Блеф - Девни Перри Страница 18

Только я видела, как этот фасад треснул. В день стрельбы в фермерском доме она прильнула ко мне. Она плакала у меня на плече, пока я не потеряла ее в толпе полицейских машин, копов и скорой помощи. Забрал ли ее Хакс? Или это сделала ее мать?

С того дня я беспокоилась о Саванне, но, не зная, как лучше с ней связаться, решила узнавать новости через Люси и Дюка. Они заверили меня, что Трэвис оправляется от случившегося. Его мать направила его к психологу. И, по словам Трэвиса, Саванна тоже была на пути к нормальному состоянию.

Но, увидев боль на ее нежном личике, я засомневалась.

— Что-то не так? — спросила я снова, когда она не ответила на мой первый вопрос.

— Моя мама может быть такой стервой.

Я рассмеялась. Да, моя тоже.

— Что она сделала?

— То, что делает всегда. Обращается со мной так, будто я — огромная обуза в ее жизни, сплошное неудобство. Но когда я предлагаю ей отвязаться от меня и жить со своим отцом, она выходит из себя. Она не хочет меня, но и не хочет, чтобы я досталась ему.

Это было так до боли знакомо. Я подошла ближе и положила руку ей на плечо.

— Мне жаль.

Слеза, идеально круглая и крупная, полная печали, скатилась по ее гладкой щеке.

— Зачем я ей нужна, если она никогда меня не хотела?

Саванна оказалась в моих объятиях прежде, чем мой мозг успел осознать, что я притянула ее к себе. Или что она смогла осознать, что я обнимаю ее. Но я крепко прижимала ее к себе, больше всего на свете желая, чтобы она не оказалась в таком положении.

Легче не станет. Она будет бороться с этим всю свою жизнь, ища любви и одобрения своей матери.

— Мне жаль, — прошептала я.

Она всхлипнула и кивнула, ее слезы впитались в мою парку. Затем в мгновение ока она исчезла, вырвавшись из моих объятий.

Саванна вытерла лицо, еще раз шмыгнула носом и вздернула подбородок.

— А тебе-то какое дело?

Ах, да. А вот и упрямая девушка. Та, что прячет свою боль за бравадой.

— Мне есть дело.

— Да, точно. — Она закатила глаза. — Ты даже не знаешь меня. То, что мы видели, как пуля разрывает сердце женщины, еще не значит, что мы друзья.

Черт, у этого ребенка была хорошая усмешка. Лучше, чем у большинства взрослых. Она была рассержена. Она была унижена тем, что я застала ее в момент слабости. Я подняла руки.

— Хорошо.

— Неважно. Я в порядке. — Еще раз закатив глаза, она засунула руки в карманы и пролетела мимо меня, направляясь в противоположном направлении к мотоциклу.

Я ждала, наблюдая, как она пристегивает рюкзак и заводит мотоцикл. Затем она умчалась прочь, даже не взглянув в мою сторону.

— Подростки, — пробормотала я. Как они могли вложить столько злобы в «неважно»? «Неважно». Я попыталась скопировать тон Саванны, возможно, для своей собственной матери, но у меня ничего не вышло.

Когда шум двигателя мотоцикла стих, я продолжила путь к себе домой. Мой указательный палец завис над клавиатурой. Должна ли я кому-нибудь сказать? Саванна сказала, что с ней все в порядке, но это было не так.

Убрав руку с двери, я вздохнула и направилась в галерею. Дверь звякнула, когда я вошла, и моим глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к тусклому освещению.

— Здравствуйте. — Миниатюрная женщина, сидевшая за угловым столом, улыбнулась и поправила очки. — Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Э-э-э… — слова исчезли, поглощенные окружающими произведениями искусства, которые требовали моего пристального внимания.

Ух ты. Каждое произведение завораживало, и ни одна картина не вызывала большего влечения, чем следующая. Стоя среди его работ, я впервые увидела мужчину, который был со мной в постели, и это было гораздо более интимное зрелище, чем секс. Теперь его татуировка обрела смысл. Она была отражением его творчества. Смелая и красочная, без четких линий.

Пейзажи были написаны короткими мазками, густо и тяжело нанесенными на холст. Горы на одном из полотен были такого яркого цвета индиго, что словно врастали в небо. Животные, которых он нарисовал, были выполнены в том же стиле. Волк с мягким на ощупь бело-серым мехом собирал снег на свой черный нос. Радужная форель с коричневыми пятнышками на брюшке и розовато-голубым отливом на боках изгибалась, плывя вверх по течению. Среди деревьев прятался олень с рогами, окрашенными в тот же карамельно-золотой цвет, что и пшеничное поле.

Искусство Хакса не было похоже на то, что я видела раньше. То, как он сочетал грубые мазки с мягкими линиями, придавало картинам очарование. Он придал им жизнь и объем. Он придал им остроту.

Свою остроту.

В правом нижнем углу каждого из них черное пятно портило яркие цвета. Это был отпечаток большого пальца? Я наклонилась поближе, чтобы рассмотреть один из них, и обнаружила следы высохшего отпечатка. Он был… его. Меня нисколько не удивило, что он отказался от написания своего имени, когда простым прикосновением большого пальца можно было назвать его своим собственным.

— Эта одна из моих любимых. — Женщина за стойкой появилась рядом со мной. Сложив руки перед собой, она уставилась на ту же картину, что и я. Бизон.

Бизоны не были моими любимыми животными с тех пор, как мы с Люси встретили стадо этих угрюмых тварей в Йеллоустонском национальном парке. Мы отправились в поход и приняли бизонью тропу за туристическую. Животные были огромными и чертовски пугающими. Возможно, кто-то сказал бы, что они величественны. Я предпочитала называть их сумасшедшими. Даже прекрасная картина Хакса не могла скрыть угрозу в их черных глазах-бусинках.

Гребаный бизон.

Хотя стычка не закончилась полным провалом. В тот день Люси познакомилась с Дюком. Он спас нас от неминуемой гибели и направил в правильном направлении.

В Каламити.

— Вы покупаете для дома или в подарок? — спросила она.

— Вообще-то, я ищу Хакса. — Я холодно еще раз взглянула на бизона. — Он здесь?

Приятная улыбка женщины исчезла, и она искоса посмотрела на меня.

— Он разговаривает по телефону.

— Нет проблем. — Я пожала плечами. — Я подожду.

Она поджала губы.

— И как мне вас представить?

— Эверли Кристиан.

Ей потребовалось несколько неловких мгновений, чтобы начать двигаться. Подозрительно оглядев меня с головы до ног из-за очков в черной оправе, она повернулась и исчезла в коридоре в дальнем конце комнаты.

— Ооокееей, — протянула я, растягивая