Вера Копейко - Мужчина для сезона метелей Страница 18

8

О болезни Надежды Викторовны Фоминой, а значит, о ее причинах, доктора говорили разное. Кроме рассеянного склероза, подозревали миопатию, то есть слабость мышц, и даже раннюю форму болезни Паркинсона.

Надя перестала морщиться от банальностей — мол, все болезни от нервов. Ей больше нравились доктора, которые не шутили, такого отец нашел в Москве. Он работал в клинике Бурденко. Этот уже не молодой, но еще и не старый человек молча осмотрел ее. Потом так же молча прочитал все, что написали предшественники в медицинской карте, вгляделся в снимки, вчитался в результаты анализов:

— Не знаю, что это, Надежда Викторовна, — без запинки перед отчеством произнес он.

Ей понравилось, как он это сказал. Обычно, словно поражаясь несоответствию ее молодости и серьезности недуга, доктора спотыкались — произносили имя и делали паузу. Она сама не знала, почему всякий раз внутренне сжимается, словно уличает их в безразличии. А потом, чтобы «замять заминку», принимались сочувственно стонать:

— Ах, вы такая молоденькая, а вам нужна коляска…

— И тройка лошадей, — бросала Надя довольно злобно, любуясь, как бледнеет лицо очередного доктора.

Но видимо, эта фраза накрепко засела в голове, поскольку неожиданно для себя она бросила и этому доктору:

— Значит, мне нужна коляска и тройка лошадей.

— Не думаю, чтобы вы обошлись такой малостью, тройкой, усмехнулся он. — Вам больше подошла бы упряжка лошадей этак… — он сощурился, окинул ее не докторским взглядом, — в сто.

— Нет, больше, — засмеялась Надя. — «Май фазерз кар из джагуар», — пророкотала она по-английски, вспомнив скороговорку, с помощью которой училась произносить неподдающееся британское «р» на курсах в Финляндии. Дядя Александр постарался — пригласил в гости после второго курса и засадил в летнюю школу.

— Не понял, — сказал доктор. В ожидании объяснения внимательно смотрел на яркие губы пациентки.

— Простите, по-русски это значит всего-навсего: «Машина моего отца — «ягуар»».

— Недурно, — кивнул доктор. — Это правда? — С любопытством посмотрел на Надю.

— Нет, чистый вымысел. Даже не мечта. — Надя засмеялась. — А вообще-то с помощью этой фразы я отрабатывала произношение. «Р-р-р…»

— Полезно, — ухмыльнулся он, — чтобы лишний раз не вгр-р-рызаться в домашних.

— Вы имеете в виду мужа? — улыбнулась Надя.

— Его тоже. Скажу откровенно, Надежда Викторовна, трудно найти мужчину, которому на все это… — он поморщился, — хватит сил. — Он резко выпрямился. — Простите за откровенность и примите совет: силы вам придется искать в себе. Не стройте иллюзий.

— А может причиной болезни оказаться… — тихо начала Надя, но доктор перебил ее:

— Не знаю. Ни я, ни другие. Мой совет: не тратьте силы на то, что изменить нельзя. Придержите их, чтобы осознать, а потом осуществить необходимое. То, что поможет вам жить дальше.

Надя смотрела на жесткое мужское лицо, изучая его точно так, как его глаза изучали ее.

— Вас больше нет в прежней жизни, понимаете? Прежней жизни тоже нет. Но это не так страшно, если подойти осмысленно. Не страшнее, знаете ли, чем уехать из квартиры, в которой вы прожили сколько-то лет. Вам предстоит вселиться в новую. Да, в совершенно другую. Придется привыкнуть к иному расположению комнат, к другим запахам, звукам. К другим домочадцам.

— Поточнее, — хрипло потребовала Надя.

— Если угодно — слушайте. — Он смотрел на нее не мигая. — Переезжайте в квартиру отца. Она большая, с толстыми стенами, комнаты в ней расположены анфиладой, в кресле удобно переезжать из одной в другую. Квартира в центре города, стало быть, докторам легко добираться до вас. Вокруг — старый сад, зелень за окном, полное ощущение изолированности от ходячих. Только птицы перед глазами, но они с крыльями, поэтому не разжигают зависть. У вас ведь никогда не было… крыльев. — Он усмехнулся.

— У вас тоже, — бросила она ему таким же насмешливым тоном.

— Вот видите, я прав. Только что вы озвучили голос зависти. Да, у меня нет крыльев, но мои ноги ходят. На самом деле вы имеете в виду это. А с чувством зависти придется расстаться перво-наперво. Иначе оно вас съест.

— Но… откуда вы знаете, где живут мои родители? Вы…

— Не мучайтесь, Надежда Викторовна, не подозревайте меня в ясновидении. Вы не верите в него, как не верите во всякую мистику. Я тоже. — Он улыбнулся, лицо его стало моложе на десяток лет, докторские насупленные брови под надвинутой на лоб крахмальной шапочкой взметнулись вверх. Он сдернул ее, Надя ахнула.

— Я вас помню. Вы жили…

— На шестом этаже, в соседнем подъезде. Точно в такой квартире, как ваша.

— Вот откуда тонкое знание топографии нашей местности, — хмыкнула она. — Но почему отец не сказал мне, что вы — наш… почти домашний… доктор?

— Наверное, чтобы консультант в ваших глазах выглядел солидней. Я уехал учиться в Москву, когда вы, вероятно, кривовато писали палочки. — Он улыбнулся и поворошил растопыренной пятерней примятые волосы. — Меня трудно не узнать, — сказал он.

— У вас все еще рыжие волосы, — заметила она.

— Все еще, — передразнил он ее. — Рыжие седеют поздно, у нас седина долго не видна. Слышали, надеюсь, волосы цвета соли с перцем? Так это о нас.

Надя во все глаза смотрела на мужчину. Понятно, почему отец нашел его. Она почувствовала, что его можно спросить обо всем. Как старшего брата, которого у нее никогда не было.

Надя вдохнула шумно, свободно.

— Вы сказали, доктор, что я должна привыкнуть к другим домочадцам. — Она произнесла это ровным голосом, без запинки.

— Да. Вам нужна хорошая сиделка, которая станет вашими ногами, отчасти — руками.

— А… мой муж? Как мне…

Он молча рассматривал побледневшее лицо.

— Ваш муж… Приготовьтесь к тому, что он отойдет не на второй план… дальше, — сказал он.

— Я не буду ему нужна? — спокойно спросила Надя.

— Он вам не будет нужен.

— Мне? — Она удивилась. — Но у нас прекрасные отношения… были… всегда.

— Но вас прежней больше нет. — Он пожал плечами. — Так с кем же ему продолжать отношения? Он должен влюбиться в другую женщину, в ту, какой вы сейчас стали. Но удастся ли? А вы, нынешняя, сумеете полюбить вашего мужа?

Тупая боль забилась под левую лопатку.

— Он меня бросит? — усмехнулась она.

— Нет, — сказал доктор. — Не думаю. Все нормальные люди — люди долга. Он останется при вас, если вы потребуете. Но не с вами.

Надя кивнула.

Доктор помолчал. Потом снова заговорил:

— Я изучаю больных, а не здоровых. Поэтому говорю о людях с измененной физиологией, а стало быть, с измененным сознанием. Это все о вас, не о нем. Вам решать его судьбу, не ему — вашу. Вы оказались с ним в разной жизни. Как ихтиолог вы знаете, что существуют рыбы мелководные и глубоководные. Вы же не удивляетесь, что каждая порода выдерживает давление определенного столба воды?