Николас Спаркс - Спеши любить Страница 17

– Да. – Я пожал плечами. – Иногда.

– И что вы там делаете?

– Не знаю… – сказал я. – Болтаем… шутим. Просто нам нравится там бывать.

– И тебе не страшно?

– Нет. А разве тебе было бы страшно?

– Не знаю… – ответила она. – Возможно.

– Почему?

– Я бы все время боялась поступить неправильно.

– Мы не делаем там ничего плохого. Ну, то есть не переворачиваем надгробия и не оставляем за собой мусора, – сказал я. Я умолчал о наших разговорах насчет Генри Престона, потому что вряд ли Джейми стоило об этом знать. На прошлой неделе мы обсуждали, с какой скоростью однорукий человек может лечь в постель и… короче говоря, вы поняли.

– А вам доводилось когда-нибудь просто сидеть и слушать, как стрекочут сверчки, шуршит листва, дует ветер? – спросила она. – Или лежать и смотреть на звезды?

Джейми, сама будучи подростком, не знала о подростках ничего – понять поведение мальчишек было для нее все равно что постичь теорию относительности.

– Нет, – сказал я.

Она кивнула:

– Наверное, именно этим я бы и занималась, если бы однажды пришла туда. Смотрела бы по сторонам или тихонько сидела и слушала.

Разговор показался мне странным; на продолжении я не настаивал, и несколько минут мы шли молча. Поскольку Джейми начала расспрашивать, я вроде как почувствовал себя обязанным сделать то же самое. То есть она не упомянула волю Божью, поэтому можно было и попытаться.

– А чем ты занимаешься? – спросил я. – Помимо поездок в приют, помощи животным и чтения Библии?

Мне самому казалось это нелепым, но Джейми действительно так и жила.

Она улыбнулась. Наверное, ее удивил подобный вопрос, и еще более – мой интерес.

– Ну, я много чего делаю. Готовлю уроки, провожу время с папой. Мы играем в карты.

– Ты когда-нибудь гуляла с друзьями? Просто слонялась без дела?

– Нет, – призналась она. Судя по тону, сама Джейми прекрасно понимала, что никто не горит желанием гулять в ее обществе.

– Тебе, наверное, очень хочется в колледж, – сказал я, чтобы сменить тему.

Джейми ненадолго задумалась.

– Сомневаюсь, что я вообще буду поступать, – равнодушно отозвалась она. Эти слова застали меня врасплох. Джейми была одной из лучших учениц и вполне могла удостоиться чести произносить прощальную речь при выпуске. Кстати сказать, мы уже держали пари, сколько раз она упомянет в этой речи волю Божью. Я утверждал, что четырнадцать (на выступление отводилось всего пять минут).

– А как же Маунт-Сермон? Тебе бы там, наверное, понравилось, – сказал я.

Джейми лукаво взглянула на меня:

– Хочешь сказать, мне там самое место?

Ее шпильки порой попадали не в бровь, а в глаз.

– Я не то имел в виду, – торопливо поправился я. – Говорят, ты хотела туда поступить.

Джейми пожала плечами, не ответив; честно говоря, я не знал, как это понимать. Мы дошли до ее дома и остановились напротив крыльца. В окне гостиной сквозь занавеску я разглядел силуэт Хегберта. В комнате горел свет; Хегберт сидел на кушетке у окна, наклонив голову, как будто что-то читал. Вероятно, Библию.

– Спасибо, что проводил, Лэндон. – И Джейми окинула меня взглядом, прежде чем подняться на крыльцо.

Наблюдая за ней, я не мог удержаться от мысли, что сегодня состоялся самый странный из всех наших разговоров. Пусть некоторые ответы Джейми и звучали необычно, она казалась абсолютно нормальной.

На следующий день, когда я снова провожал ее, Джейми спросила, как поживает мой отец.

– Нормально, наверное, – ответил я. – Он тут редко бывает.

– Ты скучаешь?

– Иногда.

– Я тоже скучаю по маме, – сказала она, – хотя и никогда ее не видела.

Тут я впервые осознал, что у нас с Джейми есть нечто общее, и задумался.

– Тебе, наверное, трудно, – искренне произнес я. – Мой отец для меня практически чужой, но он все-таки есть.

Джейми взглянула на меня искоса, затем снова отвела взгляд и принялась поправлять прическу. Я уже давно заметил: она делала это, когда нервничала.

– Пойми меня правильно, я очень люблю папу, но иногда все же задумываюсь: каково это – иметь мать? Наверное, с ней мы могли бы разговаривать о тех вещах, которые невозможно обсуждать с отцом.

Я решил, будто она имеет в виду мальчиков. И далеко не сразу понял, что ошибаюсь.

– А как тебе живется с отцом? Дома он такой же, как в церкви?

– Нет. У него отличное чувство юмора.

– У Хегберта? – выпалил я. Трудно было даже представить себе такое.

Наверное, Джейми неприятно удивилась, когда я назвал ее отца просто по имени, но не возразила. Помолчав, она заметила:

– Не удивляйся. Ты полюбишь его, если узнаешь получше.

– Сомневаюсь, что однажды мне это удастся.

– Как знать, Лэндон. – Джейми улыбнулась. – Возможно, таков Божий промысел.

Я терпеть не мог, когда она так говорила. Общаясь с ней, люди буквально чувствовали, что она каждый день беседует с Богом. Для Джейми, такой хорошей и правильной, наверняка уже было забронировано место на небесах.

– Интересно, как бы его узнать? – поинтересовался я.

Джейми не ответила, только улыбнулась собственным мыслям, как будто хранила некий секрет. Я уже сказал, что терпеть не мог, когда она так делала.

На следующий вечер мы заговорили о Библии.

– Зачем ты всегда носишь ее с собой? – спросил я.

Я думал, Джейми носит Библию просто потому, что она дочь священника. Нетрудно было это предположить, учитывая то, как относился к Писанию сам Хегберт. Но книга была старой и потрепанной, а Джейми казалась мне человеком, который будет каждый год покупать себе новую Библию лишь затем, чтобы увеличить количество продаж.

Она молча прошла несколько шагов, а затем ответила:

– Это мамина Библия.

– О! – Я почувствовал себя так, как будто раздавил ручную черепашку.

Джейми взглянула на меня:

– Ничего страшного, Лэндон.

– Прости, что спросил.

– Не стоит. Ты ведь не имел в виду ничего такого. – Она помолчала. – Маме и папе подарили эту Библию на свадьбу, но мама попросила ее себе. Она часто ее читала, особенно когда приходилось нелегко.

Я вспомнил о выкидышах. Джейми продолжала:

– Она любила читать Библию по вечерам перед сном и взяла ее с собой в больницу незадолго до родов. Когда папа узнал, что мама умерла, он забрал Библию из больницы вместе со мной.

– Сочувствую, – отозвался я. Когда тебе рассказывают что-нибудь грустное, больше ничего, пожалуй, и не скажешь.

– Эта книга как будто… часть мамы. Ты меня понимаешь? – В голосе Джейми не звучало грусти, и оттого мне сделалось еще хуже.

Услышав эту историю, я снова подумал о том, что ее вырастил Хегберт, и не нашел слов. Раздумывая над ответом, я услышал, как позади сигналит машина; мы с Джейми остановились и обернулись одновременно.