Солнце мое (СИ) - Войлошников Владимир Страница 19

Звук хрипящей маломощной колонки, которую вынуждали терзаться на пределе своих возможностей, приближался. Да блин, ну как вы можете такую дрянь слушать, уши же сворачиваются?.. На уровне «я ушол — я пришол — и к тибе я падашол», фу, блин…

— О-па! Ты глянь, какая герла!

Я приподнялась на локте и прищурилась — приближались они со стороны солнца. Два спортсмена. Это кагбэ ирония такая, потому что народ всё ещё массово ходил в спортивных костюмах майд ин Чайна. Нет, другая одежда тоже уже появилась, но некоторая инерция, понимаете ли…

Спортсмены оказались неожиданно быстрыми. И при этом неприятно… пьяными что ли? Или ещё какие обдолбанными? Но нарики, когда вмажутся, они же наоборот, замедленные такие. Это даже и по анекдотам, массово появившимся в последние годы, видно. Типа про наркомана и черепах. А эти были резкие, как понос. И почему-то они решили, что в этой части леса девушка, лежащая вот как я на покрывале, просто обязана желать незамедлительно вступить с ними в короткие, но яркие экстатические отношения.

Я только и успела, что пискнуть и в сторону шарахнуться. Ближнего хлестанула по лицу покрывалом, впрочем, особо не преуспела. И что-то я вдруг так испугалась, аж до паники. Про всё забыла — что кричать надо, про Вовку… — только вот эти две рожи смрадные, которые обошли меня с двух сторон. И ещё я очень остро осознала, что мои босоножки — по траве, да по торчащим из земли берёзовым корням, да в гору — против их кроссовок не роляют.

— А ну, свалили отсюда, уроды!

— Э, ты чё такая дерзкая⁈ Ты за базар не хочешь ответить?

Я подскочила и попятилась от них спиной, забираясь вверх по горке. Блин, где все эти гуляющие, когда они так нужны?

Ближний, который с магнитофоном, наклонился поставить своё орущее чудовище, и вдруг метнулся вперёд, дёрнул меня за щиколотку, опрокидывая на спину.

Второй рванулся тоже, навалился сверху, вцепляясь своими клешнями мне в запястье, выкручивая:

— Что, сука, сильно гордая?..

Развить свою мысль он не успел. Мимо моего лица просвистела рельефная подошва сорок седьмого размера, и любитель музыки и женщин отлетел вниз по склону метра на четыре.

Вовка!

Я вжалась в землю, надеясь, что меня не затопчут. Но ракурс! Художник во мне не может умереть и пропустить такой шанс!

Магнитофонщик выдернул из кармана кастет. Видать, решил, что это стопроцентный козырь. Ну и дурак. Козырь — это умение. Помноженное на скорость! Н-на!.. Из носа у него хлестанула кровища. Так тебе и надо, тварь!

Рядом с лицом шмякнула густая кровавая капля.

Я, наконец, пришла в себя настолько, что сообразила откатиться в сторону из-под ног дерущихся парней.

Сломанного носа магнитофонщику оказалось мало. Он решил провести мощный удар ногой. Что-то такое модное, из карате, типа маваши-гери. Вовка поймал его ногу и ударил в колено. Сбоку. Прям рукой, ага. Первый раз в жизни я увидела, как человеку ломают ногу. И почти сразу — второй, потому что второй урод очухался и тоже побежал бить ногой. В одной секции они занимаются, что ли? А что более вероятно — по одним видеокассетам с Брюсом Ли тренируются.

Тренировались.

А ещё более удивительно, что я успела рассмотреть такие детали! Обычно я бой воспринимаю как «вж-ж-жух — вж-ж-жух, кто-то куда-то промчался, а кто победил?» Не успеваю я фиксировать вот это всё. А тут успела.

И глаза Вовкины, бешено-жёлтые успела увидеть.

Жёлтые???

Вовка подошёл и подал мне руку:

— Ты как, нормально?

И глаза почти уже нормальные, хвойно-зелёные.

— Аг-га, — зубы у меня мелко застучали.

Я с удовольствием разбила о берёзу их хрипатый магнитофон.

И в рожи обоим этим воющим козлам с не меньшим удовольствием плюнула бы, но Вовка заторопил меня:

— Пошли-пошли-пошли! — глянул на свои руки — кровь, я так понимаю, была чужая, — Ты пока пакет понеси, испачкаю.

