Губительные секреты - Нева Олтедж Страница 17

Когда оглядываюсь назад, туда, где раньше был Лука, кажется, что бой окончен. Один из нападавших лежит на боку без сознания. Лука прижимает другого парня лицом к полу, держа его руку согнутой за спиной. Последнего мудака я вижу не сразу, потому что огромная фигура мужа Бьянки загораживает мне обзор. Михаил обхватывает рукой горло парня, прижимая его к стене. Ноги мужчины болтаются в футе от земли. Лука встает и подталкивает парня к сотрудникам службы безопасности, которые тащат его к выходу.

Я бегу к Луке, когда он оборачивается, чтобы найти меня. Когда уже близко, его рука обхватывает меня за талию и притягивает к себе. Он берет меня за подбородок свободной рукой и приподнимает мою голову.

— Он сделал тебе больно? — спрашивает он тихим голосом.

— Нет, — выдыхаю я.

Лука кивает и выдыхает, его ноздри раздуваются.

— Ты больше никогда не наденешь это платье.

— Хорошо. — Я киваю, глядя на него. Он собирается поцеловать меня? Наши лица так близко, и, судя по тому, как он смотрит на меня, кажется, что мог бы. Я жду, затаив дыхание.

— Давай заберем твою сестру и друзей, — говорит он и отпускает мой подбородок. — Не хочу больше никого из вас видеть в русском клубе.

Похоже, поцелуя я не дождусь. Когда мы возвращаемся к столу, чтобы забрать Андреа и девочек, мне с трудом удается сдержать желание закричать от отчаяния.

* * *

Лука молчит все полчаса пути домой, а я притворяюсь, что увлечена пейзажами за окном. Когда мы подъезжаем к дому, он открывает мне дверь и заходит следом за мной внутрь, а затем поднимается на два лестничных пролета, пока мы не добираемся до наших спален. Похоже, мы снова откатились к холодному и молчаливому обращению.

— Я сейчас в душ, а после приду проверить твою руку, — небрежно говорю я и захожу в свою комнату.

В иной ситуации я бы позаботилась о его порезе, прежде чем делать что-либо еще, но мне нужно время, чтобы оправиться от эмоциональной перегрузки, и я снова смогу изображать безразличие. Почему он все так усложняет, черт возьми?

После душа надеваю одну из коротких шелковых ночных рубашек, обнажающих мое декольте, и направляюсь к двери, соединяющей наши комнаты. Я не собираюсь облегчать ему жизнь.

Я не вижу Луки в его спальне, но дверь в ванную открыта, поэтому иду в ту сторону и останавливаюсь на пороге. Он стоит у раковины в одних черных спортивных штанах, и на мгновение мне становится трудно сделать следующий вдох. Я никогда не видела Луку без рубашки и не могу оторвать глаз от совершенства его тела.

Он более мускулистый, чем я предполагала. Эти рубашки скрывают слишком многое. Помимо его рельефа, они скрывали татуировки. На правом предплечье изображен черный геометрический узор, в то время как на левом плече и бицепсе — другой черно-серый рисунок. Спереди туловище свободно от чернил, но вижу, что на верхней части его спины изображено что-то похожее на огромную птицу в полете. Однако больше всего мое внимание привлекают его волосы. Они мокрые и свободно свисают, доходя ему до лопаток. Единственный раз, когда я видела его волосы распущенными, был тринадцать лет назад, и сейчас их вид бьет меня ножом прямо в грудь. Этот момент кажется каким-то интимным.

Он держит руку над раковиной под струями воды. Я ахаю, когда вижу его состояние.

— О Боже.

В центре его ладони глубокая рана, и из нее все еще сочится кровь. Я не могу точно определить, сколько именно, потому что она быстро смывается.

Лука поднимает на меня взгляд, его глаза на несколько секунд останавливаются на глубоком V-образном вырезе моей ночной рубашки, затем он быстро отводит взгляд и выключает воду.

— Выглядит хуже, чем есть на самом деле, — говорит он, больше не глядя на меня.

— На рану нужно наложить швы.

— Дамиан подлатает меня, когда вернется домой.

Он берет полотенце, обматывает им ладонь, затем тянется за аптечкой, стоящей рядом с раковиной. Зайдя в ванную, я встаю рядом с ним, беру из его рук аптечку и начинаю доставать салфетки и бинты. Выбрав самую большую пачку перевязочных материалов, я разрываю упаковку и складываю марлю в несколько раз.

— Сними полотенце, — говорю я, желая, чтобы мой желудок перестал бурлить. Было бы преуменьшением сказать, что я не очень хорошо переношу вид крови. Лука делает, как я прошу, и быстро прижимаю сложенную марлю к ране. Удерживая ее левой рукой, наматываю самоклеящийся бинт на его ладонь.

— Крепче.

Я киваю, сворачиваю рулон и еще немного затягиваю повязку, пытаясь контролировать свое прерывистое дыхание. Он так близко, что, если бы я чуть наклонилась вперед, мой лоб прижался бы к его груди.

— Крепче, Изабелла, — шепчет Лука мне на ухо.

Мои пальцы начинают слегка подрагивать, и уверена, что он замечает это, но ничего не говорит. Закончив, я закрепляю повязку, делаю глубокий вдох и, подняв глаза, обнаруживаю, что он наблюдает за мной. Его лицо прорезано жесткими морщинами, челюсть сжата. Сделай же что-нибудь, черт возьми! «Хотя бы, мать твою, прикоснись ко мне» — хочу я ему прокричать. Вместо этого просто смотрю, как он отворачивается и выходит из ванной.

Я хочу кричать. Мне приходится взять всю свою волю в кулак, чтобы не побежать за ним и не ударить его в грудь так сильно, как только могу. Может быть, тогда он почувствовал бы хотя бы малейшую часть боли, которая разрывает меня изнутри каждый раз, когда он поворачивается ко мне спиной. Я хочу броситься в его объятия, зарыться руками в его волосы и неистово целовать его. Везде. Но не делаю ни того, ни другого, только возвращаюсь в свою комнату.

Будет ли он ждать, когда я начну свое вечернее шоу, чтобы прийти посмотреть снова? Это нормально — наблюдать, но не прикасаться? Неужели у меня гребаная чума? Ну и черт с ним. Он может ждать всю ночь напролет.

Я выхожу из своей комнаты, спускаюсь на два лестничных пролета и поворачиваю налево, на кухню. Сейчас почти час ночи, и вокруг никого нет, поэтому я начинаю открывать шкафы один за другим, пока не нахожу запасы вина. Хватаю первую попавшуюся бутылку, на выходе беру открывалку и бокал и поднимаюсь по лестнице обратно в свою комнату.

Я наполняю