вспомнилось, как днем ее спросил командир Ала:

— Вы его любите?

Странный вопрос! Сесилия передернула плечами. Конечно, она его любит, как же может быть иначе? Ведь завтра Ал станет ее мужем, а она давным-давно была готова всем сердцем полюбить своего суженого.

С огромным достоинством вскинув голову, она ответила:

— Да, мне выпало счастье полюбить Альберто Риццоли!

Глава 6

Всякая свадьба, как и рождение новой жизни, вселяет в людей надежду на лучшее. Атлантика, воды которой теперь рассекал «Хартон», полностью контролировалась союзными войсками, а на корабле происходило бракосочетание. И майор Култер, и отец Фэлксон считали это хорошим предзнаменованием. Однако Франклин Винтер, слишком много успевший повидать на этом свете, был далек от подобной сентиментальности.

По его твердому убеждению, Сесилия была хорошенькой семнадцатилетней девчушкой, похожей на школьницу. Какая из нее невеста? Ей бы в куклы играть да фантики собирать! Да и жених ей попался совершенно неподходящий — грубый, неотесанный тип.

Эта свадьба — одно из неизбежных зол, присущих военному времени, но он, Винтер, ничего не может сделать, чтобы ее предотвратить. Закон на стороне этих двоих. И все-таки его не покидали мрачные предчувствия.

А вот глаза отца Фэлксона радостно светились при виде молодых людей, полностью поглощенных друг другом. Еще одно доказательство проявления Божьей воли, думал он.

Сесилия стояла такая прекрасная в своем накрахмаленном халатике подле блистающего выправкой и свежевыглаженной военной формой жениха, что глаз радовался. Отец Фэлксон совершил обряд и объявил их мужем и женой.

Все присутствующие поздравляли их, целовали, называли Сесилию миссис Риццоли.

Как бы ни был капитан Винтер недоволен происходящим, он не только распорядился накрыть большой стол, чтобы отпраздновать это событие, но и подыскал молодоженам отдельную каюту.

Как и большинство новобрачных, Сесилия не смогла притронуться к пище, зато Ал не страдал отсутствием аппетита и отдал должное приготовленным блюдам.

Сердце девушки тревожно билось в груди; она ощущала страх и одиночество. То, что ей было страшно и беспокойно, еще понятно, но откуда взялось чувство одиночества? Да еще в день собственной свадьбы? И вдруг она поняла причину: даже теперь, став точно такой же гражданкой Соединенных Штатов, как и все здесь, она все же оставалась чужой.

Итак, ее жизнь потекла по новому руслу, и сделал это Ал. В глубине души Сесилия отчаянно молилась, желая стать для него хорошей женой.

Наконец они остались наедине. В каюте было два круглых иллюминатора, но в остальном она ничуть не отличалась от обычного гостиничного номера. Поразительно, но здесь даже имелись ванная и туалет! Порывшись в своих скудных пожитках, сестра Гарднер снова проявила удивительную чуткость и положила на подставку в ванной кусок лавандового мыла, столь драгоценного по нынешним временам.

Едва они закрыли за собой дверь, Ал скинул форменный китель и стал развязывать на девушке тугой узел белого пояска.

Сесилия мягко отстранила его.

— Подожди, дай отдышаться, сейчас я сама развяжу…

— О нет, я и так ждал слишком долго, — прорычал он и одним рывком сорвал с нее халат.

Оторвавшиеся пуговицы со стуком посыпались на пол. Горя от нетерпения, Ал схватился за ее комбинацию и с силой потянул вниз.

Не успела Сесилия снять туфли, как разорванная комбинация полетела на пол, за ней последовал лифчик. Подхватив девушку на руки, Ал швырнул ее на койку. На ней оставались только трусики. В каюте раздался треск безжалостно разрываемой материи.

Чуть приподнявшись над Сесилией, Ал мгновенно расстегнул брюки, рывком спустил их к коленям и, даже не позаботившись стряхнуть их с ног, овладел девушкой. Так как все произошло слишком быстро, а раны ее еще недостаточно зажили, Сесилия громко вскрикнула.

Боже мой, как больно! Она снова вскрикнула, не думая в этот момент о том, что ее могут услышать снаружи. Чтобы заставить Сесилию замолчать, Ал жадно приник к ее открытым губам, глубоко просунув ей в рот горячий язык.

Не прошло и минуты, как все было кончено. Ал скатился с Сесилии и как был — в рубашке, галстуке, носках и ботинках — мгновенно забылся сном.

Стараясь не дышать, она лежала возле своего мужа. Потом собралась с силами, пошла в ванную, взяла там полотенце и накрыла Ала.

Ужасно хотелось помыться, но Сесилия боялась разбудить мужа шумом воды. Поэтому, тихонько усевшись у иллюминатора, она стала смотреть в темную воду, ощущая дрожь могучих моторов.

Усталость все-таки взяла свое. Сесилия прилегла рядом с Алом, но заснуть так и не смогла. Глядя в потолок, она повторяла про себя одно и то же: «Я теперь замужем, Альберто Риццоли — мой муж».

Посреди ночи Ал проснулся и снова без тени нежности овладел ею. Потом еще раз и еще, и так пять раз подряд. «Вот я какой!» — с гордостью думал он.

Перед тем как забраться под одеяло, он чмокнул ее и жестко произнес:

— Твое счастье, что ты действительно оказалась девственницей. Если бы ты меня обманула, клянусь, я бы наказал тебя по-своему!

Перед сном он успел вспомнить об Анне, считавшей себя его невестой, той самой Анне, которая, стоило ему пригласить ее сесть, тут же валилась на кровать и раздвигала ноги. У нее было в жизни столько мужчин, сколько у него носовых платков. Да за кого она его принимала? Как только смела думать, что он, Ал Риццоли, женится на такой потаскушке, как она?

На следующее утро он с гордостью прогуливал Сесилию по палубе. Ну-ка, как поведет себя его женушка? И с удовольствием отметил, что она скромно опускает длинные ресницы. Вот и умница.

Если когда-нибудь он увидит, что на нее смотрит какой-нибудь прохвост, убьет обоих — и ее, и его. Сесилия принадлежит ему, она теперь такая же его часть, как, например, рука. Да, до свадьбы он крепился, старался быть с ней нежным и предупредительным, так как ему казалось, что только таким образом можно ее завоевать. И он оказался прав. Ну а сейчас дело сделано, и все эти телячьи нежности можно отбросить в сторону. Все равно теперь она никуда не денется.