Вторая жена доктора Айболита (СИ) - Халь Евгения Страница 18

Потому что ты никого спасти не можешь. Ты никчемный, слабый, у тебя ничего не получается. И твоя работа – это просто попытка повернуть колесо времени вспять. Каждая спасенная тобой пациентка – это попытка вернуть Диану. Каждый младенец, которого ты принимаешь в свои руки– это победа над смертью, которая отняла у тебя жену.

Но тебе мало! Ты реально думаешь, что можешь спасти всех. И Машу тоже. Ты не можешь. Не пытайся ничего не изменить! Ты не бог. Ты просто дамский доктор. Вспомни главную заповедь Гиппократа: Primum non nocere, примум нон ночере. Во-первых, не навреди!

Не причиняй лечением больному большего вреда, чем сама болезнь.

И перестань мнить себя супергероем. Все синие трико Супермена разобрали. Тебе оставили белый халат. Дианы нет. Мир не совершенен. Тебе его не исправить. Аминь!

– Примум нон ночере! – прошептал Айболит, ведя к выходу Дарью и проходя мимо бледной Маши, которая сидела за столиком в углу в окружении горских женщин.

Она посмотрела на него взглядом утопающего, что медленно, но верно идет ко дну, понимая, что всё уже закончилось.

– Примум нон ночере! – снова напомнил он себя.

– Что ты там бормочешь себе под нос? – спросила Дарья.

– Разговариваю с умным человеком.

– С кем? – она оглянулась по сторонам.

– С самим собой! – он решительно толкнул дверь ресторана.

Маша

Я думала, что это никогда не закончится. Бесконечный парад гостей, коробок с бантами и конвертов с деньгами. Мы с Амиром стояли у входа в ресторан, поминутно благодаря. В какой-то момент я потеряла счет гостям и перестала различать лица. Амир всё время тихо прикасался ко мне. Опустил руку вниз и гладил по ноге. Пару раз его рука соскальзывала на попу, когда его родители и Раиса с  папой были заняты бесконечными благодарностями и взаимными пожеланиями.

– Эз беде чумъо, беде айнарао дур гердошит – чтобы вас не сглазили!

– Сат сала гердош – сто лет жизни вам! – доносилось со всех сторон.

А потная ладонь Амира в этот момент нащупывала мою руку и гладила между пальцами. Даже самый невинный жест у него был мерзким!

Мать Амира оказалась на удивление приятной. Она все время мне улыбалась и подбадривала шепотом:

– Не волнуйся, деточка! Сейчас это закончится и мы сядем отдохнем.

Наконец, мы сели за столы. Мне повезло: я устроилась так, что с одной стороны у меня была огромная ваза с цветами и стена с окном. Хотя бы здесь будет тишина и покой. С другой стороны уселась тетка.

– Ой, ноги как болят! – пожаловалась она, тихо сбрасывая под столом туфли на каблуках. – Мама у Амира нормальная. Со свекровкой тебе повезло. Говорят, что добрая женщина. А не так, как моя – чтоб ей в аду гореть! Она ведь с нами жила, с моим покойным мужем и со мной, когда  свекор помер. Сразу после его похорон и переехала. А у меня тогда только первая дочка родилась. И по нашим законам, если свекровка с нами живёт, то она всем семейным бюджетом распоряжается. Мой покойный муж, бывало, зарплату принесет и просит ее: "Мама, давай Раисе платье новое купим. Я хорошо зарабатываю. Порадовать жену хочу". А она ему: "Сильно балуешь ее. Не заслужила. И так дерзкая. Вот будет свадьба чья-то, тогда и купим. Чтоб перед людьми старыми одеждами не позориться". Знаешь, как мне обидно было? А слова не скажешь. Как-то один раз не выдержала и мужу сказала, что мать его – ведьма и меня со свету сжить хочет. Так он меня за волосы схватил и как заорет: "Не смей мать оскорблять! Права она. Дерзкая ты".

– Если вам плохо жилось, значит, и другим должно быть  так же? – мои руки задрожали, когда я налила себе стакан холодной воды.

– Эээ… что тебе плохо, дурочка? – всплеснула руками тетка. – Твоя свекровка даже не явилась к нам домой проверять приданое перед помолвкой. Сказала, что потом посмотрит. Я ей просто перечислила по телефону золото, что есть. Свое тебе подкинула, кстати. Потом Амир купит, так отдашь. Посуда новая, сервизы чайные и кофейные. Все, что собирали много лет. Ковров две штуки. Кастрюли в коробках еще. Все добро, что  невеста должна в дом принести.

