Анна Бабяшкина - Мне тебя надо Страница 17

В какой-то момент я оторопел, обнаружив, что она уже засела писать трактат, излагающий основные положения моей теории. Меня позабавила ее тщательность. Одновременно я испытывал легкое беспокойство, потому что у меня не было ощущения, что она в моих руках. Признаться, я совсем ее не контролировал и не знал, куда ее занесет. Я подозревал, что она может сделать веб-сайт или даже баллотироваться в местный парламент, размахивая моими идеями как своей предвыборной программой. Мне такой сверхактивности не очень хотелось. Это преждевременно. Идея должна исподволь распространиться, захватить умы, прежде чем выходить в поле публичной дискуссии. К тому моменту, как она будет громко озвучена, теория уже должна иметь достаточное количество сторонников.

Я не чувствовал, что эта девка в моей власти еще и потому, что не ощущал, что она ко мне привязалась. Наверное, я все-таки сглупил, когда начал разыгрывать с ней оригинальный сценарий, а не тот же, что в Самаре с Олесей. Отсутствовал момент душевного прикипания, бессознательного притяжения. Она стремительно катилась к роли какой-то Наденьки Крупской, заталкивая меня в образ Ленина или подобного ему идейного сумасшедшего.

Я надеялся, что секс все исправит. Затащить ее в постель оказалось не просто. И не потому, что она как-то специально сопротивлялась, отбивалась или включала недотрогу. Нет же. Она мастерски умела разрушать особую интимную атмосферу момента, предшествующего сексу.

Лена свободно, ничего и никого не боясь и не стесняясь, приходила ко мне в гостиницу. Плюхалась на кровать. Но прямо в разгар чувственного поцелуя могла запросто отстраниться и брякнуть:

— Между прочим, знаешь, что я тут еще подумала. Уровень преступности резко возрастает в больших городах. И он намного ниже в малочисленных сообществах. В маленькой деревне просто нет чужих, которым не жалко сделать гадость. И еще: если даже неплохие каждый по отдельности люди собираются вместе, выходит ужасное безмозглое бессмысленное нечто, агрессивная, безжалостная и разрушительная толпа. Высокая концентрация людей в одной точке пространства тут же понижает удельный уровень сознательности и духовности в отдельном человеке. Понимаешь?

Она могла все вот это ляпнуть, и тут же лечь на спину и раздвинуть ноги, как будто не догадываясь, что я тоже человек. Что момент разрушен. Поражают меня эти девчонки, которые представляют мужчин какими-то членами на ножках, всегда и при любых обстоятельствах готовыми сыграть в игру сунь-вынь. Почему-то таких девушек, по моим наблюдениям, становится все больше. Мне на «Мамбе» вообще попадались такие экземпляры, которые, посмотрев на мою фотку, присылали простые, как мычание, предложения: «Привет! Как насчет встретиться завтра в интимной обстановке? Страшно хочется секса». И дико удивлялись, когда я отказывался. Они искренне полагают, что мужчина — какое-то животное, готовое всегда, везде и с кем угодно. Лишь бы подвернулась возможность. Ленка, похоже, представляла себе мужскую сексуальность примерно так же. Что голова у меня — отдельно, а член — отдельно. И пока член возбуждается, голова может теоретизировать на отвлеченные темы.

Черт! Зачем же я позволил ей самостоятельно думать? Уж лучше бы она говорила в этот момент что-нибудь про неровный потолок и побелку. Даже это было бы менее асексуально. Я пытался хоть как-то столкнуть ее с орбиты болтологии и втянуть в переживание регрессивного опыта. Но техники сектантов на нее не действовали. Она по-прежнему оставалась патологически серьезной «взрослой». Лишь к исходу второй недели нашего знакомства я нашел хоть что-то, заставлявшее ее замирать в радостном удивлении. Мы как раз смотрели фигурное катание по телевизору. Ящик включила она, хотя обычно он ее не интересовал. Но именно парные выступления фигуристов ее гипнотизировали. Взгляд ее светился подлинным восхищением, когда спортсмен подбрасывал партнершу в воздух или делал поддержки. «Возможно, это оно самое. Мостик к ее подсознанию», — догадался я. Сработало. Ленка подзависала, когда я носил ее на руках. Видимо, в этом было что-то очень архетипическое, какое-то глубинное детское воспоминание о том, как папа подбрасывал ее вверх. Так между нами началась какая-то более-менее интимная связь.

Но все равно я ощущал странное безразличие с ее стороны. Например, ее совершенно не запаривало, что я по-прежнему частенько появлялся в он-лайне на «Мамбе». Она и сама заходила на этот сайт. Когда я напрямик спросил ее, не смущает ли ее, что я тусуюсь на сайте знакомств, она даже ни на секунду не задумалась, а просто повела плечом: «Ну ведь „Мамба“ — это же не только знакомства, но и просто общение». Степень ее холодности потрясала. Ничто не выносило ей мозг. Даже когда случилось то, что на ее месте повергло бы в шок любую другую девушку, Лена снова повела себя просто как машина по производству слов. Я говорю о том дне, когда в дверь моего гостиничного номера постучалась Олеся. Мы с Ленкой как раз сидели в махровых халатах и дискутировали, можно ли считать сообщество чайлд-фри нашими идейными сторонниками. Ленка считала, что — да, можно. Я же говорил ей, что при очевидном внешнем сходстве мы скорее идеологические противники, чем соратники. Потому что чайлд-фри отказываются от рождения детей из сугубо эгоистических соображений. Они не хотят рожать и воспитывать, чтобы тупо лишний раз не напрягаться. При этом они не исповедуют отказа от сверхпотребления. А это не менее важно, чем отказ от деторождения. Чайлд-фри двигают не метафизические мотивы. Это движение по сути своей бездуховно. Я же призываю к отказу от детей не ради более комфортной жизни без лишних усилий. Наоборот, мне даже нравится в родительстве этот момент жертвенного служения существу, которое, скорее всего, не оправдает ни одной из возлагаемых на него отцом и матерью надежд. Я осознаю горькую необходимость ограничения количества людей для того, чтобы человек мог вернуться к человеческому в себе. Чтобы поднять уровень духовности. Чтобы люди ощутили дефицит друг друга и оттого стали более человечны. Как люди научились ценить чистый воздух, прозрачную воду, тишину и натуральные продукты, только когда те практически исчезли, стали труднодоступными.

В разгар этого теоретического спора в дверь постучали. Я, не подозревая никаких неожиданностей, открыл. В комнату вкатилась Олеся и повисла у меня на шее. В следующую секунду она заметила Ленку, кутавшуюся в халат на кровати. Это зрелище не заставило ее отпустить мою шею. Наоборот, она еще крепче прижалась ко мне и спросила: «Это кто?» Ответить мне не пришлось — Лена представилась сама. Бросилась наливать Олесе чаю, знакомиться с ней. Предложила перекусить. «Вы девушка Дениса? — деловито спросила Ленка и, не дожидаясь ответа, продолжила разговаривать сама с собой: — Вам очень повезло. Денис очень неординарный человек. Вы хорошо вместе смотритесь. О, не обращай внимания, что я тут в халате. Поверь, я — не повод для ревности. У нас совершенно особые отношения». Она с такой готовностью самоустранялась, открещивалась от связи со мной, что я и сам уже засомневался: а было ли что-то между нами? Олеся молчала и внимательно смотрела на меня и на Ленку. Та довольно быстро оделась и убралась из номера.