Сандра Браун - Последний вечер Страница 17

Ректора Мартина волновало.

Коктейльная – или скорее винная – вечеринка оказалась тесной и скучной, как и предсказывал Грант. На входе их важно поприветствовал дворецкий. Внешность ректора Мартина идеально соответствовала его статусу. Он был строг, седоволос и статен. Он очень любезно поздоровался с Шелли, но она заметила, как в нее впились холодные голубые глаза.

Его супруга, дородная дама с седыми волосами на оттенок светлее, обратилась к Гранту и Шелли с искусственной улыбкой на лице. Казалась, бриллиантовая брошь на собственной груди волновала ее куда сильнее, чем новоприбывшие гости.

– Можешь представить, как миссис Мартин извивается в порыве страсти? – тихонько спросил Грант, когда они двинулись дальше. Шелли чуть не уронила бокал. Она взяла его с серебряного подноса, что проносил мимо еще один нанятый специально для встречи гостей дворецкий. Она беззвучно засмеялась.

– Замолчи, – выдавила Шелли, пытаясь сохранить достойный вид, – не то я опрокину бокал, и придется застирывать блузу – в противном случае она будет испорчена раз и навсегда.

Они смешались с толпой, и Шелли невольно заметила, что все женщины в комнате – сотрудницы университета и жены сотрудников – вились вокруг Гранта и ворковали, словно почтовые голуби. Она устала от их хитрых вопросов, намеренно направляющих беседу в русло обсуждения Мисси Ланкастер и ее самоубийства. Он ловко переводил разговор на другие темы.

Мужчины в основном обсуждали сегодняшнюю игру, весь сезон и шансы команды по американскому футболу выйти в финал. Грант представлял Шелли, не объясняя, кто она такая, но один из прежних преподавателей все равно ее вспомнил. Шелли не сомневалась: новость об их взаимоотношениях быстро разлетится по всем гостям.

Полчаса спустя Шелли и Грант оказались в комнате отдыха ректора Мартина. Они обсуждали преимущества нард перед шахматами, когда в комнату зашел сам ректор.

– Ах, вот вы где, мистер Чапман. Мне нужно с вами поговорить. – Его слова прозвучали достаточно дружелюбно, но то, что он закрыл за собой двойные двери, показалось Шелли подозрительным.

– Мы только что восхищались этой комнатой, – благодушно сообщил Грант, – она прекрасна, как и весь дом.

– Да, что же, – ответил Мартин, ненатурально покашляв, – как вы знаете, особняк принадлежит университету, но когда меня назначили ректором и мы сюда въехали, Марджори заново заказала всю отделку.

Направившись к заставленной книжными шкафами стене, он заложил руки за спину и повернулся на каблуках.

– Мистер Чапман.

– Прошу прощения, – заторопилась Шелли, направившись к двери.

– Нет-нет, миссис Робинс, это касается и вас, прошу, останьтесь.

Она украдкой посмотрела на Гранта, потом согласилась:

– Хорошо.

– Итак, – начал ректор менторским тоном, – как вы знаете, наш университет свято чтит традиции и стремится поддерживать высочайшие стандарты, как образовательные, так и нравственные. Мы, совет директоров университета, заботимся о репутации этого заведения, как института высшего образования, так и научного сообщества в целом. Поэтому, – сказал он, повернув голову и посмотрев на них взглядом, что должен был вселить ужас в сердца всех грешников, – сотрудники университета должны иметь безупречную репутацию в университете и за его пределами.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Грант и Шелли неподвижно сидели, не говоря ни слова, но краем глаза девушка заметила, что Грант сжал кулаки.

– Мы рискнули принять вас на работу, мистер Чапман. Совет тщательно изучил ваше заявление. Они пришли к выводу, что в Вашингтоне ваше имя несправедливо эксплуатировала пресса, и великодушно применили к вам презумпцию невиновности. Кроме того, у вас великолепные рекомендации. Когда вы опубликуете свой учебник, как пожелали, это принесет университету дополнительную славу. Но вы опять ступаете на зыбкую почву: проводите время со студенткой! Да, она совершеннолетняя, но сам факт сожительства делает вас уязвимым перед критикой и представляет университет в самом невыгодном свете. Особенно после столь недавней печальной истории вашей помолвки. Я вынужден настоять, чтобы вы и миссис Робинс, чей развод только обостряет ситуацию, прекратили личные встречи.

Гранта не впечатлили ни призывы, ни разглагольствования ректора.

– Иначе что? – уточнил он. Сдержанный тон не сочетался с его разгневанным видом.

– В противном случае допускаю, что нам придется пересмотреть условия вашего контракта в конце семестра, – заявил ректор Мартин.

Грант подошел к Шелли и взял ее за руку.

– Вы не только оскорбили меня, усомнившись в моих нравственных принципах, которые, я уверен, не расходятся с основными нормами морали, которые мы обязаны соблюдать в стенах университета, но и оговорили миссис Робинс…

– Грант…

– Чья репутация безупречна.

Она попыталась его перебить, испугавшись, что он скажет что-нибудь не то в ее защиту и разозлит ректора. Судя по тому, как побледнел Мартин, ему редко осмеливались перечить.

– Спасибо за гостеприимство, – сказал Грант и потащил ее к выходу, – и поблагодарите от нас миссис Мартин.

Он широко распахнул дверь, гордо расправив плечи, вышел из комнаты и начал пробираться к входной двери сквозь толпу гостей. Если он и замечал, как поворачивались в их сторону головы любопытствующих, то виду не подал. Шелли молилась, чтобы краска на ее щеках оказалась не такой яркой, как она думала, и чтобы колени не подогнулись хотя бы до входной двери.

Ей удалось продержаться всю дорогу до машины. Грант открыл перед ней дверцу, и она, дрожа, повалилась на сиденье.

Уже когда они спустились на главную улицу и встроились в поток машин, Грант сказал:

– Есть хочется. Что ты предпочитаешь? Как насчет пиццы?

Она уставилась на него недоверчиво:

– Пицца! Грант, ректор университета только что грозился тебя уволить.

– Он не сможет этого сделать без большинства голосов на совете директоров. И, несмотря на публичное порицание и окружающую меня ауру скандала, для некоторых я нечто вроде знаменитости, они не захотят со мной расставаться. Другие понимают, что я прекрасный учитель.

– Грант! – выкрикнула Шелли и закрыла лицо руками. Ее страдания отрезвили его. Молча добравшись до ее дома, он заехал на бордюр и резко затормозил. Предложение поужинать было забыто.

Они просидели несколько минут в тишине. Профиль Гранта, освещенный мягким сиянием фонарей, казался таким же неприступным, как лицо ректора Мартина. Шелли собрала все свое мужество и сказала:

– Мы больше не можем видеться наедине, Грант. Как сегодня.

Даже в темноте сказать это было нелегко. Его одежда зашуршала, когда он повернулся к ней. Положив руку на спинку сиденья, Грант пристально посмотрел на Шелли.