Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ) - Ройс Мэри Страница 18

Хмурюсь, зависая еще на минуту в каком-то странном чувстве, а затем растерянно присаживаюсь и снова пытаюсь восстановить хронологию вчерашних событий, правда, этим лишь пробуждаю головную боль. Но все же вспоминаю. Кусками. Которые мне тут же хочется вырвать из своей памяти.

— Черт, я тебя разбудил, прости… — обеспокоенный голос брата слышится ближе, вынуждая меня повернуться в его сторону. — Не хотел мешать тебе спать. Как ты себя чувствуешь? — Я озадаченно моргаю, придерживаясь одной рукой за спинку дивана и в то же время наблюдая за Пашей, который впивается в меня широко распахнутыми глазами. — Блядь, если еще раз увижу тебя с Завгородним, — едва ли не рычит брат, начиная мерить комнату шагами, — тот день, черт возьми, станет для него последним! — Мои глаза округляются, но Паша продолжает: — Даже не начинай. Его я уже предупредил! Уверен, рисковать челюстью этот кретин не захочет. А ты, — тычет пальцем, — не делай так, чтобы у меня появились проблемы. Потому что я, блядь, исполню каждое гребаное обещание!

— Паш… — Я замолкаю и жмурюсь, когда ощущаю дискомфорт в пересохшем горле.

— Ничего не говори. — Он пользуется заминкой и продолжает строгим тоном, как и полагается старшему брату: — Сейчас решу пару вопросов по работе, у тебя как раз будет время на завтрак, а после отвезу тебя в больницу. Хаким рассказал, что ты теряла сознание. — Он останавливается и, уперев руки в бока, кидает предъявы: — Какого черта ты отказалась от госпитализации?!

— Паш, прекрати, — почему-то я улыбаюсь от того, как он нервничает, одновременно рассматривая меня. Этот бугай выглядит очень забавно, хотя ситуация далека от таковой. — Со мной все в порядке.

Демонстративно откинув плед, поднимаюсь на ноги и каким-то образом не заваливаюсь обратно. И это не ускользает от внимания Паши.

— Видишь, — натянуто улыбаюсь, жестикулируя, — я стою, так что не делай из мухи слона.

В глазах брата отчетливо плещутся тревога и ярость. Да он в бешенстве. Мой Пашка, настроение которого портится крайне редко, сейчас охвачен злым беспокойством.

— Ты сейчас соберешься, и я отвезу тебя в больницу. Можешь не строить из себя терминатора, Малая. Бесполезно!

Закатываю глаза.

— Па…

Вздрагиваю от резкого тона брата:

— Аля, не спорь! Скажи спасибо, что я еще не проговорился маме!

— Она звонила?! — вылетает взволнованное из моего рта, и я падаю на диван, не выдержав этой мысли.

— Да. — Он взъерошивает волосы. — Я не хотел брать трубку, но она звонила тебе все утро. Пришлось сказать, что ты оставила телефон у меня…

— Боже-е-е, — стону я, запуская пальцы в волосы и обреченно облокачиваясь на колени. А потом задеваю шишку на виске, зажмуриваюсь и шиплю от боли. — Вот как она чувствует, когда у меня неприятности?

Паша улыбается одним уголком губ и пожимает плечами:

— Позвони и спроси ее об этом.

Он протягивает зажатый в кулаке телефон, и я фыркаю, отмахиваясь от этой идеи. По крайней мере, точно не сейчас.

— Лучше скажи мне, сколько времени, умник?

— Обед.

Я быстро вскидываю голову и тут же жалею, когда в ней начинает шуметь так, словно там рассыпали коробочку с мелкими гремящими детальками.

— Боже! — Аккуратно тру виски. — Я ведь опоздала на работу!

— Хаким дал тебе отгул. Кстати, когда ты собиралась сказать, что он купил вашу фирму?

Я прикусываю язык, словно мечтаю лишить его возможности шевелиться.

— Никогда, — ворчу я и, поднявшись на ноги, проскальзываю мимо Паши, чтобы избежать нежелательных расспросов и смыть с себя в душе вчерашний день.

Затем я все же завтракаю и собираюсь, на ходу пытаясь дозвониться до Костика, который почему-то не отвечает. Тогда я оставляю ему сообщение с просьбой перезвонить мне при первой возможности. И только после позволяю Паше отвезти себя в больницу, где после длинных очередей и обследований мне наконец ставят диагноз: легкое сотрясение и пара ушибов. Я получаю рецепт на таблетки и мазь от синяков. В остальном проблем нет. И если сначала у меня в планах и было включить свое упрямство и явиться на работу, то после пяти часов, проведенных в ЦРБ, единственное, чего мне хочется, — это моя теплая постель и мурчащий комок на груди.

