Елена Квашнина - Там за облаками (СИ) Страница 17

   - Три звёздочки, - без промедления отвечал Славка, помолчав, добавлял. - И почему-то ни одной луны.

   В следующий раз он совал кулак к её носу:

   - Что у меня в кулаке?

   - Сосновый лес, - не задумываясь, угадывала Маша. Самое интересное, что они почти никогда не ошибались, всегда верно определяя загаданное. Маша первоначально изредка промахивалась. Но со временем всё реже.

   - С вами рядом противно становится, - недовольно бубнила Татьяна. - Вы вообще кого-нибудь, кроме себя, драгоценных, замечаете? Нашли забаву, мысли друг у друга читать, телепаты бессовестные. А другие должны на вас любоваться и чувствовать себя лишними, да?

   Маше казалось, она понимает чувства Татьяны. Пока рядом нет Славки или пока у Славки новая девушка. Искала очередной объект для приложения сердечных сил не только себе, но и Татьяне. Клин клином вышибают. Поэтому они с Ярошевич дружили всё крепче, иногда напрочь забывая первопричину возникновения их дружбы.

   Парни обижались на девушек, периодически исчезавших из поля зрения на один-два месяца, чтобы закрутить с кем-нибудь роман. Романы у девушек вспыхивали, разгорались и угасали весьма быстро. Сравнения с Закревским не выдерживал никто. Особенно, если Славка считал нужным срочно внести коррективы. Таня с Машей в обсуждениях приходили к выводу, что Закревский портит им жизнь, держит на верёвочке, позволяя отходить лишь на определённое расстояние. Сам же месяцами пропадает, ведя жизнь, в которую никого из друзей не пускает, и о которой до них доходят неверные слухи. В недоступной им жизни Славка занимался спортом, получая звания мастера спорта по лёгкой атлетике, по плаванию, по каратэ, писал научные работы, собирал материал для будущей кандидатской, обтяпывал дела и делишки, успевал, словно Труффальдино, одновременно находиться в десятках разных мест. Это была сугубо мужская и личная сторона "юрты", куда вход близким людям являлся недоступным. За близких людей девушки почитали себя. Они возмущались, время от времени бунтовали и устраивали грандиозные заговоры, оказывающиеся на поверку мелкими интригами. Славка сии бунты и заговоры уничтожал за один вечер, не напрягаясь. Ехидно высказывал своё мнение на предмет умственных и прочих способностей подруг.

   После нового года посыпались вечеринки по случаю дней рождения и разных государственных праздников. Компания стала собираться чаще. Парни порой консервативничали, новых людей в тесный дружеский круг в тот период старались не допускать, разве девушек изредка. Говорили открытым текстом, что Тани с Машей за глаза хватит любой нервной системе. Девушки возмущались, одновременно жалея своих приятелей, на которых не реагировала юная женская поросль. В порядке аутотренинга, в порядке сублимации с подачи Славки нервные системы парней стали приобщаться к отдыху в бане под пивко. По воскресеньям. Само собой, без подруг. А подругам чем заняться? Таня и Маша демонстративно развлекались на стороне, копя обиды. Но стоило назначить дату очередной вечеринки, и девушки переносили свои дела, начинали усиленно готовиться. Странно, потому что развлечений в их маленьком коллективе больше не становилось, никакого разнообразия не предполагалось, если Закревский не изобретал что-нибудь свеженькое. Программа, как правило, сводилась к устроенному вскладчину праздничному столу, танцам, пению под гитару, псевдодиссидентским разговорам на кухне и освежающей прогулке по улице с возвращением к тому же столу. Скучно. На восьмое марта, совпадавшее с днём рождения Казимирыча, девушки неожиданно получили от парней в подарок по косынке. И Татьяна долго со вкусом комментировала сногсшибательное событие. Маша отмалчивалась. Завязывал ей на шею косынку на манер пионерского галстука Славка, успевший в праздничный вечер дважды поссориться с Машей и дважды помириться. Путаясь пальцами в тонкой ткани, тихо пообещал приехать к ней через день, и хотел застать её одну, без Ярошевич. Он приехал через неделю. Как в сентябре, скомандовал:

   - Собирайся, едем.

   И повёз её к... Нет, сначала, по складывающейся традиции, в ресторан, ужинать. Потом в исторический центр, на улицу имени 25-го Октября, ныне Никольскую. Вёл дворами, закоулками и привёл на поэтический семинар, в толпу молодых поэтов. Знал, что Маша любит поэзию и сама балуется рифмоплётством. Это был его личный подарок ей на восьмое марта.

   Месяцем позже или около того он подбил ребят отправиться глазеть на крестный ход. Опасное по тем временам развлечение. По слухам, милиция вовсю фиксировала разных экскурсантов, рассылая затем представления по местам работы и учёбы. У попавшихся на интересе к религиозным мистериям начинались неслабые неприятности. Для Закревского приключение грозило большими опасностями. Он являлся комсоргом своей институтской группы, метил в комсомольские вожаки факультета. Девушки его отговаривали, он отбрыкивался.

   - Один раз живём, надо всё успеть попробовать, - и потащил-таки всех на крестный ход к Елоховской церкви.

   Ничего они не увидели, не сумели пробиться сквозь плотную толпу не то истинно верующих, не то подобных им самим экскурсантов. Потолкавшись, сколько вытерпели, промёрзнув и проголодавшись, отправились восвояси. Завалились домой к Лёлеку, у которого мать лежала в больнице, а отец всегда с пониманием относился к молодёжи. Николай Петрович проснулся, выслушал путаный отчёт, достал им из серванта две бутылки кагора, сам нажарил гигантскую сковороду картошки с луком и ушёл досыпать. Стараясь не шуметь, не будить его, ребята быстро покончили с ночной трапезой и кагором и перебрались на балкон. Лёлек притащил баян. Он, оказывается, окончил музыкальную школу по классу баяна. Маша и не знала. Никто из них не знал.

   Рассвет вставал над железнодорожным мостом станции Моссельмаш, над уродливыми станционными конструкциями и крышами убогих стандартных домов. Нежный апрельский рассвет. Он красил розовым мир, загромождённый разнообразными продуктами человеческой деятельности. И мир казался прекрасным. Юным и свежим, как на заре времён. Начинали просыпаться птицы, ночной холод сменился утренней бодрящей прохладой. Ребята, очарованные миром, еле слышно разговаривали. Лёлек тихо нажимал на кнопки баяна, слегка растягивал мехи, выпускал в занимающееся утро незнакомую ребятам мелодию, красивую и печальную. А они под неё вслух мечтали. О чём? О разном. В итоге принялись гадать, кто кем станет в будущем. В прекрасном будущем, разумеется. Славка, настроенный непривычно тихо и ласково, всем предрекал высокий полёт. Татьяне пообещал карьеру профессора химии, Шурику - начальника большого строительства, Болеку - своё авиаконструкторское бюро, Лелеку - изобретение принципиально нового ракетного двигателя, Казимирычу - ежегодные зарубежные поездки.