Кэрол Марш - Серебряная цепь Страница 16

Дана чуть не подпрыгнула от испуга, когда инструктор наклонился к ее холсту и стер ластиком черту на спине фигуры, которую она нарисовала. Она ожидала, что получит выговор за невнимательность к работе. У нее не было контакта с суровым и резким учителем рисования. Его замечания были едкими и обидными. Дана была самой младшей в группе и не могла понять, почему ее, первокурсницу, пригласили в коллектив особо одаренных.

— Довольно прилично. — Голос Леонарда Хоскинса ничего не выражал, но сердце Даны екнуло от его похвалы. — Здесь нужно побольше цвета, не бойтесь этого.

— Спасибо, — мягко сказала Дана. Она нервно дернула свои волосы, собранные в хвост, лента, поддерживающая ее прическу, развязалась, и светлые волосы рассыпались по плечам.

— Не надо меня благодарить, — резко сказал учитель и отвернулся, тяжело опершись на свою трость. — Просто нанесите там больше краски. — И повернувшись к ней спиной, проскрипел: — Вы делаете большую ошибку, что уходите. У вас есть талант.

Дана собралась объяснить свое решение, но он уже занимался с другим студентом, будто ее и не существовало. Она посмотрела на свое полотно более внимательно, надеясь, что сможет закончить его до весенних каникул.

У нее был небольшой опыт работы с масляными красками до того, как стала брать уроки у этого мастера. Много лет она рисовала акварелью и пастелью, используя то, чему ее научили в Чапине, все больше и больше развивала свой собственный стиль, но все-таки боялась рисовать на больших полотнах. Не было предела ее удивлению после того, как однажды ранним осенним утром на дорожке у здания колледжа ее остановил инструктор и отрывисто сказал, что она может посещать его занятия. Не дав ей что-нибудь ответить или задать вопрос, он повернулся и ушел.

Леонард Хоскинс, известный портретист, жил за пределами маленького университетского городка в сарае, переделанном в дом. Раньше он жил за границей, рисовал самых знаменитых людей своего времени, но когда ему было около семидесяти лет, внезапно прекратил рисовать. Никто не звал, почему. Только в этом году он согласился провести курс уроков, однако с условием, что сам будет набирать учеников.

Дана начала тихонько напевать себе под нос, обмакнула кисть в краску и стала рисовать. С самого детства это занятие доставляло ей огромное удовольствие. Вспомнила свою первую коробку акварели, в которой было всего шесть красок и одна кисть. Ее подарил Дане какой-то актер, сыгравший вторую главную роль в фильме "Любовь под вязами". Она не помнила имя актера, но зато хорошо помнила эту узкую и длинную коробку. Джилли купила ей пачку плотной белой бумаги для акварели. Девочке показали, как разводить краски водой, наносить их на бумагу, рисуя кистью тонкие и толстые линии. Все учителя считали, что у нее талант, некоторые даже говорили, что у нее настоящий дар. В конце концов Маргарет пришлось разрешить ей посещать раз в неделю курсы Лиги студентов искусства. Дана почему-то стеснялась рисовать прямо в классе, и только в Уэллесли она преодолела робость и терпеливо выслушивала мнение других о своих работах.

Рисуя, она забыла обо всем, и уже стало темнеть, когда она услышала скрип стула. Удивленная звуком, подняла глаза и увидела, как мальчик, позирующий классу, спрыгнул со своего пьедестала и исчез за ширмой, чтобы появиться минуту спустя уже одетым в брюки из грубой бумажной ткани, фланелевую рубашку и шерстяную шапку, из-под которой выбивались курчавые волосы. Она посмотрела на полотно и осталась довольна. Это была ее лучшая работа, она в этом не сомневалась. Медленно вымыла кисти и уложила их в коробку. Затем неохотно накрыла свою работу и вышла из студии.

