Вера и Марина Воробей - Боря + Лена = Л… Страница 17

– Какую таблетку! – в отчаянии проговорила Лена. – Ты же только травишь себя этими таблетками.

– Я зеленую выпила.

– Темпалгин, – напомнила Лена.

– Ее. Она мне помогает. Ты иди чай погрей, умойся, а я немного полежу и встану.

– Как встану?! У тебя же болит! Ты охала!

– Старая, вот и охала.

– Кто старая? Ты, ба, у нас самая молодая! – Катька вошла в пижаме, непричесанная и заспанная. И она улыбалась до тех пор, пока не увидела ба. – Ба, ты заболела?

– Еще чего выдумала! Идите занимайтесь своими делами. Я полежу немного, может, еще подремлю полчасика. – Ба слабо улыбнулась, и Лена почувствовала, как когтистая рука, сжимающая ее сердце, немного, совсем чуть-чуть ослабила хватку.

Ба прикрыла глаза. Черты ее лица расслабились.

– Идите уж, не стойте над душой, – попросила она спокойно и поменяла положение, хотя рука осталась на прежнем месте, в районе солнечного сплетения.

«Кажется, отпустило или таблетка начала действовать», – подумала Лена, обняла Катьку за плечи и потихоньку вышла с ней из комнаты. Шестое чувство настойчиво подсказывало ей, что это не спасение, всего лишь короткая передышка, но Лена с благодарностью ухватилась и за нее.

Потом она занималась завтраком, а Катя прибиралась в комнатах. Готовка всегда отвлекала Лену от грустных мыслей. Когда она была очень расстроена, она пекла песочный пирог со смородиновым вареньем. Сколько этих пирогов она перепекла с тех пор, как исчезла мама. И она ей сегодня приснилась. По спине Лены побежали сотни муравьев-мурашек. Похоже, что сон этот вещий, несмотря на то что приснился он ей не с четверга на пятницу. Лена всегда верила в судьбу, во всевышнюю силу, вершащую людские судьбы, и в то, что душа человека бессмертна. Вот и сейчас она вспоминала зеленые перчатки, мамины слова, что зеленый цвет – это цвет надежды, и думала: «Что она хотела ей этим сказать? От чего предостеречь? Или, может быть, уберечь?»

Время от времени Лена заглядывала в комнату к бабушке, прислушивалась к ее ровному дыханию и снова прикрывала дверь. Вскоре она решила, что все, возможно, и обойдется, что у страха, по пословице, глаза велики.

Она приготовила сырники, поджарила омлет, поколебавшись несколько секунд, открыла прозрачную упаковку с нарезкой шейки (какая-то добрая душа из соцзащиты вспомнила о них) и поймала себя на том, что едва слышно напевает.

И все же осторожность удерживала Лену возле ба. Поэтому после завтрака, от которого ба отказалась, сказав, что поест попозже, Лена позвонила Боре. Сначала на сотку. Тишина. Видно, отключен. Лена набрала домашний номер.

– Да, – услышала она голос Бориной мамы.

– Здравствуйте, Людмила Романовна. Это Лена, одноклассница Бори, – как можно приветливее поздоровалась Лена и почувствовала, что чистый звонкий голос ей изменил. Она никак не ожидала, что трубку поднимет Борина мама. До этого он всегда сам отвечал на звонки, впрочем, чаще она звонила ему на мобильник. На том конце провода повисло молчание, но Лена была настолько обеспокоена состоянием ба, что не придала значения затянувшейся паузе. – Можно мне с Борей поговорить? – торопливо попросила она.

– Его нет дома.

– Да? – растерялась Лена. На часах было полдвенадцатого. – А вы не могли бы ему передать… Дело в том, что мы сегодня собирались с ним на каток. Но у меня, к сожалению, не получится с ним там встретиться. Вам не трудно будет ему передать, чтобы он мне сам перезвонил, как только сможет.

– Постараюсь выполнить твою просьбу, Лена, – последовал прохладный вежливый ответ.

Впрочем, Лена ни на что другое и не рассчитывала. Мама Бори напоминала ей Снежную королеву из сказки Андерсена. Лена любила сказки именно этого писателя. Особенно ей нравилась сказка «Калоши счастья». Может, кто-то и сочтет этот выбор странным, когда существуют «Стойкий оловянный солдатик», «Огниво», «Русалочка», «Гадкий утенок», но не Лена. Она часто путешествовала в мечтах, переносясь во времени, и к счастью у нее было особое отношение. Где-то она услышала и запомнила, что счастье – это единственное, что удваивается, если им поделиться.

Лена поблагодарила Борину маму и положила трубку.

Спустя три часа она и притихшая Катя сидели в машине «скорой помощи», которая везла ба в больницу.

11

Боря с некоторой настороженностью переступил порог собственной квартиры. Раздражение на мать поутихло, но окончательно не прошло. И как не хотелось ему сюда возвращаться, да никуда не денешься – здесь его дом, его вещи, его мир, по крайней мере, до тех пор, пока он не станет совершеннолетним и не сможет сам о себе позаботиться. Вчера он, конечно, в запале бросил, что это его жизнь и что в нее нечего лезть, а сегодня вот ткнулся, а телефон-то молчит – карточка накрылась медным тазом, на счету, как сообщили в Билайне, «минус один цент». Вот тебе и решение всех проблем. Хочешь не хочешь, а придется возвращаться.

Боря позавтракал у Коли домашними блинами с вареньем, поблагодарил за гостеприимство и ушел.

Мать была не одна. По воскресеньям в двенадцать часов к ней на дом приходили делать маникюр. Сегодняшний день, несмотря на вчерашние коллизии, когда мать кричала, что наложит на себя руки, не стал исключением. Перышки чистит! От этой мысли Борьке стало тошно.

– Боря, это ты? – как ни в чем не бывало спросила мать, заметив его в дверях гостиной.

Разговаривать с ней не хотелось. Он пошел к себе, бросив безликое: «Здрасте».

Несколько минут спустя Людмила Романовна сказала маникюрше: «Спасибо, Софушка», расплатилась с ней десятидолларовой бумажкой и отпустила восвояси. Вчера поразмыслив на досуге, она решила, что неверно принялась за дело. С Борей нужно быть мягче, тактичнее. Он не терпит диктата. А она, ослепленная материнской любовью, выплеснула на него ушат грязи. Конечно, самолюбие мальчика было оскорблено.

– Боряша, а ты у кого ночевал? – попробовала Людмила Романовна новую тактику, все еще надеясь на примирение. Молчание в ответ. Раздевается. Снимает рубашку, брюки. – Я вчера позвонила Юре. Он сказал, что ты у него не появлялся. У кого же ты провел ночь? – Опять липкая тишина. Боря пошел в ванную, словно ее, матери, и нет здесь, словно и не с ним она говорит. – Папа звонил. Он послезавтра вечером прилетает.

Дверь в ванную захлопнулась. Раздался шум воды.

«Ах так! Война?! С родной-то матерью!» – разгорячилась Людмила Романовна, оскорбленная до глубины души. Вчерашняя обида всколыхнулась в груди с прежней силой, дав импульс новому витку противостояния. Она хотела рассказать сыну о звонке этой Лены, видит Бог, хотела, но раз он настроен играть с ней в молчанку, пусть сам разбирается со своей жизнью. Кажется, он так вчера изволил сказать! Вот и замечательно! «А ла гер, ком а ла гер!» – как говорят французы, что в переводе означает: на войне как на войне!