Семь шагов до тебя - Ева Ночь Страница 17

Нейман молчит до тех пор, пока мы не остаёмся одни.

– Ешь, Ника, – снова приказ, а не приглашение. Сам он есть не спешит.

Горячий суп смягчает саднящее горло, но у меня нет аппетита, поэтому я откладываю ложку.

– Думаю, я тебе больше не нужна. Отдай мои вещи, и я уйду.

– Нет, – его отказ звучит резко и весомо.

Одним коротким словом он сказал всё, но это «всё» понятно только ему. Нейман начинает есть, а у меня заканчивается воздух: бац! – и перекрыли кислород.

– Почему «нет»? – голос я не повышаю, хоть ненависть и вспыхивает во мне с яростной силой. – Ты брал меня на работу? Работа выполнилась сама, без моего участия. Твоей родственнице больше не нужна девочка, похожая на её погибшую внучку. И… ты даже не просил: нужна ли мне вообще работа? А если думаешь, что все, кто нанимается в дом богачей, расплачиваются за это паспортом, отниманием личных вещей, обязаны сидеть в комнате безвылазно, как животные в клетках, то ты ошибаешься. Моя свобода дороже денег. Меня нельзя купить. Я прекрасно жила без тебя и поживу ещё с превеликим удовольствием.

– А теперь ты поживёшь со мной, – невозмутимо произносит этот бездушный робот, но ложку откладывает в сторону. Взгляд его становится таким жёстким, что хочется спрятаться, но я не позволяю себе трусить – смотрю ему в глаза с маниакальностью самоубийцы. – Тебе не вернули паспорт и мобильный телефон?

Он издевается?!

– Более того: у меня забрали ноутбук из рюкзака, пока я с Тильдой беседовала, – ябедничаю, но им можно со мной, как с предметом, значит и я не собираюсь церемониться.

Я вижу, как опасно сверкают его глаза. Серый графит становится почти чёрным.

– Я разберусь, – произносит он тихо, но слова его звучат так грозно, что я, не сдержавшись, обхватываю себя руками. – Сегодня же ты получишь назад паспорт, телефон, ноутбук. Что-нибудь ещё у тебя пропало?

Отрицательно качаю головой, боясь рот открыть. Это… страшно. Его вид, сдвинутые к переносице брови, сжатые в суровую линию губы.

На миг мне становится жаль Дана. Вот такая я дура. Днём жаждала его крови, а сейчас готова попросить Неймана, чтобы он никого не наказывал.

– Забыли, наверное, отдать, – бормочу жалко. И я, и он прекрасно понимаем, что это ложь.

– Всё остаётся в силе, – тон у Неймана снова ровный, как серое льняное полотно. – Считай, что ты гостья на особых условиях. Ходи, где хочешь, в свободное время занимайся, чем хочешь. Но твоя основная задача – Тильда. С ней ты должна будешь проводить три-четыре часа в сутки – я не требую невыполнимого. Позже, когда ты выздоровеешь, сможешь выходить на улицу. Я позабочусь, чтобы у тебя всё было.

Он не уговаривал – расставлял приоритеты, устанавливал правила, по которым я обязана жить.

– Я не нужна ей, и ты это знаешь, – мне не хотелось спорить. Снова клонило в сон. От слабости, что накатывала волнами.

– Давай я буду решать сам, кто кому нужен, а ты будешь слушаться и не выдумывать отговорки. У тебя получилось. А это значит – я не ошибся. Но одно неправильное движение – и всё летит к чёрту.

Кажется, я слышу ноты злости. Неяркие, но у Неймана тембр голоса меняется. Надо же: я воспринимаю его на слух. Смотреть на него нужды нет – он одинаково топорный с натянутой до ушей маской сфинкса. А вот голос, если прислушаться, куда красноречивее неймановской внешней холодности.

– Она снова закрылась, Ника. Ушла в себя. Сразу же. Сидит, как древняя сова – не достучаться.

Ровно. Очень ровно. Тихо, но чётко. Что за этим? Боль или отчаяние? Или то и другое сразу? Не угадать пока.

Я пугаюсь. Замираю, как громом поражённая. Кажется, я по привычке пытаюсь найти в нём положительные черты. Как это нередко делаю с другими людьми. Оправдываю? Стремлюсь выдать желаемое за действительность?.. Но ведь это Нейман. Мой враг. Человек, способный на холодное расчётливое убийство.

– Ешь, Ника, – приказывает он после паузы. Наверное, мне показалось. Но он жалеет о том, что… стал человеком на миг.

Я вдруг чувствую голод. Доедаю суп, приканчиваю второе. А когда подают кофе, настроение у меня резко ползёт вверх. Девушка ставит передо мной пирожное или кусок торта – воздушное чудо со взбитыми сливками. Я очень люблю взбитые сливки. Это какой-то нереально прекрасный вкус.

Забывшись, подхватываю сливки пальцем, как делала это в детстве или когда меня никто не видит. Мне так вкуснее. Слизываю белую сладкую шапку с пальцев и замираю от стыда.

Он смотрит. Следит за мной. Сосредоточенно-хмурый. Губы опять сжаты.

– Прости, – поспешно вытираю пальцы о салфетку.

Мне хочется съязвить. Сказать ему: я сожалею, что не соответствую его строгому эстетическому вкусу, а потом встать и уйти из этой пустой холодной столовой, но не успеваю.

Его рука тянется ко мне. Я испуганно замираю. Сердце начинает частить. А ещё я чувствую, как каменно сжимаются соски. Их, наверное, видно, хоть платье и не обтягивает меня.

Щёки вспыхивают, когда его пальцы касаются уголка моих губ. Проходятся медленно и почти нежно. Очерчивают нижнюю губу. Это болезненно-остро. Я задыхаюсь, потому что забываю, как дышать.

Он убирает руку, словно нехотя и жалея. Но на лице ничего не прочитать – он всё такой же каменно-замороженный. На пальце у него белая капля сливок.

Нейман медлит, разглядывая её. Мне кажется: ещё мгновение – и он станет человеком, слизнёт её, но я снова ошибаюсь. Он вытирает палец салфеткой. Аккуратно, педантично.

– Тебе очень идёт это платье, Ника, – Нейман то ли комплимент делает, то ли загоняет меня в какой-то только одному ему понятный угол.

А затем он кладёт салфетку на стол, поднимается и уходит прочь из столовой.

Я смотрю ему