Фэй Уэлдон - Ожерелье от Булгари Страница 17

— Художник Уолтер Уэллс?

— Да. А это Дорис Дюбуа?

— Вы узнали мой голос?

— Кто же его не знает. — Всегда полезно немножко польстить, чтобы выиграть время.

— О, благодарю вас, Уолтер! Мне понравился сделанный вами портрет леди Джулиет. Вы так здорово изобразили драгоценности и фактуру ткани. — Похоже, у нее такой же подход к разговору, как у него. — Я ищу что-нибудь в подарок моему мужу, Барли Солту, на день рождения. Он у него в декабре, он Стрелец, хотя и не подумаешь. И решила, что вы могли бы нарисовать мой портрет.

— Как, ему в подарок? — изумился Уолтер. — Но портрет — это, как правило, подарок от того супруга, который не изображен на портрете.

— Не понимаю почему. По крайней мере это означает, что Барли не придется за него платить. Кто оплатил портрет леди Джулиет?

— Ее муж, естественно.

— Сколько вы берете?

Уолтер подумал о нью-йоркской галерее, о Грейс, оплачивающей его счета, и, решив, что было бы здорово избавиться от материальных забот, став высокооплачиваемым портретистом, сказал:

— Двенадцать тысяч.

На другом конце провода повисло молчание.

— Но это же абсурд! Я знаю совершенно точно, что вам заплатили тысячу восемьсот фунтов за два портрета: один, сделанный для леди Джулиет, второй — для аукциона. Ваши расценки не могли так вырасти за какие-то три месяца!

— Как видите, они выросли. К тому же есть еще проблема времени. Я не могу вот так просто все бросить, чтобы написать ваш портрет к декабрю.

— Могу я приехать, чтобы все обсудить?

— Нет.

— Я все равно еду, — отрезала она.

Глава 19

Я должна написать Кармайклу. Расскажу ему, что происходит. То-то будет шуму у антиподов! К югу от экватора новости будут просто греметь. Я сообщу ему, что его мать снова счастлива и обрела новую любовь с мужчиной. Его бы привело в куда больший восторг, если бы ее новой любовью оказалась женщина, ну да не важно. Следует ли мне также сообщить ему, что этот мужчина чуть ли не его ровесник? Думаю, вряд ли. И что Уолтер похож на него, что я сначала посчитала его геем, пока мы не привезли картину к нему в мастерскую, где он меня поцеловал? И мы оказались в постели. Нет. Этого больше чем достаточно, чтобы любой сын превратился в Гамлета.

Отделим светлое от темного. Черные футболки в одну сторону, белые носки и рубашки в другую. Белое — не совсем точное определение, поскольку после многолетних стирок одной кучей белое стало скорее серым, но если постирать отдельно в очень горячей воде, то изначальный цвет еще может восстановиться. Подогрев, однако, требует времени, следовательно, придется ждать, Я могла бы ответить на письма, что скопились целой кипой возле двери, но мне не хотелось, чтобы меня что-то тревожило. Прежний мир казался таким нереальным. Я могла бы помолиться и возблагодарить Господа за доброту его. Если, ты просишь: «Милый Боженька, помоги мне сейчас» — по дороге в тюрьму, хотя прежде не думала о нем всю свою сознательную жизнь, а тюрьма вдруг оказывается совсем не таким уж невыносимым местом, как ты думала, то, возможно, тебе следует отправить в его адрес несколько слов благодарности. Он может тебе снова понадобиться. А хорошие манеры очень важны, как сказала бы моя мать. Здоровенная ворона-переросток уселась на окно и уставилась на меня оранжевыми глазами. А затем издала какой-то резкий отчаянный крик и улетела. Вполне достаточно, чтобы напугаться до смерти. Но я читала об этих птицах в газетах. Это всего лишь какая-то разновидность крупной галки с очень длинным хвостом, которая сбежала из зоопарка. Какой-то особый вид сороки из африканской саванны, тоскующей по родным краям и теплу, только и всего. Ничего сверхъестественного, просто несколько непривычно видеть птицу такого размера. Это городской эквивалент, птичья версия, так сказать, пумы, которую люди видят за городом, перебрав наркотика: существо, слишком большое для кошки, которое проскальзывает в дом через окно и смотрит на тебя, сидя на столе в свете луны. А когда ты в ужасе зажигаешь свет, оно исчезает. Это зверь, несущийся по лугу в ночи, Возможно, большая собака, но силуэт не тот. Это отпечаток кошачьих лап в грязи там, где посреди болота была сожрана овца. Но что бы это ни было, оно исчезло, слава Богу. Не стоит сообщать о ней, птицы летают где хотят. Она может, как пишут в газетах, перестать пугать народ в городе и просто вернуться обратно в клетку. Для нее специально оставили, дверцу открытой. Там тепло, есть крыша над головой и еда. В тюрьме были женщины, которые предпочитали находиться именно за решеткой, а не на свободе как раз по этим трем причинам. Я желаю птичке всяческих благ, хоть она меня и напугала. То или иное явление становится злом, когда наши мысли делают его таковым.

