Долорес Палья - Где ты, любовь моя? Страница 18

- И все еще любишь его, - долетел до меня голос Клода, низкий, неверный.

Я не ответила. Да этого и не требовалось.

Это было в 1955 году. С тех пор мы ни разу не говорили о нем. Я любила Гевина, но по-другому. Жизнь била ключом, четверо детей. Мы просто никогда больше не говорили о нем, и все тут.

На рю Бонапарт, по пути к реке, меня снова охватил страх. Что известно Клоду? Зачем он летит сюда, в Париж? На глаза навернулись слезы, улица поплыла. В голове у меня крутился один вопрос, крутился и крутился, как огненное кольцо в темноте. Кто поступил так со мной, кто искалечил меня, кто разрезал мою душу надвое? Где теперь Алексис? Кто сделал это, кто, если не я?

Глава 12

- Знаешь, - задумчиво произнес он, - мы как будто в двух мирах живем, ты и я. То снимаем маски, то одеваем, как двуликие Янусы.

Мы расположились на набережной острова Сите, рядом с памятником Генриху IV. На дворе стоял первый теплый мартовский денек.

- Когда мы здесь, на Левом берегу, с Клодом, Филиппом и остальными, мы одни. А когда мы в отеле у каналов - мы совсем другие. В кафе сидим одни мы, вдоль шлюзов гуляем другие мы.

Он повернулся на живот, чтобы поглядеть на мою реакцию. Я ничего не ответила, и он продолжил:

- Другие мы - тайные. Более… более реальные. Или менее реальные, может быть. Да, наверное, менее реальные.

- Я - вполне реальная, - прошептала я.

Он смотрел на траву, на тоненькие росточки городской травки, пробивающиеся через мостовую. Пальцы его водили вверх-вниз по травинкам, как будто перышки гладили, только чтобы потрогать - какие они на ощупь.

- Я не уверен, что ты - реальная, - медленно произнес он. - Не уверен, что ты здесь, что это твоя рука, что это твое плечо, что это твое дыхание качает травинки. Совсем не уверен.

Он снова перевернулся и обхватил колени руками. Теперь мне не было видно его лицо.

- Знаешь ли ты, что заблудившиеся в пустыне люди часто видят миражи? Известно ли тебе, что такое галлюцинации? Голод тоже способен вызвать галлюцинации. Не только голод физический, от отсутствия еды, но голод… от отсутствия привязанности… любви, когда ты ищешь того, кто будет искать глазами именно тебя, смотреть на тебя и знать - это ты, а не просто бросит взгляд мельком и пройдет мимо. И тогда появляется кто-то… кто… всего лишь галлюцинация, мираж, от одиночества. Иногда я просыпаюсь - не только во сне, но и наяву, - просыпаюсь, и мне становится холодно и страшно, потому что я понимаю - ты всего лишь мираж, что меня просто мучает голод, и мне хочется кричать, потому что тебя не существует. И пустота, одна пустота вокруг, такая знакомая, во всем теле пустота.

Я протянула руку и коснулась его плеча:

- Я реальная. Тебе нечего бояться.

Он молчал, отвернувшись от меня.

- Милош?

Но он не откликнулся. Просто сидел, уставившись на траву.

Сегодня, теплым весенним вечером пятнадцать лет спустя, другие парочки прогуливались по острову Сите, сидели на траве, ловили последние лучи заходящего солнца. Но огромного дуба у подножия лестницы, прекрасного огромного дуба больше нет. Он погиб в буре. Неизбежный Париж, неизменившийся Париж, вечный Париж. За исключением небольших деталей.

А потом весенний дождик принялся рисовать узоры на стекле, кубы и стрелы, кружево и замки среди деревьев, листвы и теней. Всю субботу я работала над портретом. Очень трудным портретом. Никак не могла сосредоточиться, понять его, осмыслить природу того света, который отражался в его глазах, передать его. Милош пришел около пяти. Сколько месяцев прошло? А я все еще подпрыгивала от радости, когда видела на его лице приветственную улыбку.

- Как продвигается работа? - Он взглянул на мольберт. - Уф! Неужто я и впрямь такой грустный? - Он скорчил портрету рожу. - Меланхоличный славянин?

- Или просто священник? - улыбнулась я ему в ответ.

Я продолжала писать, не обращая на него внимания. Время от времени я слышала его шаги, замечала, что он то стоит у окна, то сидит на кровати, читает. Однако через некоторое время я скосила на него глаза, и меня поразило выражение его лица: взгляд мрачный, почти холодный.

- В чем дело?

Он поднялся и взял сигарету.

- Дело. Английский язык такой странный. Дело, деловой, в чем дело? Дело, безделье, окунуться в дело с головой, дело жизни, призвание, служение, сбежать от дел, спастись, спасение, избавление, заблуждение, любовь, Бог, мир, плоть, война, кровь, голод, молодость, Дух Святой…

- О чем это ты? - ужаснулась я, хотя интуитивно понимала, что рано или поздно это должно было произойти. - О чем ты?

- Ни о чем. Извини.

- Давай выкладывай.

- Нечего выкладывать…

- Хочешь сказать, что не желаешь обижать меня.

- Нет. Я не желаю обижать тебя. Но я не то хочу сказать. Это… дело не в тебе… дело во мне.

- Ты имеешь в виду плотский грех и все такое.

- И все такое. Именно так. Ты знаешь, что это - «все такое»? Ты знаешь, что мы грешим? Попираем мораль? Нарушаем обет? Ты знаешь, что я нарушаю обет?

- А я - нет! Это точно! - зашлась я. - И любая догма, которая твердит, что ты погряз в грехе…

- Почему? Только потому, что любовь сильнее всего остального? Только поэтому она оправдывает сама себя, оправдывает все на свете? Нет, это не так. Или Фрейд сметает заповеди Господни? Ничего подобного.

- Что с тобой, Милош? Что случилось?

- Ничего не случилось. То есть все случилось, просто я отказывался посмотреть правде в глаза. Потому что не могу позволить себе потерять тебя. Не могу позволить себе сказать: да, я поддался плотскому греху, но все это было ошибкой, и, кроме того, я так молод, и мне нравится заниматься любовью, но я слишком беден, чтобы жениться, а она такая продвинутая девушка, американка, очень современная, потому я и пал, но все было ошибкой, и я больше не буду делать этого. Нет, я не могу произнести эти слова. Я не лицемер. А ты не такая уж продвинутая для этого…

- Продолжай, - подхлестнула я его. - Выговорись. Ты «живешь в грехе», по твоим понятиям?

- И по твоим тоже, надеюсь.

- Нет, только не по моим. Вовсе нет.

- Но ты ведь не порочна!

- Нет, я так не думаю. Просто я люблю тебя, только и всего. Не жить с тобой - вот что противоестественно, лицемерно, вот когда я стала бы лгать себе…

- Когда? Хочешь сказать, если бы лишила себя удовольствия, на которое не имеешь никакого права?

- Но я имею право! Мое тело принадлежит только мне, и управляет им мой разум. И я не истязаю его. Я делаю с ним то, для чего оно было создано… если говорить начистоту. Я люблю тебя…

- Поэтому я имею тебя, - прервал он меня.

- Порочно это или нет?

- Конечно да.