Даниэла Стил - Счастье Страница 19

– Возможно. Может, я это говорю. Может, ты сама. А может, ты просто дикая эгоистка и мы тебя ни черта не волнуем. Это возможно, не так ли?

– Возможно. Ты хочешь сказать, чтобы я больше сюда не возвращалась?

– Я этого не сказал.

Проблема состояла в том, что Оливер желал ее возвращения, и всегда бы желал, независимо от того, как бы она поступила с ним и с детьми, но в тот момент он ненавидел ее за причиненную семье боль. Сэм цеплялся за пего, словно тонущий, и таким он в самом деле был. Его рана не будет заживать очень и очень долго. Оливер говорил совершенно серьезно. Он задавался вопросом, не останется ли у них эта рана на всю жизнь. У Сэма, конечно, останется, особенно если Сара не вернется, что было вполне возможно. Она это отвергала, но кто знает – все может измениться, попади она снова в Гарвард. В ее жизни появятся новые люди, а муж и дети будут далеко-далеко. Для них обоих гарантий больше не было.

– Я думаю, мне следует уехать в ближайшие дни. Всем нам будет слишком тяжело, если я затяну с отъездом.

– Как хочешь.

Он пошел в ванную и разделся. Сара вдруг перестала быть ему близка. Только прошлой ночью они любили друг друга, а теперь она стала ему чужой. Чужой женщиной, которая пришла в его дом и оскорбила чувства его детей.

– И когда ты думаешь уехать? – спросил он, вернувшись в спальню.

– Вероятно, послезавтра. Мне надо собраться.

– Может, мне забрать куда-нибудь ребят, чтобы они не видели, как ты уезжаешь?

– Неплохая мысль.

Сара печально посмотрела на мужа. Говорить больше было не о чем. Они уже все высказали: обвинения, извинения, объяснения. Слезы тоже были.

– Я не знаю, что тебе еще сказать.

После прошедшего вечера, когда оба видели, как плакали дети, слова не требовались. Все же Сара своего решения не изменила.

– Я тоже не знаю.

Сара промолчала, она выглядела надломленной и оцепенелой.

Так они молча и лежали в темноте, пока наконец далеко за полночь Оливер не уснул. Сара же не спала до самого рассвета, слышала, как под утро вернулся Бенджамин, но ничего ему не сказала. Парень он был хороший, на его долю выпали нелегкие переживания, да и будущее ему предстояло не из легких. А он все еще был лишь мальчиком. Так по крайней мере думала Сара.

В ту ночь Бен стал мужчиной, для него это стало удивительным и прекрасным переживанием. Родители Сандры уехали, и он впервые познал физическую близость. Получилось так, будто судьба подарила ему женщину взамен той, которую он потерял чуть раньше в тот же вечер. Ночь показалась Бену странной – горькой и сладкой одновременно. После любовных восторгов они до поздней ночи говорили о том, что произошло у него дома. Сандра понимала его с полуслова, как никто другой. Потом они опять занимались любовью, а когда наконец Бенджамин вернулся домой, то лег в свою постель и стал размышлять о любви, овладевшей им, о матери, которую потерял, и вдруг понял, что потеря эта не такая уж страшная, раз у него есть Сандра.

Сара лежала, вслушиваясь в тишину дома, где спала вся ее семья. Она снова хотела бы ей принадлежать, но уже больше не принадлежала. Она была кем-то посторонним, и единственное, что ей оставалось, – это добиваться успеха в новой жизни, перспектива которой радостно волновала ее, несмотря на высокую цену, оплаченную сердечными и душевными травмами.

Пока все еще спали, Сара встала и начала собирать вещи. Все, что хотела взять, она упаковала в три чемодана и, когда Оливер встал, была готова. Приняла душ, оделась, заказала билет на самолет и забронировала гостиницу, где уже когда-то останавливалась. Отъезд был намечен на вторую половину дня.

– Куда ты собралась в такую рань?

Оливер удивился, видя ее одетую, и понял, что, пока он спал, многое было сделано.

– Пока никуда. Я уезжаю вечером. Детям скажу, когда они встанут. Они не огорчатся больше, чем уже огорчены. Съезди с ними куда-нибудь, хоть ненадолго.

– Попробую. Надо проверить, какие есть возможности.

Оливер принял душ, оделся, сделал несколько звонков. А за завтраком оба объявили детям, что Сара уезжает раньше намеченного срока, а они с отцом отправятся в Вермонт кататься на лыжах. Агнес было поручено собрать Сэма. Бенджамин поначалу хотел отказаться от поездки. Он сказал, что намерен позаниматься.

– Во время рождественских каникул? – скептически спросил Оливер, а сам подумал, не в девушке ли тут дело.

– А на сколько мы едем?

– На три-четыре дня.

Для того чтобы отвлечься, вполне достаточно, если вообще возможно, а потом снова в этот склеп, в который превратится дом после ее отъезда. Впрочем, уже превратился.

Детей ошеломила новость о срочном отъезде Сары, но уже не так сильно, как объявленная накануне вечером, и они только покивали головами, едва притронувшись к завтраку. Бенджамин выглядел усталым, ел вяло и мало говорил, Мел вообще ни с кем не разговаривала, а Сэм все посматривал на отца, словно хотел убедиться, что тот все еще здесь и не бросил их.

В конце концов Бенджамин согласился поехать с ними в Вермонт, и Оливеру удалось увезти их в четвертом часу, до того, как Сара отправилась в аэропорт. Прощание было тяжелым, Сэм снова расплакался, Агнес стояла в дверях, оцепенев от ужаса, и даже у Бенджамина на глазах выступили слезы. Сара не могла говорить, а Оливер плакал, не стесняясь, за рулем машины. Он только раз взглянул в зеркало и почти физически ощутил разрыв сердца, когда увидел, что Сара стоит перед домом и, подняв руку, в последний раз машет им. Вся его жизнь пошла насмарку, в один момент он потерял любимую женщину и все, что упорно создавал. Все это было принесено в жертву безумной идее, которая овладела Сарой. Оливер подумал, что детям не вредно увидеть, что он плачет, ведь ему было так же больно, как им. Он посмотрел на Сэма, сидевшего рядом, улыбнулся сквозь слезы и обнял его.

– Не плачь, старина. У нас все будет о'кей. И у мамы тоже.

– А мы ее еще увидим?

Именно этого Олли больше всего боялся. Сэм теперь не верил никому и ничему. Правда, Олли сам потерял всякую веру. Можно ли было винить за это мальчика?

– Ну конечно. Через пару дней нам станет легче, хотя сейчас ужасно грустно, правда?

У Оливера опять сорвался голос. На заднем сиденье Бенджамин высморкался. Мел тоже плакала, но она была погружена в собственные мысли и с самого утра ни с кем ни о чем не говорила.

Странная перспектива маячила впереди – быть им и матерью, и отцом одновременно, взять на себя ее обязанности... водить их к врачу... к зубному... покупать Сэму обувь... Когда на все это найти время? Как справляться без нее? Но что важнее – как жить без любимой женщины, без ее ласки, ее смеха, ее добрых, заботливых рук?

Дорога до Вермонта была долгой и проходила в молчании, пока в Массачусетсе не сделали остановку, чтобы поужинать.