Я (не) буду тебе женой - Эльвира Владимировна Смелик Страница 19

Родители в основном работали, а Иланой занималась бабушка. Она, не стесняясь, могла говорить о сексе, но, наверное, взгляды у неё были не совсем типичные. Нет, она не возмущалась и не пыталась внушить внучке, что ни в коем случае нельзя до свадьбы, что первый должен остаться единственным и на всю жизнь – не настолько доисторической она была – но в таких разговорах просто оказывалась слишком реалистичной.

– Ну, если уж прямо никак не перетерпеть, то почему нет, – бабушка невозмутимо пожимала плечами. – Главное, предохраняться не забывайте. И ещё… имей в виду… что зачастую парню вообще не важно, чьё там под ним тело. Ему не обязательно любить, да иногда даже испытывать симпатию необязательно, чтобы сильно возбудиться и переспать. Только вот и такой ни к чему не обязывающий секс может иметь последствия. Ты же сама знаешь, стопроцентной гарантии ни у какого способа нет, и всякое случается. Зараза какая-нибудь, конечно, неприятна, но лечится. А вот с беременностью сложнее. Поэтому либо будь готова на аборт, либо растить ребёнка одна. Или же выбирай такого, который точно разделит с тобой ответственность. Не через силу, не по принуждению, а осознанно, иначе всё равно сбежит. Который не обязательно женится, а хотя бы финансово поддержит.

Но Илану совсем не устраивало «хотя бы финансово», оттого она и не торопилась. А вот с Глебом она бы точно не стала дожидаться свадьбы. Тем далее та была не просто какой-то призрачной перспективой, а уже запланированной и рассчитанной. Но Глеб не только и раньше не пытался с ней сблизиться, но даже сейчас она оказалась ему не нужна.

Илана в очередной раз судорожно втянула воздух, шмыгнула носом, провела под ним тыльной стороной ладони, закусила губу.

Хватит тут сидеть, как дура! Она не жалкая! На самом деле не жалкая. И не будет убиваться, катаясь с горя на полу. И рыдать тоже не будет, чувствовать себя недостойной. И это белое платье… реально достало.

Она упёрлась ладонями в пол, приподнялась, распрямилась. Правда пришлось опять наклониться – за платьем. Но Илана не подобрала его, и уж тем более не надела, а просто ухватилась пальцами за верхний край корсета, потом медленно направилась в спальню, прямо так – в одних трусах и бюстгальтере.

А что? Имеет право ходить, как хочет, даже совсем голой – она же у себя дома. Да и стеснять ей нечего, даже если кто увидит. Она стройная и привлекательная, у неё отличная фигура. А бельё… бельё просто восхитительное и безумно сексуальное. Как и она в нём.

Илана шла, по-прежнему сжимая край корсета, и платье волочилось следом. Совсем как ненужная тряпка.

Да ведь так и есть – очень красивая, очень дорогая, но совершенно бессмысленная тряпка, которой не удалось превратить деловой брак в настоящий. А ведь Илана знала с самого начала, что он именно такой, да и Глеб именно так его и воспринимал. Только она что-то себе нафантазировала. Романтичная дурочка в розовых очках. И вот они разбились.

Теперь-то уж точно разбились, разлетелись в пыль – больше не соберёшь. Чудесная картинка поломалась, рассыпалась на части, открыв спрятанную за ней реальность. И та не ужасна, нет. Та просто такая, какая есть – до чёртиков реалистичная, без радуг, сказочных цветов, единорогов и феечек в пышных платьях. Примерно таких, какое Илана тянула за собой.

Зайдя в спальню, она просто бросила его на один из стульев, потом подошла к кровати.

Взгляд упал на лежащий на тумбе телефон, и нестерпимо захотелось взять его, выбрать нужный номер – неважно, чей, мамин, папин или бабушкин – и, дождавшись ответа, попросить: «Пожалуйста, заберите меня отсюда. Как можно скорее. Заберите домой! Не хочу, не хочу, не хочу здесь оставаться!»

Конечно же, они не бросят её, а сразу приедут. Примчатся. И станут расспрашивать, что случилось, кто её обидел. А когда она всё объяснит, скажут: «Милая! Что ж ты раньше молчала? Ведь в любой момент можно было всё прекратить. Никто не выдавал тебя замуж силой, никто не тащил силком к алтарю. Почему ты говоришь об этом только сейчас?»

Потому что она – самая большая на свете дура! Разве не ясно? Ещё и готовая посреди ночи всполошить и перепугать самых родных ей людей. А они точно перепугаются, подумав будто с ней стряслось что-то жутко плохое.

А с ней стряслось не плохое, просто она вдруг прозрела, резко и жёстко. И хватит уже, как что, бежать к мамочке и папочке, ябедничать, скулить, просить, чтобы всё за неё решили, пожалели бедную деточку, защитили. Ничего с ней за ночь не случится, переживёт – не сдохнет. Потому что, похоже, она больше не способна ни чувствовать, ни ощущать.

Илана рухнула на кровать, абсолютно обессиленная и опустошённая, вжалась лицом в подушку. Она надеялась, что заснёт моментально, наконец-то отключится, выпадет из этой надоевшей действительности, но…

Ничего подобного! Она настолько вымоталась, что даже на такое простое действие оказалась неспособна. А в голове по-прежнему роились мысли, от которых никак не избавиться.

Неужели это правда? Что у него есть другая. Что сейчас он с ней. И ту, которая… неужели нисколько не смущает роль любовницы?

Хотя ведь наверняка не смущает. Таким всё равно, главное, не упустить своё, ухватить кусочек, не взирая на обстоятельства, даже если придётся тайком украсть или нагло вырвать из чужих рук.

Интересно, какая она?

Типичная стерва, беспринципная и самоуверенная, даже не скрывающая своей натуры, которая всегда ярко и откровенно одевается и ведёт себя вызывающе, чтобы не остаться незамеченной. Дерзкая хищница, воспринимающая мужчину, как добычу, и не считающая зазорным отбить его даже у законной жены. Это же ради любви, а потому – не является мерзким.

Или, наоборот, скромная серая мышка, неприметная тихоня, робкая и послушная, привыкшая изображать незаинтересованность и невинность и действовать исподтишка. Такие, когда им говоришь, что они поступили подло, только хлопают глазками и лепечут в оправдание, будто это он оказался настолько одержимым и настойчивым, всеми силами добивался её, а она не хотела, просто уступила и поддалась, потому что тоже любила, но ведь ничего не делала специально.

Видела Илана таких, особенно в универе, праведных, чистых и немеркантильных, которые влюблялись почему-то