Ветер гулял по городку, сметая опавшие листья с мокрых дорожек. Дана натянула на голову капюшон куртки, надела толстые вязаные перчатки. Недолго постояла у входа, наслаждаясь свежим воздухом после долгих часов, проведенных за мольбертом. Был вечер пятницы. Многие девушки уехали на вечеринки, устраиваемые в колледжах для юношей недалеко от Уэллесли. Дане нужно было идти в свою комнату и начать сборы. Всего через две недели, когда начнутся весенние каникулы, она уедет из колледжа и больше не вернется сюда. Поглубже засунув руки в карманы, она почувствовала, как тяжелое обручальное кольцо, повернутое камнем внутрь, врезалось в ладонь, напомнив, что надо позвонить Маршаллу. Улыбка озарила лицо девушки, подумавшей о своем женихе, красивом и страстном, пообещавшем, что у нее будет своя студия, когда они поженятся.

Солнце зашло, на улице темнело, когда она повернула к своему корпусу. Несколько комьев снега лениво упали с веток деревьев, на улицах зажглись фонари. Она открыла тяжелую дверь.

— Дэйнс… — С дивана в гостиной поднялся высокий человек, в котором Дана узнала Питера Крэйна. Он поправил очки на носу и пошел к ней. На его ботинках налипла грязь, а его худое лицо было полно решимости. За ним со стула в углу комнаты встал, протирая глаза, темноволосый молодой человек. Дана просияла, узнав сонного Теда Артура. Они не виделись с тех пор, как Маршалл объявил об их помолвке на скромном семейном обеде в Нью-Йорке. Она почувствовала облегчение, увидев Питера.

Дана вспомнила, как собиралась с силами, чтобы позвонить Питеру в колледж и сообщить, что они с Маршаллом помолвлены. Она обзвонила по очереди всю Семерку, но разговор с ним был самым трудным, как она и ожидала. Питер открыто выразил свое неодобрение, не сумев сдержать боль и недоумение.

— Ты сошла с ума, — резко сказал он. — Ты даже не знаешь этого парня.

— Мы любим друг друга.

— Как можно соединять жизнь с каким-то кретином, которого знаешь всего четыре месяца!

— Жалею, что позвонила тебе. — Дана сердито повесила трубку и в ярости пнула дверь телефонной будки в спальном корпусе. Но как только повесила трубку, ей стало неловко за свою поспешность, и она попыталась перезвонить, но было занято. В конце концов решила написать длинное письмо с извинениями и объяснениями. Так и сделала, но Питер не ответил.

Увидев его сейчас, она поняла, что его дружба дорога ей, как и раньше. Должно быть, он простил ее, иначе не приехал бы повидать.

— Ребята, что вы здесь делаете? — спросила она, обнимая их по очереди. Тед снова уселся обратно на стул, притворяясь уставшим.

— Ждем тебя. — Питер посмотрел на нее серьезно. — Мы приехали из Гамильтона, чтобы поговорить с тобой.

— Что-нибудь случилось? — испугалась Дана. Странно было видеть ее нью-йоркскую компанию посреди семестра, и она подумала, не случилось ли чего с кем-нибудь из Семерки. Когда она, Пэгги Вудс и Нэнси Бэйтс учились в Чапине, Тед и Питер были в Дирфилде, затем в Гамильтоне, а Тодд учился в Эксетере и Гарварде. Из ребят один Джефф оставался в городе при университете, а затем, к всеобщему удивлению, поступил в Стэнфорд. Семерка собиралась вместе только на каникулы, кроме редких неотложных случаев, как, например, когда Теду понадобилась подходящая девушка для бала первокурсников в Дирфилде. Нэнси пришлось ехать шесть часов в поезде, чтобы прикинуться перед новыми друзьями Теда, что она ужасно влюблена в него. И ей удалось таким образом поддержать репутацию человека, общающегося с серьезными леди. А на каникулах они были неразлучны, каждое утро звонили друг другу, чтобы спланировать день и обсудить вчерашнюю вечеринку. Непременно появлялись вместе на вечеринках и заканчивали их у кого-нибудь дома, расположившись на диванах и в креслах, болтая и поддразнивая друг друга, иногда споря, но всегда считая себя лучшими друзьями. Не было ничего такого, чего каждый из них не сделал бы для другого, и это воспринималось как должное. Они заменяли Дане братьев и сестер. Сейчас она смотрела на Питера с искренним участием. Он выглядел таким серьезным и решительным…