Дочь друга - Кристина Майер Страница 17

Долго можно перечислять. Скажу проще, хочется воспользоваться его опытностью, не подключая чувств, и разойтись каждый своей дорогой.

— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил Глеб, когда нас проводили в зал. Мы заняли столик в уютном уголке, отделенном от общего зала большим живым деревом.

— Не думаю, что вам есть дело до моего мнения о вас, оно ни на что не повлияет, даже если бы я его озвучила.

— Я бы послушал, но вряд ли оно будет лестным, — улыбаясь одними уголками губ, взгляд оставался цепким и холодным. Хотя порой там вспыхивали обжигающие искры, например, когда я закинула ногу на ногу. — Давай на «ты», хотя бы когда мы наедине.

— Хорошо, — еще утром я бы съязвила по поводу разницы в возрасте и уважения к старшим, но сейчас легко уступила.

Официант подал нам меню, я так внимательно классику в школе не изучала. У нас была дотошная училка русского языка и литературы, можно было получить тройку за неверно сказанное отчество героя, неправильное название населенного пункта или еще какую-нибудь, на мой взгляд, мелочь. Изучать состав блюд было предпочтительнее, чем ерзать на стуле под взглядом Глеба, он словно изучал меня, пытался понять, проникнув в голову. Интересно, его мои тараканы очаровали или разочаровали?

— Ты улыбаешься, — констатирует очевидное. Я-то думала, что удачно спряталась за раскладушкой меню.

— Хотела попробовать тараканов, но их здесь не оказалось, — с серьезным выражением лица. Это стоило сделать, чтобы посмотреть, как брови Тихомирова сходятся над переносицей, ему почти удается не скривиться.

— Может, что-нибудь из традиционной кухни? — наверное, представил, как они расползаются по моей тарелке, а я ловлю их голыми руками и пихаю в рот, хрустя зубами.

— На твой выбор, — маска на лице Глеб держится, будто она приклеена насмерть, но я не сомневаюсь, что мысленно он облегченно вздохнул. Не буду разочаровывать, пусть думает, что я не прочь питаться всякими ползущими тварями.

Глеб расспрашивает меня о семье, рассказывает какие-то истории из пошлого, где фигурирует отец. Мой папа рано женился, но еще не нагулялся, и первые скандалы в моей семье стали происходить, когда мама сидела беременная дома, а папа вляпывался в какие-то истории с друзьями. С годами мало что изменилось, но это я оставляю в себе, не люблю говорить о семье, не люблю открываться, только Ванька видит меня без маски. Мы разговариваем о любых местах в родном городе. Разговор течет плавно и легко. Я расслабляюсь, получаю удовольствие от обеда в компании красивого мужчины. От десерта я отказываюсь, сладкого на сегодня достаточно.

— Милада, я бы хотел пригасить тебя завтра на ужин, — интонация его голоса меняется, я чувствую, как он напрягается в ожидании ответа. Я и сама напряжена, потому что это чуть больше, чем «хотел бы изменить твое мнение о себе».

— Ты приглашаешь меня на свидание? — пытаюсь казаться уверенной, на самом деле прячу нервозность.

— Да, — твердо.

— Я… подумаю.

Хочется ли мне пойти с Глебом на свидание? Не буду себе врать, хочу. Но я же девочка, поэтому не должна быстро сдаваться. Будь я лет на десять старше, прямо бы сказала «давай переспим», а пока хочется подергать хищника за усы – получить удовольствие от противостояния, от предвкушения, прелюдии, ухаживаний. Что-то я многого хочу, как бы не остаться у разбитого корыта.

— Нам пора возвращаться в офис, — я первой встаю из-за стола, не жду, когда мне отодвинут стул.

Глеб оказывается сзади, кладет руки на плечи. По телу прокатывается волна мурашек. Замираю, слишком ярко ощущаю его присутствие.

— Только об этом и думал после того, как ты покинула кабинет, — резко разворачивает к себе, фиксирует подбородок пальцами и целует…

Глава 17

Милада

Остаток дня я провела с ребятами, Ванька погрузился в свою работу, а мне стало скучно. Слишком нетребовательный у меня начальник, а еще мне сложно было врать, но признаться, что мы с Глебом просто обедали, не смогла. Хотя мы не просто обедали, мы еще целовались. Начали в ресторане, а потом еще на светофоре, подъезжая к офису, Тихомиров резко наклонился, схватил за лицо и впился в губы: грубо, жестко, царапая губы зубами, будто хотел укусить, но с трудом сдерживался. Заклеймил. А мне, блин, понравилось, хотя я старалась этого не показать.

— Это было не очень приятно, — холодным тоном, когда он отпустил меня.

— А мне понравилось, — в его взгляде читались порок и предвкушение.

— Мне всегда казалось, что удовольствие должно быть взаимным.

— Я научу тебя получать удовольствие от самых разнообразных ласк, — в его тоне было обещание и предупреждение. В солнечном сплетении запекло, по телу побежали мурашки, которые точно знали, где нужно затянуть узел, чтобы я ощутила весь спектр возбуждения.

— Интересное предложение, но вряд ли оно меня заинтересует, — не собиралась я быстро сдаваться, хотя наш разговор будоражил каждое нервное окончание в моем организме.

— Милада, в твоем случае это обещание, — его уверенность взрывала мозг. Я была готова уступить, но на своих условиях.

— Посмотрим, — постаралась загадочно улыбнуться, не знаю, получилось или нет.

Блин, ну почему мне не хватает опыта общения с мужчинами? С такими вот мужчинами! Я ведь росла в обеспеченной семье, состоятельные гости в нашем окружении – данность, но я не оттачивала ни на ком из них искусство флирта. И я не могу сказать, что в пятнадцать или шестнадцать лет не созрела, внешне я выглядела достаточно взросло, но мне было неинтересно. Никто их папиного окружения не привлекал так, как Глеб.

Вспоминая папиных партнеров, коллег, друзей, я честно признавалась, что среди них были достаточно интересные экземпляры, за которыми бегали толпы не пристроенных или неудовлетворенных браком женщин. К последним относилась и моя мама, если верить тем словам, что отец бросал в запале ссоры. У родителя у самого было рыльце в пушку, он был одним из утешителей тех самых «несчастных» чужих жен. Почему-то мама и папа не могли утешиться в объятиях друг друга, но и развестись никак не могли.

Поднявшись на нужный этаж, от Глеба я услышала «спасибо за обед». Не провожая меня даже взглядом, он свернул в сторону своего кабинета, а я вернулась к Ваньке. Осталось неприятное