Но когда я все же захожу в свою одинокую квартиру, то вместо желанного отдыха лежу и, пялясь в потолок, просматриваю в своей голове киноленту, где в главной роли выступает самодовольный Айдаров. Больше всего на свете мне хочется никогда не вспоминать о нем и не ощущать его проклятый аромат, который, кажется, до сих пор присутствует в легких, что совершенно необъяснимо после больничной вони, забившейся в мои ноздри на весь остаток сегодняшнего дня.

Но готова поклясться, если сейчас закрою глаза, почувствую древесный запах мужского одеколона, а тело покроется ненормальными мурашки от одного воспоминания о горячей крепкой груди, прижимающейся ко мне. И даже кажется, что близкое присутствие этого мужчины все еще греется под моей кожей.

А все потому, что я зачем-то вспоминаю. Как он ловит меня. Как сильные руки сжимают мое тело. Как его вспыльчивое сердце бьется о мою спину. И как он злится после. То ли на меня, то ли на себя… не знаю. Больше он не говорил со мной. Молча вручил мне чашку чая, а потом в той же странной тишине контролировал своими неожиданно ставшими темно-синими как ночь глазами каждый глоток. И нет, ни один из нас не сказал больше никакой гадости. Мы молчали. Как два идиота. Вокруг было так тихо, что, боюсь, он мог слышать, как билось мое потрясенное непонятной мне заботой сердце.

А затем Айдаров добил меня своим джентльменством, когда помог спуститься со столешницы и проводил до дивана в гостиной, сам сел в кресло, и мы снова продолжили сидеть в тишине, нарушаемой лишь звуками фильма, шедшего по телевизору. Смешно! Но сейчас я даже не вспомню, о чем он был.

Однако мне не стоит забивать себе голову поведением Хакима. Наивность — это последнее, что я должна демонстрировать этому мужчине, ведь я знаю: когда мы увидимся вновь, там, где не будет ночи и слепых стен, он снова начнет вести себя так, словно я блоха под подошвой его дизайнерских ботинок.

Прикрыв глаза, переворачиваюсь на бок и, не дав сбежать встревоженному коту, прижимаю его к груди.

— Он помог мне, потому что я сестра его друга, — шепчу в макушку животному. — Но это ничего не значит.

И кот соглашается со мной, боднув меня в подбородок.

Вот так я и засыпаю, прижимая теплого мурчащего живоглотика, рядом с которым даже головная боль сворачивается калачиком и засыпает вместе с нами. И с грустным пониманием: а Костик так и не перезвонил.

Глава 18

Три дня спустя. Офис

— Привет! — Я вздрагиваю, когда из задумчивости меня вырывает тихий голос Нины.

— Ох, привет…

— Ты где пропадала?

Она догоняет меня и подстраивается под мой шаг.

— Я… — На секунду задумываюсь, стоит ли говорить правду, но тут же отказываюсь от этой идеи, потому что болтушка Нина привяжется ко мне с расспросами на весь остаток дня. — Я приболела. Брала отгулы, но сегодня уже чувствую себя лучше.

— Ох, это, наверное, грипп. Или, может, вирус какой... Ты сдавала анализы? — Закатываю глаза, как можно быстрее пересекая пока еще полупустой офис. — Вот поэтому я делаю прививки. И тебе не раз говорила об этом! А еще есть хорошее средство: лук, чеснок и...

— Ни-и-ина, — качаю головой и вздыхаю, мысленно умоляя ее остановиться, а затем приоткрываю дверь в наш мини-кабинет. — Я здорова. Давай лучше поработаем, — жестом пропускаю коллегу вперед, в комнату, где уже работает несколько человек, что-то быстро печатающих на своих клавиатурах. Они настолько заняты, что не замечают нас, даже когда за нами захлопывается дверь. В тишине кабинета слышится лишь звук щелкающих клавиш, создающий зловещее эхо, возможно, это происходит потому, что в помещении совершенно нет окон.

Стуча каблуками, я приближаюсь к своему рабочему месту и едва успеваю присесть, как натыкаюсь взглядом на стоящую надо мной Нину.