Лезвия и кости - Хизер К. Майерс Страница 19

Ненавижу, каким проницательным может быть Дэмиен.

Когда я начал стягивать с себя снаряжение, я остро ощутил на себе его взгляд, анализирующий, расчетливый.

"Разве ты не собираешься спросить, что случилось?" Дэмиен настойчиво продолжал, его любопытство было тонко завуалировано. "С твоим братом и той девушкой?"

Вопрос искушал меня, разжигая любопытство, которое я не хотел признавать. Но я отказался играть на руку Дэмиену, чтобы доставить ему удовольствие от осознания того, что он задел меня за живое. Вместо этого я сосредоточился на своем снаряжении, снимая его с нарочитой медлительностью, молчаливо давая понять, что не собираюсь ввязываться в его игру. Может, у Дэмиена и были свои соображения, но я не собирался давать ему больше боеприпасов.

"Отвали, Синклер", — сказал он.

Дэмиен хихикнул. "Да", — сказал он. "Именно так все и было".

Я отправился на следующее занятие — курс спортивного менеджмента, посвященный переговорам о заключении контрактов и представлению интересов спортсменов. Это был важнейший предмет для тех, кто стремится работать в спортивной индустрии на высоком уровне. Донован тоже был зачислен на этот курс, что только усиливало напряжение в наших отношениях. Как обычно, мы поприветствовали друг друга лишь коротким кивком, после чего заняли свои места в противоположных концах лекционного зала.

Занятие прошло как в тумане, мое внимание металось между лекцией профессора и окружающими меня людьми. После занятий мне нужно было зайти в "Ящик Пандоры" и отдать свои коньки на заточку. Обед я пропустил, так что перекушу в кафе, как только разберусь с этим.

"Так, теперь давайте выучим то, что читали на прошлой неделе", — сказал профессор Вантабе.

Я потянулся за тетрадью. Вантабе был старомоден и не разрешал пользоваться ноутбуками и даже телефонами во время лекций. Он хотел, чтобы все делалось от руки.

Я взглянул на брата и увидел, что он сидит лицом к лицу с девушкой, которая сидела рядом с ним. Мои глаза сузились. Я не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь был таким откровенным, особенно когда мы учились в одном классе. Может, ему было все равно? Он по-прежнему был спокоен, как обычно, но когда она протянула руку и коснулась его руки, он не отстранился. Напротив, он наклонился ближе и, казалось, помог ей с заданием. Это было несвойственно ему, который обычно держался особняком и редко предлагал помощь так открыто, особенно незнакомому человеку.

Я не мог не почувствовать прилив раздражения от увиденного. Это было лицемерием, я знал это. Я боролся с собственными непонятными чувствами к Сиенне и не мог смириться с тем, что Донован так легкомысленно относится к другой девушке, особенно когда у него есть Сиенна. Без предупреждения карандаш в моей руке сломался под давлением моей хватки.

Посмотрев на сломанный карандаш, я понял, что Дэмиен верно подметил мое мнение. Я был эмоционален, когда дело касалось ее, больше, чем хотел признать. Если бы я не был осторожен, то стал бы таким же, как Эрен, — неконтролируемый беспорядок эмоций. Мне нужно было отдалиться от нее, чтобы восстановить контроль над чувствами, которые грозили захлестнуть меня. Это был единственный способ сохранить самообладание и сосредоточиться на том, что действительно имело значение, — на моем будущем и карьере.

Если Донован хочет трахаться, это его дело. Не мое.

И если Сиенна не могла понять, что он ей не подходит, если она продолжала вскакивать, чтобы подать ему кофе, несмотря на то, как он с ней обращался, это тоже была не моя проблема.

Профессор Ватанабе завершил занятие, задав очередную главу для чтения, в которой обещал углубиться в сложности спортивного менеджмента. Когда студенты собрались, и шум разговоров заполнил комнату, я собрал свои вещи и направился к выходу, думая уже о следующем задании.

Не о брате.

Не о Сиенне.

Прибыв в "Ящик Пандоры", я ощутил знакомый холод катка. В вестибюле мне бросилась в глаза доска объявлений. На ней висело несколько листовок с объявлением о "Шайбах и тарелках" — ежегодном благотворительном мероприятии нашей команды, запланированном на среду перед выходными в День благодарения. Это было значимое событие, объединяющее хоккей и дело, но в этом году я не ждал его с нетерпением. Мысль об участии, о том, чтобы быть на виду, когда моя личная жизнь так неспокойна, была не слишком привлекательной. Именно поэтому я проигнорировал флаер "Хэллоуинского маскарада" — еще одного благотворительного мероприятия "Титана", на которое мне предстояло пойти.

Отбросив эти мысли в сторону, я направился к стойке с коньками. Обычно здесь кипела бурная деятельность, но в этот час было относительно тихо. Я поприветствовал сотрудника за стойкой и отдал свои коньки на заточку. Это рутинное занятие, часть моей обычной подготовки к играм и тренировкам, было почти терапевтическим. Это был один из немногих моментов в моем дне, когда я мог сосредоточиться на чем-то простом и понятном, отвлечься от сложностей, которые, казалось, преследовали меня повсюду.

Оставив коньки у персонала и повернувшись, чтобы уйти, я глубоко вздохнула, пытаясь проветрить голову. Холодный воздух катка освежал.

Пока я не увидел кого-то знакомого.

Сиенна.

Мне следует уйти. Она меня не видела, и это было хорошо.

Но тут она прикусила нижнюю губу, и в моей голове промелькнуло воспоминание о прошлой ночи, когда я видел, как она делала то же самое, пытаясь сдержать хныканье, а потом еще раз, пытаясь сдержать стоны удовольствия, когда она ласкала себя мыслями обо мне.

Черт.

Мои ноги двинулись с места раньше, чем голова успела за ними ухватиться.

Пока я пробирался по катку, мои глаза случайно зацепились за Сиенну, стоявшую у самого бортика. Ее взгляд метался между часами на табло и дверью. Было ясно, что она кого-то ждет, и я не мог не задаться вопросом, кто бы это мог быть.

Ее светлые клубничные волосы были убраны с лица в беспорядочный хвост, а глаза горели предвкушением. Сегодня она была одета в свой наряд для фигурного катания, готовая выйти на лед. В ее наряде сочетались функциональность и стиль, обеспечивая свободу движений, необходимую для выступлений.

Мой взгляд упал на ее коньки. Они были те же самые, которые она носила последние два года, и это