Я неоднократно наблюдала эту унизительную опись имущества. У горских так принято: жених дает квартиру и машину. Невеста – все, что в этом доме будет, включая мебель. Выглядит это ужасно. Ходят тетки в черном с цеплючими глазами и щупают всё вплоть до трусов.

Так как такое количество шмотья за короткий срок не купишь, то все без исключения горские женщины собирают приданое с того самого момента, как их дочерям исполняется двенадцать-тринадцать лет.  Кладовки забиваются наборами постельного белья, полотенцами, упакованными в целлофан и переложенными ароматными сушёными травками. А также кастрюлями, сервизами и прочей утварью, что есть в каждом доме.

– Мебели только нет пока, – подытожила тетка. – Ну так она и не нужна. Ты же с Амиром будешь жить у него в доме в Израиле. И на том спасибо. А то мы с Нисимом вообще бы с ума сошли. И так такие расходы! Куда ещё мебель? А моя-то свекровка явилась перед помолвкой и все ощупала. Трусы на свет рассматривала: настоящее ли кружево? Ложки серебряные перекусала, скотина старая: проверяла или это реально серебро.

К нам подошла опоздавшая  на торжество женщина с взрослой дочерью.

– Поздравляю вас! Радость-то какая! – она расцеловала Раису.

– Спасибо, моя дорогая! Дай бог скоро и у вас! – отвечала Раиса, громко чмокая ее в щеки.

– Ой, да какое там! Бог меня наказывает через дочку, – женщина скорбно поджала губы и  взглядом показала на дочь лет тридцати, которая протиснулась в узкую щель между столиком и стеной, села рядом со мной и шепнула:

– Держись, бедолага! Очень сочувствую! Можно я здесь у тебя в закутке отсижусь пару минут, чтобы не делать круг по ресторану и не видеть эти поганые морды?

– Конечно! – я даже растерялась от такой откровенности.

– Видала, как моя мамаша рыдает? – она взяла пустую тарелку и принялась наполнять ее едой. –  Меня вон тоже  десять  лет пытаются замуж выдать. А хрен им! Не сдамся. Я в  восемнадцать лет в Америку сбежала. Там денег срубила, сюда вернулась, образование получила. Сама зарабатываю и вертела их на… спиннере.

– Ты очень смелая! – искренне восхитилась я. – Но как тебе это удалось?

– Да не очень легко, – она пожала плечами. – Гавкалась со своими так, что стены тряслись. Опять-таки из-за этого в Штаты и рванула. Ну а когда вернулась, так они уже мне и перечить боялись. Сестры мои правда замуж так и не вышли из-за меня. Пришлось их пристраивать за чужих, не за горских. Родители теперь от горских помощи никакой не получают. Мол, чужие вы и сами живите, раз против традиций пошли. Мать плачет всё время. А я что должна была свою жизнь им дарить?

– Не должна, – тихо ответила я.

– Вот и я так думаю, – она запихнула в рот кусок мясного пирога. – Конечно, я мечтаю о счастливом браке, любви, но думаю, это так и останется мечтой. Совсем перестала верить в парней. Не вижу хороших. Среди горских подруг все несчастны, но большинство из них просто не показывают этого и молчат. Правда, их глаза выдают. Помню, как до побега в Америку боялась каждого свата. В мыслях только одно было, когда приходили свататься: когда же они уберутся из моего дома? Все окружающие  думают, что я – сумасшедшая. А я просто устала видеть женские слезы. Вот не верю, что встречу человека, который согласится, чтоб я стала его единственной. Вокруг сплошная жестокость. Ни разу не видела любви в горском браке. Один расчет. И что безумного в том, что я хочу любви? Разве храня верность мужу  мы не заслуживаем быть любимыми? Разве мы, рожая детей и оберегая домашний очаг, не заслуживаем уважения? Почему все мужики так легко разрушают семьи? Почему они никак не поймут, что достаточно уважать и защищать свою жену, чтоб она была покорна ему? И еще говорят, что семья держится на женщине. Да ерунда! Семья держится на мужчине! И всё в браке зависит от отношения мужа к жене.