— Пош-ш-шли к вод-д-де спустимся? — зубы у меня периодически начинали стучать, как будто накатывало что, — Там, у заваленной берёзы спуск б-б-был, помнишь?

— Да-да, вот туда и пошли. Бегом-бегом. Давай-давай-давай…

Теперь вода не показалась мне такой уж холодной. Я как-то вообще температуру мимо пропустила. Трясло меня, понимаете ли. И сильно хотелось помыться, так, чтоб с мылом и мочалкой. Как вспомню, как они меня хватали, бр-р-р…

Холодная вода помогла немного скинуть адреналин, хотя и не до конца. Болтливость прорезалась, просто атас. Атас, атас, атас…

Атас!*

*Расторгуеву привет!

Через пляж мы не пошли, поднялись через лес сразу к жилым домам на дальней части Мухиной и уже по дворам вырулили к Юбилейному. Когда пляж остался изрядно позади я наконец спросила:

— Вов, а чего мы бежим? Они же первые напали.

— Ага. Двое пострадавших. И их свидетельские показания против моих. А про тебя они скажут, что вообще не трогали — одежда целая, синяков нет.

Я потёрла запястье и передёрнулась:

— Вот козлы!

И тут меня накрыло. Испугалась я задним числом, просто пипец как.

Большую часть пути помню плохо. Трясло меня как в лихорадке. А ещё я, кажется, плакала и вытирала лицо полотенцем.

Я позвонила в дверь, потом ещё раз, потом вспомнила, что никого дома нет, и начала искать ключи. И в панике долго не могла найти, хотя там и теряться-то негде было… Вовка терпеливо ждал. Потом помог мне попасть в замочную скважину…

И только когда наша хлипкая дверь закрылась за нами на два замка, я поверила, что всё закончилось, и начала реветь прямо в три ручья.

— Тихо, тихо, всё хорошо. Пойдём, умоемся… — он проводил меня в ванную и включил тёплую воду.

Умывалась я трясущимися руками и вымочила всю свою майку. И меня снова затрясло, аж до стука зубов. Вова потрогал мои ледяные пальцы и тревожно спросил:

— Одеяло есть какое?

— Покрывало, там. В правой комнате…

Он сбегал и притащил моё пушистое покрывало, и завернул меня, как кулёк…

Мы сидели у меня в комнате. Точнее, Вовка сидел — прямо на ковре, на полу. А я у него на руках, наполовину выбравшись из одеяльного кокона. Он был живой и тёплый, и прижиматься к нему было лучше, чем кутаться в местами промокшее одеяло. На меня волнами накатывал пережитой страх, я то успокаивалась, то снова вспоминала этих насильников и начинала трястись, судорожно цепляясь за его футболку. Он немного покачивал меня и бормотал какие-то утешительные слова, и целовал меня в прикрытые веки, и от этих поцелуев наконец-то становилось тепло.

Руки мои согрелись, я потянулась его обнять, и тут он прошептал мне на ухо:

— Маечку мокрую давай снимем… — и стянул с меня мокрый топик, а заодно и свою футболку снял. — Замёрзла, маленькая…

Вот тут на меня плеснули жаром прямо конкретно. Я хотела сказать, что так нельзя, не положено, но он уже притянул меня к себе, и мои прохладные груди прижались к его горячему телу, а его нежный язык ласкал мои губы, будя во мне совершенно новые незнакомые ощущения… Я вдруг вспомнила, что надо бы бояться — и сразу забыла, провалилась в этот жар, в захлёстывающее головокружение, в стоны, в водоворот, накрывающий с головой…

Он лежал рядом, и кожа его была влажной и слегка прохладной. Я погладила его по плечу. Лень было даже глаза открывать. И немножко больно всё-таки, сейчас дошло…

Он немного отстранился и смотрел на меня, слегка улыбаясь:

— Какая же ты сладкая…

От этого взгляда было стыдно и хотелось спрятаться, и в то же время, он доставлял удовольствие…

Я перекатилась и уткнулась носом ему в подмышку:

— Не смотри на меня так, я стесняюсь… Хотя нет, смотри! — я принюхалась к своему мужчине, — Боже, как же ты обалденно пахнешь, — вот тут он, кажется, удивился.

— Я потный…

— Пофиг! Обалденно… — Я поцеловала его в плечо. Да, с закрытыми глазами, — А хочешь, пойдём в душ? Не так жарко будет?

Жарко… А ведь, действительно, жарко! Как же я недавно замерзала? Это от нервов всё…