Мне нужно одобрение Кармайкла. И я сомневаюсь, что его получу. Мои друзья, мои прежние друзья — это правда, что многие отвернулись от меня, когда я загремела в тюрьму, но кто может их за это винить? — сказали бы, что сыновья терпеть не могут, когда их матери снова выходят замуж, и все превращаются в Гамлетов. Более того, Уолтер — художник, а Кармайкл, насколько мне известно, всегда мечтал быть художником, хотя ни разу палец о палец не ударил, чтобы стать им, и вместо этого стал шить. Барли высмеял один из ранних рисунков Кармайкла — голову с руками вместо ушей. А как еще трехлетний карапуз может изобразить человека? Но Барли расфыркался, заявив: «Ты что, не мог нарисовать получше? Это осьминог какой-то». И Кармайкл обиделся и больше никогда не рисовал. Другие дети часто приносили домой свои художественные творения. Кармайкл никогда не доставлял мне этого удовольствия. Честно говоря, он и сам получал истинное удовольствие, изводя собственного отца.

Пора вынимать пуховое одеяло из сушки. Развести руки пошире, сложить концы с концами, провести пальцами по швам, чтобы было ровно. Тут требуется терпение, потому что края должны соединиться тютелька в тютельку, иначе пух собьется, и в конечном итоге ты получишь неровную кучу. Стирка ниспослана Богом для укрепления духа: делай с удовольствием.

Я больше не хожу в тренажерный зал. Действительно нет времени. У меня и так вполне достаточная физическая нагрузка — носиться вверх-вниз по лестнице в мастерскую и обратно, по окрестным рынкам в поисках апельсинов подешевле, таскать сумки с бельем для стирки, не говоря уж о сексе. Такое впечатление, что я снова молода. Единственное, чего не хватает, — это ребенка на руках. У меня куда больше энергии, чем прежде. Вот что счастье делает с человеком. У меня даже немного крови вытекло в полнолуние, словно мое тело вспомнило прошлое. У меня всегда были месячные в полнолуние, из солидарности с вращающейся Вселенной. Я хотела еще детей, но после Кармайкла так ни разу и не забеременела, да и Барли все время твердил, что одного больше чем достаточно.

Помню, как-то ранним летним вечером Барли пришел домой и обнаружил Кармайкла, обметывающего петли на какой-то одежде. Тогда я не поняла, почему сын, отлично зная, насколько отец ненавидит такие вещи, не убрался со своей работой, едва завидев машину отца в конце дорожки. Наверное, от кристально честного девятилетнего мальчика нельзя ждать такого рода хитрости. Бедняжка надеялся, что его отец одобрит работу, внимательно осмотрит петли и скажет: «Как здорово! Я тобой горжусь. Ты сделал в точности как мама». Но для Барли куда естественнее было бы разбитое крикетным мячиком стекло, и сие деяние получило бы, куда большее одобрение.

Со стиркой покончено, свет выключен, пора домой. Мистер Циглер, портье, говорит:

— В последнее время вас редко видно, миссис Солт.

— Ой, я живу отсюда недалеко с другом.

Он смотрит на меня так, словно действительно меня видит, что на него совсем не похоже. Мы все для него лишь разные версии одной жилицы, вечно ждущей, когда починят стиральные машинки, или прекратится шум, или передадут сообщение. Он выполнял бы свою работу куда лучше, если бы делал ее не для нас. Мистер Циглер желает мне всего наилучшего.

Услышав на лестнице шаги Грейс, Уолтер быстро пошел к двери. Он заметил, что в последнее время она чуть ли не бегом бегает. Должно быть, скачет через две ступеньки. Он же стал двигаться куда медленнее, и у него даже икры начали побаливать. Его отец частенько жаловался на такие боли. Возможно, Уолтера та же участь постигла прежде времени. Он хотел предупредить Грейс о том, что она увидит в мастерской. Он не хотел, чтобы она огорчилась. А обнаружит она Дорис Дюбуа, сидящую на том самом стуле, где совсем недавно сидела Грейс, позируя для портрета, а до нее — леди Джулиет Рэндом. Теперь на мольберте стоял снятый со стены портрет леди Джулиет, лицо уже наполовину замазано белилами — отличной грунтовкой для основных телесных тонов. А у Дорис, надо признать, хорошая, здоровая светлая кожа, словно энергия и решительность струятся из каждой клеточки. Может, и не положительная энергия, но она, безусловно, есть.